В «Минералогии» Бируни вводит в научный обиход принципы совершенно иного рода. Следуя в общих чертах классификации арабского философа и естествоиспытателя IX века Кинди, он в целом ряде частностей находит собственные оригинальные пути. Так, например, свое описание Бируни по традиции начинает с яхонта, но не ограничивается его красной разновидностью — рубином, а тут же рассматривает яхонты других цветов, считая объединяющим признаком этой группы минералов не цвет, а такие свойства, как твердость и близость удельных весов. Отход от традиции проявляется и в том, что вслед за яхонтами он описывает не жемчуг, имеющий органическое происхождение, а алмаз. «Связь между алмазом и яхонтом, — подчеркивает он, — состоит в их крепости, твердости, нахождении по соседству в месторождениях и свойстве побеждать другие камни своей способностью резать и сверлить…»
Во многом Бируни так и не удалось преодолеть силу инерции, перешагнуть через устоявшиеся и, вероятно, казавшиеся ему очевидными представления, и все же его попытка нащупать внутреннюю связь явлений, увидеть близость внешне несхожих, но обладающих общими свойствами минералов явилась важным шагом на пути к созданию естественной классификации камней.
Практически все сочинения по минералогии от восходящей еще к сирийскому оригиналу «Книги о камнях» Псевдо-Аристотеля и до непосредственного предшественника — Бируни ар-Рази, помимо описания драгоценных камней, обязательно содержали сведения о месторождениях различных минералов и руд. Не отходит от этого правила и Бируни, но в отличие от многих средневековых авторов, нередко прибегавших к компиляциям из более ранних источников, он в первую очередь стремится представить читателю результаты собственных наблюдений и сообщения, полученные из первых рук. Особенно интересны его данные о разработках полезных ископаемых на территории Средней Азии — по мнению некоторых современных ученых, они представляют ценность не только как источник по истории горнорудного дела, но даже для геологии сохраняют свое значение по сегодняшний день…
Судьба «Минералогии» оказалась в целом счастливой, хотя в научных кругах мусульманского мира ее поняли и приняли далеко не все. Трезвый рационализм Бируни, выдвинутое им положение о ведущей роли опыта и эксперимента в изучении свойств металлов и драгоценных камней вызвали крайне враждебную реакцию в стане ученых невежд. Раздавались даже голоса, обвинявшие Бируни в посягательстве на правоверие.
Зато нашлись и последователи, среди которых были ученые мирового уровня. Первый в их ряду — Омар Хайям, творчески развивший экспериментальные методы Бируни в своем знаменитом трактате об удельных весах. Основным источником «Минералогия» стала и для минералогического трактата выдающегося естествоиспытателя и философа XIII века Насир ад-Дина Туси, ее влияние прослеживается и в книге «Джавахир-намэ» ученого XV века Мухаммеда ибн Мансура и во многих других трудах естествоиспытателей мусульманского Востока.
Здоровье ухудшалось с каждым днем — глаза еще видели, и в отсутствие Серахси он даже пытался понемногу читать, но слышал все хуже и хуже, грустно шутил, что из всех музыкальных звуков ему доставляет удовольствие только барабанный бой.
Отныне мозг неотступно буравила единственная назойливая мысль — успеть. Боялся не смерти, а того, что она явится не вовремя, прервет на полуслове, застигнет врасплох. Принимаясь за дело, придирчиво обдумывал, достанет ли времени и сил, чтобы довести до конца. И все же работы, как всегда, было невпроворот. Едва закончив «Минералогию», он принялся переводить с пехлеви на арабский полюбившиеся еще в молодости старинные повести «Сказание о Наделяющем радостью и Источнике жизни» и «Рассказ о двух бамианских идолах», волнующее сказание о влюбленных «Вамик и Азра». Арабские переводы произвели также ошеломляющее впечатление на престарелого «царя поэтов» Унсури, что он чуть не со слезами выпросил для себя список и на основе этих сюжетов вскоре создал три поэтических шедевра на языке фарси.
Все это не могло не радовать, но у Бируни уже складывался новый замысел, которым он до поры не делился ни с кем. «Если нет того, чего желаешь, — учит арабская мудрость, — желай того, что есть». Спокойно и трезво оценивая свои силы, Бируни вдруг вспомнил, что есть одна отрасль знания, которая не требует ни опытов, ни сложных расчетов, а значит, как бы ни ухудшилось здоровье, вполне окажется ему по плечу. Еще мальчиком в усадьбе Ибн Ирака он увлекался сбором различных растений, и старый ромеец, заведовавший аптекой, дал ему первые сведения о свойствах лекарственных трав. С тех пор прошла целая жизнь, и он ни разу всерьез не обращался к фармации, хотя всюду, где ему приходилось бывать, проявлял интерес к местным видам целебных растений, и записей, собравшихся за долгие годы, хватило бы на несколько фармакопей.
Первым, кому Бируни сообщил о своем намерении составить описание всех известных лекарственных растений и трав, был Абу Хамид Нахшаи, главный лекарь газнийской больницы, ставший частым гостем с тех пор, как пошли болезни и дом наполнился запахом целебных снадобий. К радости Бируни, Абу Хамид не только поддержал мысль о создании фундаментального фармако-гностического[20] свода, но и высказал несколько идей, которые сразу же придали замыслу, еще не продуманному до конца, конкретную направленность и глубокий практический смысл.
— Сегодня медики испытывают необходимость не только в описании свойств различных лекарственных средств и их воздействия на организм, — сказал Абу Хамид. — Проблема заключается в том, что в медицинской литературе скопилось множество иноязычных названий, подлинное значение которых известно далеко не всем фармацевтам и врачам. Дело усложняется и тем, что одно и то же лекарство в разных местностях называют по-разному, но случается так, что какое-нибудь название, которое мы в Газне относим к определенному составу, в Гургандже или Багдаде имеет совершенно иной смысл. Все это создает путаницу и нередко приводит к недоразумениям, особенно недопустимым, когда речь идет о человеческой жизни…
Бируни прислушивался к словам Абу Хамида с замиранием сердца, приблизив ухо к самому его рту. Проблема, поднятая газнийским целителем, вдруг оживила в его памяти случай, происшедший в Хорезме много лет назад.
— В знании названий какого-либо лекарства на разных языках есть большая польза, — сказал Бируни. — Я вспоминаю, как один из эмиров Хорезма заболел и ему из Нишапура прислали рецепт лекарства. Рецепт показали знатокам, но они так и не смогли отыскать одно из составляющих его веществ. Тогда кто-то из них сказал, что может помочь. Ему заплатили пятьсот дирхемов чистого серебра, и он выдал им корневище касатика. Они стали обвинять его в мошенничестве, а он возразил: «Вы купили то, что вам нужно, хотя не знали его названия».
