Оба извращают в корне как учение Маркса о государстве, так и учение его о диктатуре пролетариата, причем Вандервельде больше останавливается на первом вопросе, Каутский на втором. Оба затушевывают теснейшую, неразрывную связь того и другого вопросов. Оба на словах революционеры и марксисты, на деле – ренегаты, направляющие все усилия на то, чтобы отговориться от революции. У обоих нет и тени того, что пронизывает насквозь все произведения Маркса и Энгельса, того, что отличает социализм на деле от буржуазной карикатуры на него, именно: выяснения задач революции в отличие от задач реформы, выяснения революционной тактики в отличие от реформистской, выяснения роли пролетариата в уничтожении системы или порядка, строя наемного рабства, в отличие от роли пролетариата «великих» держав, делящегося с буржуазией частичкой ее империалистской сверхприбыли и сверхдобычи.
Приведем несколько существеннейших рассуждений Вандервельде в подтверждение такой оценки.
Вандервельде цитирует Маркса и Энгельса чрезвычайно усердно, подобно Каутскому. И, подобно Каутскому, он цитирует из Маркса и Энгельса все, что угодно, кроме того, что́ совершенно неприемлемо для буржуазии, что отличает революционера от реформиста. О завоевании политической власти пролетариатом – сколько угодно, ибо это уже введено практикой в исключительно парламентарные рамки. О том, что Маркс и Энгельс после опыта Коммуны сочли необходимым дополнить устарелый отчасти «Коммунистический Манифест» разъяснением той истины, что рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной, что он должен разбить ее, – об этом ни единого словечка! Вандервельде, как и Каутский, точно сговорившись, обходят полным молчанием как раз наиболее существенное из опыта пролетарской революции, как раз то, что отличает революцию пролетариата от реформ буржуазии.
Как и Каутский, Вандервельде говорит о диктатуре пролетариата, чтобы отговориться от нее. Каутский это проделал путем грубых фальсификаций. Вандервельде то же самое осуществляет потоньше. В соответственном параграфе, параграфе 4, о «завоевании политической власти пролетариатом», он посвящает подразделение «b» вопросу о «коллективной диктатуре пролетариата», «цитирует» Маркса и Энгельса (повторяю: опуская как раз то, что относится к самому главному, к разбитию старой, буржуазно-демократической государственной машины) и заключает:
«…В социалистических кругах обыкновенно так себе представляют социальную революцию: новая коммуна, на этот раз побеждающая, и не в одном пункте, а в главных центрах капиталистического мира.
Гипотеза; но гипотеза, не имеющая в себе ничего невероятного в такое время, когда уже становится видным, что послевоенный период во многих странах увидит неслыханные антагонизмы классов и социальные конвульсии.
Только, если неудача Парижской Коммуны – не говоря о трудностях русской революции – доказывает что-либо, то это именно невозможность покончить с капиталистическим строем до тех пор, пока пролетариат не подготовится достаточно к использованию той власти, которая в силу обстоятельств могла бы достаться в его руки» (стр. 73).
И больше ровно ничего по сути дела!
Вот они, вожди и представители II Интернационала! В 1912 году они подписывают Базельский манифест, в котором прямо говорят о связи именно той войны, которая в 1914 году вспыхнула, с пролетарской революцией, прямо грозят ею. А когда пришла война и создалась революционная ситуация, они начинают, эти Каутские и Вандервельды, отговариваться от революции. Извольте видеть: революция по типу Коммуны есть только не невероятная гипотеза! Это совершенно аналогично рассуждению Каутского о возможной роли Советов в Европе.
Но ведь так рассуждает всякий образованный либерал, который, несомненно, согласится теперь, что новая коммуна «не невероятна», что Советам предстоит большая роль и т. п. Пролетарский революционер отличается от либерала тем, что, как теоретик, анализирует именно новое государственное значение Коммуны и Советов. Вандервельде умалчивает обо всем, что подробно излагают на эту тему Маркс и Энгельс, анализируя опыт Коммуны.
Как практик, как политик, марксист должен бы выяснить, что только изменники социализма могли бы теперь отстраниться от задачи: выяснять необходимость пролетарской революции (типа Коммуны, типа Советов или, допустим, какого-либо третьего типа), разъяснять необходимость подготовки к ней, пропагандировать в массах революцию, опровергать мещанские предрассудки против революции и т. д.
Ничего подобного ни Каутский, ни Вандервельде не делают, – именно потому, что они сами изменники социализма, желающие среди рабочих сохранить репутацию социалистов и марксистов.
Возьмите теоретическую постановку вопроса.
Государство и в демократической республике есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим. Каутский эту истину знает, признает, разделяет, – но… но обходит самый коренной вопрос, какой же класс, почему и какими средствами должен подавлять пролетариат, когда он завоюет пролетарское государство.
Вандервельде знает, признает, разделяет, цитирует это основное положение марксизма (стр. 72 его книги), но… ни словечка о «неприятной» (для господ капиталистов) теме насчет подавления сопротивления эксплуататоров!!
Вандервельде, как и Каутский, эту «неприятную» тему совершенно обошел. В этом и состоит их ренегатство.
Вандервельде, как и Каутский, великий мастер по части замены диалектики эклектицизмом. С одной стороны, нельзя не сознаться, с другой стороны, надо признаться. С одной стороны, под государством можно понимать «совокупность нации» (смотри словарь Литтре, – труд ученый, что и говорить, – стр. 87 у Вандервельде), с другой стороны, под государством можно понимать «правительство» (там же). Эту ученую пошлость Вандервельде выписывает, одобряя ее, рядом с цитатами из Маркса.
Марксистский смысл слова «государство» отличается от обычного, – пишет Вандервельде. Возможны «недоразумения» в силу этого. «Государство, у Маркса и Энгельса, это не государство в широком смысле, не государство, как орган ведения, представитель общих интересов общества (intérêts généraux de la société). Это – государство-власть, государство – орган авторитета, государство – орудие господства одного класса над другим» (стр. 75–76 у Вандервельде).
Об уничтожении государства Маркс и Энгельс говорят только во втором смысле. «…Утверждения слишком абсолютные рисковали бы оказаться неточными. Между государством капиталистов, основанным на господстве исключительно одного класса, и государством пролетарским, преследующим цель уничтожения классов, есть много переходных ступеней» (стр. 156).
