Несмотря на все неприятности и болезни, Высоцкий продолжает сочинять. Киностудия им. Горького заказывает ему песни для фильма «Мой папа — капитан». Он пишет песню «В желтой жаркой Африке...» и предлагает еще две: «Четыре года рыскал в море наш корсар...», которую посвятил театру и его «капитану» Юрию Любимову, и «Сколько чудес за туманами кроется...». Как это уже было и будет много раз потом — песни в фильм не вошли. Первая песня была использована в спектакле «Современника» по пьесе Р.Каугвера «Свой остров».
В этом же году Украинское телевидение заказывает Высоцкому песни для телефильма «Неизвестный, которого знали все». Песни в телефильм не вошли.
Март и апрель 68-го были трудными не только для Высоцкого, но и для всего Театра на Таганке. Уже давно зрел конфликт между Ю.Любимовым и первым секретарем Московского горкома КПСС В. Гришиным. «Нормой» для выпуска каждой новой работы театра было показать спектакль 5 — 6 начальникам при закрытых дверях, сокращать, дописывать, показывать снова и снова, собирать расширенный худсовет, обращаться в Политбюро, к Брежневу с жалобами на чревоугодие ведомства культуры, после чего выходил спектакль «недоеденный» начальством.
Не выпустили «Живого». Выпуск спектакля был запрещен министрами культуры Е.Фурцевой, а затем П.Демичевым по их личному указанию.
Когда проходила сдача «Живого» в марте 1969 года министру культуры, театр был объявлен «на режиме». Пропускали в здание строго по списку, утвержденному Управлением культуры, из артистов в театре могли находиться только занятые в спектакле. Алла Демидова смотрела спектакль из осветительной будки, согнувшись в три погибели.
После последней сцены первого акта Фурцева взорвалась: «Это безобразие, болото, неслыханная наглость, антисоветчина, ничем не прикрытая. Бригадир — пьяница, председатель — пьяница, предрайисполкома — подлец... В этом театре враги народа подрывают советскую власть! С этого начиналась Чехословакия, с этих самых идей, с этих вольностей, с этих разговоров, с этой оппозиции власти. Все это привело к кровавым столкновениям».
Министр вообще не понимала искусство условной формы, принятое на «Таганке», а в этом спектакле увидела явную «антисоветчину».
Любимов и Можаев попытаются подправить что-то в инсценировке, но критики от райкома усмотрели в исправлении «еще большее усиление идейно-порочной концепции литературного первоисточника»... 13 марта 1969 года спектакль «Живой» был снят с производства. Вердикт был оглашен устами тогдашнего замминистра культуры Г.Владыкина: «Таганка» — «театр оппозиционный», спектакль — «антисоветский и антипартийный». Любимов сделает еще две тщетные попытки запустить спектакль — сначала в 71-м, потом в 75-м. «Жизнь мне ставит точку, а я ей — запятую!» — говорит Золотухин-Кузькин в несчастливом спектакле. Жизнь в лице Министерства культуры поставила этому спектаклю очередную точку: учесть 90 замечаний и в течение двух месяцев переделать спектакль. Но время и театр поставят свою «запятую» — оживет «Живой» лишь в 1989 году.
Нависла угроза увольнения Ю.Любимова и закрытия театра. В кабинетах власти его давно не любили. У главного режиссера «Таганки» напрочь отсутствовало почтительное отношение к начальникам. Когда он встречался с членами ЦК — Демичевым или с Зимяниным, он с ними говорил на равных. Приходил, не кланяясь. Их раздражала самостоятельность и независимость суждений Любимова, его манера возражать, не дослушав, перебив собеседника. Любимову вообще была присуща установка на скандал, ибо скандал казался ему непременным гарниром ко всему, что он делает.
Ситуация осложнялась скандальным конфликтом и внутри театра — между главным режиссером и директором. Н.Дупак, будучи партийно лояльным, требовал выполнения указаний Управления культуры о запрете репетиций «Живого», а Любимов этот запрет игнорировал. Еще долгое время, работая вместе, Любимов и Дупак будут оставаться непримиримыми врагами... 25 апреля состоялось бюро Пролетарского райкома КПСС, которое продолжалось пять часов без перерыва. На повестке один вопрос: «О состоянии дел в партийной организации Театра на Таганке». Результат — строгий выговор с предупреждением Любимову, просто выговор — Дупаку, указано на недостаточную принципиальность секретарю парторганизации театра — Глаголину. Исходя из принципа — незаменимых людей нет, партийные руководители искусством ставят перед коллективом задачу: как сохранить театр без Любимова. Они не понимают, что театр это не завод, где сменился директор или главный инженер, а рабочий у станка продолжает перевыполнять дневное задание. Этот уникальный театр был создан талантом и волей его главного режиссера, его эстетикой и художественными принципами. Не будет Любимова — не будет и театра...
Устно и письменно вступились за жизнь «Таганки» Петр Капица, Владимир Тендряков, Белла Ахмадулина, Альфред Шнитке и многие другие лучшие умы и таланты Москвы. На защиту Любимова и своего театра встали актеры.
Вспоминает В.Смехов: «...В 1968 году несемся втроем на почту близ театра — послать телеграмму Брежневу, Подгорному и Косыгину на тему «спасите наши души»... Телеграфистка строго требует фамилий.
— Девушка, здесь ясно сказано: «Коллектив театра».
— В правительственных нужны подписи! Не для текста. Для... почты.
— Ясно. Ну, пишите...
И называем свои имена. Осеклись на Володином: «Вы сума сошли! Если меня увидят — только хуже будет!» — уверенно заявляет Высоцкий. Мы дружно киваем, ибо сомнений тут быть не может: будет хуже».
Сохранилась стенограмма выступления Высоцкого перед труппой театра 26 апреля 1968 года на собрании, в присутствии инструктора Кировского райкома партии А.Сакеева, куратора «Таганки». Вот некоторые фрагменты этого выступления: «...За четыре года при очень большой нагрузке и при попустительстве главного режиссера Ю.П.Любимова был создан прекрасный, крепкий, долгоиграющий репертуар и не менее крепкий коллектив. Некоторые за последнее время происшедшие события доказали, что коллектив сплочен, полностью поддерживает и репертуарную политику театра, и все творческие замыслы Любимова. Могу уверенно сказать, что это коллектив единомышленников.
...У некоторых непосвященных или неверно информированных людей есть мнение, что на наши спектакли ходит фрондирующая молодежь. Это неверно. Имея возможность во многих спектаклях открыто общаться с залом, могу смело сказать, что вижу людей пожилых и даже пенсионного возраста, среди них бывают и старые большевики, и деятели партии и правительства, и высокие гости; и Ульбрихта, и Микояна, и Гэса Холла никак не назовешь фрондирующей молодежью.
