«Махно убит». Напрасное злорадство врагов революции
Во время стрельбы по конным разведчикам на ст. Новогупаловке железнодорожники, видя, с какой скорбью повстанцы подбирали павших бойцов, пришли к выводу, что среди погибших находился и сам Батько Махно. Весть эта быстро донеслась до стана врагов и вызвала у них великое ликование. Офицеров, выезжавших поездком и убивших наших разведчиков, чествовали и восхваляли в городе Александровске.
Все кулаки и помещики, группировавшие в городе свои отряды по распоряжению александровского гетманского старосты и немецко-австрийского командования (в ожидании того что отряд наш будет наступать на город), теперь снова рассыпались по уезду. Некоторые разъехались даже по своим колониям и хуторам и всюду рассказывали о смерти Махно, о том, что главные его повстанческие силы деморализованы и разбегаются. Всюду наши враги справляли тризну по Махно.
Сам я не читал, но мне передавали из городов Александровска, что в прессе появилась заметка полуофициального характера о том, что «герои» офицеры представлены к награде за убийство Махно.
Слыша обо всем, я, естественно, не мог быть спокоен. Я видел, что враги революции снова подняли головы, как будто с повстанчеством все уже кончено. Снова враги расползались по уезду…
Перед выездом из деревни Алеево я имел уже в своем распоряжении точные данные о том, в каких хуторах и колониях и какие именно вражеские отряды нашему отряду придется встретить.
Женщины-добровольцы контр-разведчицы, — главным образом, из тех, которые фанатично верили в правоту повстанчества, — женщины замужние и девушки, труженицы крестьянки, с искреннего согласия своих мужей и родителей, делали все для того, чтобы всюду прорываться сквозь рогатки контр-революционных сил, разыскивать повстанческие отряды и сообщать им, где и какие стоят силы врагов, куда и какими дорогами направляются, и т. д., и т. д.
Поэтому движение отряда из Алеево было рассчитано так, чтобы всем врагам, справлявшим тризну по моей смерти и смерти повстанчества, дать как можно сильнее почувствовать как их преступления, так и их глупость.
На нашем пути, верстах в 7–10-ти от Алеево, в колонии № 4 находился кулацкий отряд под командой помещика Ленца. Его-то и нужно было уничтожить в первую очередь. Однако помещик Ленц, будучи уверен, что Махно убит, выслал нашему отряду пакет с крестьянином. В пакете мы нашли заявление Ленца о том, что он с махновцами драться не желает, он хочет мира. В доказательство своей искренности, Ленц вывел свой отряд из колонии и дал нам возможность войти в колонию. А затем он попытался со своим отрядом со стороны, и с помощью колонистов изнутри, одним взмахом, если и не совсем уничтожить, то на половину перебить и перекалечить этот опасный махновский отряд.
Но в это время мы уже кое-что понимали в области партизанства и стратегии. Обхват колонии был нами выполнен так, что удар Ленца по нашему отряду и стрельба по нем из домов этой богатейшей колонии привели к полному ее разгрому. Сам Ленц, лишь с несколькими всадниками, еле умчался. Остальные его сподвижники и часть колонии (те, что стреляли по нашим бойцам) были раздавлены на месте, и колония была почти вся сожжена особой командой.
Затем, на зло врагам, главные силы нашего отряда получили от «убитого» Махно следующее задание:
«Командиры и Повстанцы! Враги революции издеваются над нами, над всеми тружениками села и города. Момент настал, когда мы должны их одернуть. Мы встретились сейчас с отрядом помещика Ленца. Отряд раздавлен, Ленц бежал. Чтобы не дать возможности Ленцу сообщить о своем поражении в другие хутора и колонии, другим контр-революционным отрядам, главные силы нашего отряда должны выделить достойный авангард и, по следам, огнем и мечем пронестись в один день через все кулацкие хутора и колонии маршем, который не должен знать никаких остановок перед силами врагов. Т. е., какие бы силы врагов нас ни встретили, они должны быть раздавлены. Все богатей, хозяева хуторов и колоний, которые, как вам известно, съехались из-под Александровска повеселиться на радостях, что их наемниками убит Махно, должны быть застигнуты нами за их оргиями неожиданно для них. Главные силы отряда пойдут со мною, Каретником и Лютым. Но в авангарде этих сил должны пойти кавалеристы-охотники, под руководством товарища Алексея Марченко. Они должны пройти по улицам хуторов революционно-боевым маршем, ничего не делая, только трубя в сигнальные рожки и стреляя в воздух. Работы по конфискации лошадей, тачанок, разного рода оружия и денежных средств, которые для нашего движения нужны, они оставят для других групп из главных сил, которые, на плечах кавалеристов, займут эти хутора».
И силы наши тронулись в этот тяжелый, но необходимый марш. Я сам видел, как бесстрашные бойцы во главе с Марченко шли впереди и теряли, под градом вражеских пуль, многих славных друзей. Но они не дрогнули и нигде не сбились. Они летели прямо на верную смерть, с глубоким сознанием того, что через свою смерть или победу прокладывают путь для других борцов и к другим победам.
Главные силы отряда входили в хутора, имения и колонии по следам первой группы, сравнительно под слабым встречным огнем.
Хозяева эти могли бы быть все уничтожены, вместе с их усадьбами. В сущности, это было бы ответом на жертвы, понесенные повстанцами при налетах на них помещиков. Но не жизнь этих хозяев нужна была повстанчеству, а реальное воздействие на их психику и та физическая победа над ними, необходимость которой диктовалась моментом. Отнятие жизни у тех, кто, однако, рвет и топчет жизнь других, считалось уже в то время в рядах повстанцев махновцев крайней мерой, применение которой допускалось лишь в отдельных случаях, в отношении одиночек, а не массы людей. Здесь, на пути через хутора, отнятие жизни могло иметь только массовый характер. Этого повстанцы махновцы старались избегать. Они ограничились, как говорилось в распоряжении, конфискацией у хозяев лошадей, тачанок, денежных средств, огнестрельного и холодного оружия. Уничтожались лишь одиночки из них, главным образом те, которые состояли в отрядах, боровшихся против революции, разъезжая по всему району. Этому элементу не было пощады, ибо его деятельность по селам в отношении революционно настроенных крестьян была слишком хорошо известна повстанцам махновцам. Некоторые из этих кулаков были форменными палачами в отношении крестьян и крестьянок. В районе Гуляй-Поле — Александровск можно было сплошь и рядом встретить, после их прихода, переизнасилованных крестьянок и избитых или загнанных в тюрьмы их мужей, не говоря об убитых.
