Весной 1953 года Бовуар с Клодом и Сартр с Мишель и её двумя детьми поехали на отдых. Мишель с детьми остановилась в доме, который снимал её экс-муж, а остальные – в отеле. Бовуар часто оставалась одна с двумя мужчинами и ходила в ресторан то с одним, то с другим. По давнему договору с Сартром, Бовуар рассказывала ему всё о Клоде, а когда обедала с Клодом, рассказывала ему всё о Сартре (всё ли?).
Эта откровенность могла быть орудием для возбуждения похоти или ревности у того, кому эта выборочная откровенность изъявлялась.
Всегда около полуночи Сартр звонил своим женщинам. К каждой он обращался одинаково – «моя крошка», но тон со всякой у него был свой. Клод вспоминает, как Сартр звонил Мишель и Ванде.
Всем он говорил одно и то же, но скрывал существование одной женщины от другой.
Если ты лжёшь, то лгать нужно умело… —
говаривал Сартр. Кроме того, ему был нужен сообщник по лжи, и таковым являлась для него Бовуар.
В тот год Бовуар заново обговорила условия общения с Сартром. С одной стороны, она не хотела ради Клода поступаться ежегодными двухмесячными поездками с Сартром, но, с другой стороны, Бовуар не хотела оставлять Клода на такой долгий срок. Поэтому она договорилась с Сартром, что две недели из двух месяцев Клод будет проводить вместе с ними. А во время трёх недель путешествия Сартра с Мишель и затем двух недель путешествия Сартра с Вандой Бовуар будет уезжать путешествовать с Клодом.
У Клода была красавица младшая сестра Эвелин, опять же актриса, о которой прознал Сартр и попросил познакомить его с ней. Клод устроил обед и предсказал Бовуар, что это приведёт к интрижке. Не надо было обладать проницательным умом, чтобы такое предвидеть. Бовуар шутила об Эвелин, она такая, мол, красавица, что люди поражаются её уму. Намёк был на то, что от красивых женщин никто не ожидал большого ума, а Эвелин была на редкость эрудированной умницей.
Весной 1953 года Эвелин с успехом играла в пьесе Сартра Тупик. У них начался пылкий роман. Сартр стал опять ревнивым – впадал в тревогу, если не получал от неё писем. Эвелин знала, что она не единственная женщина в жизни Сартра, но он уверил её, что он ни с кем из них больше не спит. Сартр тщательно скрывал свою связь с Эвелин от Мишель, с которой продолжал встречаться и писать ей страстные письма. Эвелин переживала, что она не может рассказывать всем подряд о своей связи с Сартром, не может с ним путешествовать и появляться на людях – он держал её в полусекретном положении.
Когда они познакомились, Эвелин жила в отеле. Сартр переселил её в трёхкомнатную квартиру в пяти минутах от квартиры его матери. Он обещал Эвелин, что напишет пьесу специально для неё. Финансовая часть отношений, как всегда, вступила поддерживать сексуальные.
Сартр изрядно растолстел, у него поднялось кровяное давление, но он по-прежнему любил поесть жирную пишу. Он ненавидел овощи и фрукты, но любил пирожные, шоколад и сладкие десерты. Сартр никогда не притрагивался к омарам, устрицам и пр. (Трудно представить, что мужчина, любящий пизду и её нутро, причём языком, не любит устриц и всякой живности в раковинах.)
Он уже принимал по двадцать таблеток коридрана в день. Когда Бовуар и Ланцман говорили Сартру, что он себя убивает этими таблетками, он отвечал, что ему всё равно – он лишь хотел зажечь «солнце в своей голове» – так он описывал ощущение от коридрана.
По словам Бовуар, Сартр ненавидел природу, насекомых и пр. Кое-как он переносил море и пустыню. Он был человеком города.
Когда Сартр узнал о казни Этель и Джулиуса Розенберг в США, обвинённых в шпионаже в пользу СССР, его возмущению не было границ. Он написал разгромную статью, виня Америку во всех грехах, называя её фашистской страной.
Советская шушера вмиг отреагировала, и в конце мая 1954 года Сартр уехал на три недели в СССР по приглашению Союза писателей. На сплошных приёмах и банкетах гость старался не отставать от своих хозяев по потреблению водки. На одном из сборищ Симонов дал Сартру на слабо́ выпить рог вина. В результате Сартр провёл десять дней в советской больнице из-за подскочившего давления.
Бовуар в его отсутствие занималась управлением сартровскими делами: утешала Эвелин, горюющую из-за отсутствия писем от Сартра, передала деньги Ванде и Мишель, разговаривала с его матерью.
После приезда из России Сартр пребывал в депрессии, лишённый всякой энергии в течение нескольких месяцев. Он опубликовал статью, в которой утверждал, что в СССР существует полная свобода слова, за что даже Илья Оренбург упрекнул его в приукрашивании. Потом Сартр оправдывался, что написал эту статью в помрачении ума. (Вполне возможно, что в советской больнице ему всадили лекарства, которые действовали на голову.) Сартр никогда публично не критиковал СССР до 1956 года, когда советские танки вошли в Венгрию.
Чтобы оправиться от Москвы и прочей дряни, он уехал отдыхать в Рим с Мишель. Там он начал работу над автобиографией, которая позже превратилась в книгу Слова.
Сартр пришёл к выводу, что он религию заменил литературой, то есть подменил одну форму слепоты на другую. Литература, мол, это такая же вредная иллюзия, как и религия.
В 1954 году Бовуар получила Гонкуровскую премию за роман Мандарины, где подробно описывала свои связи, включая связь с Алгреном. Ему и была посвящена книга.
На деньги Гонкуровской премии она купила себе маленькую квартирку в прекрасном месте Парижа.
В начале сентября она и Сартр слетали в Китай, а на обратном пути остановились в Москве. Симонов опять пытался спаивать Сартра и заодно – Бовуар. На этот раз за всем следила Бовуар и Сартр в больницу не попал.
В мае 1956 года перевод Мандаринов был издан в США. И всем из посвящения стало ясно, кого имела в виду Бовуар под именем своего героя. Алгрен в то время находился в жутком положении, он вторично развёлся со своей женой и проиграл в азартные игры остаток своих денег. (Я же говорил, что он – мудозвон.) Последний его роман был отвергнут издательством, публиковавшим предыдущие романы. В Париж Алгрена не пускали американские службы безопасности, как не пускали за границу всех, кто был хоть как-то связан с коммунистической партией. Так что, давая интервью по поводу Мандаринов, он всячески хаял Бовуар с литературной точки зрения и утверждал, что связь с ней была для него простой интрижкой, а Бовуар просто раздула из неё нечто большее. Потом Алгрен письменно просил прощения у Бовуар за резкость, и она простила его. Опять ей удалось остаться друзьями с бывшим любовником.
В июле 1956 года Сартр с Мишель и Бовуар с Клодом отправились в Грецию и Югославию.
