Любое, даже самое незначительное намерение осуществлялось теперь ценой неимоверного усилия, на всякую мелочь уходила уйма времени. И каждый раз, оценивая перед сном, насколько удалось продвинуться вперед, он горько усмехался — память хранила еще много заветного, невысказанного, и мысль работала четко, без сбоев, но, несмотря на это, выхода из тупика, казалось, не было и уже не могло быть.
Выход нашелся.
Как-то раз молодой ученый Абу-л-Фазл Серахси, изучавший астрономию по «Канону», явился к нему с просьбой о разъяснении ряда трудных вопросов. Бируни, не терпевший никаких непредвиденных перерывов в работе, выслушал его довольно холодно, но, узнав, что нежданный проситель проделал ради встречи с ним многодневное путешествие из Серахса, смягчился, впустил его в дом. Разговор оказался долгим, и когда Абу-л-Фазл, спохватившись, стал спешно откланиваться, чтобы успеть до закрытия в постоялый двор, Бируни предложил ему поужинать с ним вместе и остаться в доме до утра.
А наутро, войдя в свой рабочий кабинет, он увидел, что все там приведено в образцовый порядок — пол подметен и вымыт горячей водой, книги, протертые влажной тряпкой, сложены аккуратными стопками, глиняные сосуды с рукописями выстроены ровными рядами около стены. Так Абу-л-Фазл, разменявший в постоялом дворе Газны последний дирхем, расплатился за свой первый урок, и в этом не было ничего предосудительного: на Востоке считают, что услужение мастеру — забота и долг ученика.
Вечером того же дня Абу-л-Фазл прослушал вторую лекцию по сферической астрономии и, заметив, с каким трудом Бируни разбирает рукописный текст, предложил читать ему вслух все, что необходимо для его научных трудов.
Абу-л-Фазл оказался не только способным учеником, но и незаменимым помощником в работе. С того дня, когда он появился в доме, жизнь Бируни вновь обрела целесообразность и смысл. Отныне он не сомневался, что, если суждено ему прожить еще хотя бы десяток лет, этого вполне достанет для воплощения всех его планов и тогда можно будет уйти спокойно, не печалясь о долге, оставленном на земле.
* * *
С помощью Абу-л-Фазла Бируни начал постепенно приводить в порядок свои записи о свойствах металлов и драгоценных камней, вывезенные из Гурганджа, где он когда-то проводил опыты по определению удельных весов. В последующие годы он неоднократно возвращался к этой работе, и его архив пополнялся новыми наблюдениями и фактами, но всякий раз иные, более важные дела отвлекали от минералогии, и основательно сесть за книгу так и не удалось.
Теперь предстояло оживить в памяти древние сочинения по алхимии, еще раз просмотреть все, что написано по этому предмету естествоиспытателями мусульманского мира, осмыслить копившийся десятилетиями огромный материал и разложить его в порядке, имеющем строгую логику и смысл.
Книга «Собрание сведений для познания драгоценностей», или «Минералогия», была написана в 40-х годах XI века. Точная дата ее создания, к сожалению, неизвестна, но, учитывая, что «Канон» был закончен в начале 1037 года и, следовательно, «Минералогию» отделяли от него как минимум несколько лет, можно представить, как медленно и нелегко двигалось дело, несмотря на содействие Абу-л-Фазла Серахси.
Книга состояла из двух неравных частей: «О драгоценных камнях» и «О металлах». Большей по объему была первая часть, в которой Бируни дал подробное описание всех известных ему драгоценных минералов, добавив сюда же некоторые вещества органического происхождения, такие, как гагат, асфальт, янтарь, а также получаемые искусственным путем стекло, фарфор, эмаль и глазурь. Вторая часть посвящена рассмотрению свойств различных металлов и сплавов; в ней же приводятся результаты проводившихся Бируни опытов по измерению удельных весов.
Такое построение «Минералогии» было вполне традиционным, как, впрочем, не выходил за рамки установившейся традиции и жанр книги, которую в отличие от «Геодезии» или «Канона» едва ли можно отнести к сочинениям сугубо научного плана. По своему содержанию «Минералогия» скорее напоминала лучшие образцы назидательно-дидактической литературы — так называемого «адаба». Этот жанр, широко распространившийся в мусульманском мире с XI века, известный итальянский арабист К. Наллино довольно точно определил как «учебники для представителей интеллектуальных профессий», включавшие, помимо чисто научного материала по той или иной отрасли знания», «прозаические или поэтические фрагменты, а также анекдоты и шутки, которыми можно было бы блеснуть в изысканной беседе». Непревзойденным мастером этого жанра считался Джахиз, чьи сочинения, посвященные минералогии и химии, были хорошо известны Бируни. В «Минералогии» мы не встретим никаких анекдотов и шуток, упоминаемых К. Наллино, но в духе той же «адабной» традиции научные сюжеты в ней то и дело иллюстрируются цитатами из стихотворений древних и средневековых арабских поэтов или кораническими сентенциями, которые нередко сопровождаются авторскими пояснениями и комментариями лексикологического или лингвистического характера. Забавной особенностью «Минералогии» является то, что Бируни, обычно суровый и непримиримый ко всякого рода суевериям и небылицам, на сей раз обильно вкрапляет их в ткань повествования, лукаво посмеиваясь и как бы приглашая читателя отвлечься от серьезного и улыбнуться вместе с ним.
Этим, собственно говоря, ограничивается традиционное и привычное; во всем остальном, начиная с последовательности перечисления минералов и кончая сведениями об удельных весах, «Минералогия» строится на фактах, добытых самостоятельно — наблюдением или опытным путем.
Согласно традиции главными критериями классификации драгоценных минералов были место, занимаемое ими в «шкале совершенства», и цвет. По цвету все камни делились на две большие группы: в первую входили красный яхонт (рубин) и «подобные ему» минералы красного цвета; другая группа включала изумруд и «подобные ему» камни зеленых тонов. В отличие от более поздних времен наиболее совершенными из драгоценных камней ювелиры XI века считали красные яхонты, а не алмазы, которые применялись тогда только для сверления и еще в качестве весьма изощренного яда для самоубийств. По этой классификации в одну группу с красным яхонтом обычно помещали все другие драгоценные камни красного цвета, затем переходили к жемчугу, занимавшему в «шкале совершенства» следующую графу, и лишь после этого упоминали более дешевые яхонты других цветов. «Шкала совершенства», таким образом, отражала в первую очередь коммерческую ценность камней.
В «Минералогии» Бируни вводит в научный обиход принципы совершенно иного рода. Следуя в общих чертах классификации арабского философа и естествоиспытателя IX века Кинди, он в целом ряде частностей находит собственные оригинальные пути. Так, например, свое описание Бируни по традиции начинает с яхонта, но не ограничивается его красной разновидностью — рубином, а тут же рассматривает яхонты других цветов, считая объединяющим признаком этой группы минералов не цвет, а такие свойства, как твердость и близость удельных весов. Отход от традиции проявляется и в том, что вслед за яхонтами он описывает не жемчуг, имеющий органическое происхождение, а алмаз. «Связь между алмазом и яхонтом, — подчеркивает он, — состоит в их крепости, твердости, нахождении по соседству в месторождениях и свойстве побеждать другие камни своей способностью резать и сверлить…»
