Александра III на престол его гофмаршалом был назначен полковник и флигель-адъютант князь В. С. Оболенский. После его внезапной кончины на эту должность был приглашен Свиты его величества генерал-майор граф А. В. Голенищев-Кутузов (ранее занимавший пост военного агента в Берлине), сестры которого давно состояли фрейлинами при жене Александра III Марии Федоровне. На место умершего Голенищева-Кутузова был назначен граф П. К. Бенкендорф, имевший на то время лишь чин капитана, а в результате придворная должность гофмаршала со временем принесла ему звание генерал-адъютанта.
Должность гофмаршала, которая соответствовала придворному чину III класса, существовала при императорском дворе относительно недолго: с 1891 по 1912 г. В 1891–1899 гг. гофмаршалы возглавляли гофмаршальскую часть Министерства императорского двора, а с 1899 г. руководство этой структурой перешло в руки обер-гофмаршалов.
Важнейшим преимуществом придворных чинов считалось то, что их обладатели имели возможность постоянно и тесно общаться с представителями царствующего дома. Хорошо зная ситуацию, государственный секретарь А. А. Половцов в разговоре с Александром III имел все основания сказать: «У нас в России всегда будет сильно слово того человека, который имеет к вам личный доступ».
Непосредственным и повседневным руководством хозяйственными структурами императорского двора занимались камер-фурьеры. Именно они были «рабочими лошадками», ведавшими всей черновой работой. В их обязанности входило ведение особых камер-фурьерских журналов, в которых изо дня в день отмечались все события при императорском дворе. Камер-фурьеры награждались чином VI класса без права дальнейшего производства.
Далее в придворной иерархии чинов шли гоффурьеры, которые непосредственно руководили всем штатом прислуги. Они получали чин IX класса через десять лет службы и далее не производились. Чины камер-фурьера и гоффурьера считались не придворными, а при высочайшем дворе. Именно на них, кроме прочего, возлагалась ответственность за «целость и чистоту мебели и убранства в Зимнем дворце»493.
Некоторые из гоффурьеров в силу близости к императорам пользовались влиянием, несмотря на относительно скромное положение в дворцовой иерархии. Например, в период правления Александра III обязанности гоффурьера выполнял Р. Н. Ингано. На множестве хозяйственных документов, хранящихся в архиве (РГИА), остались его подписи. В Александровском дворце Царского Села в мемориальном кабинете Александра III вплоть до начала 1930-х гг. на одной из стен висела картина с подписью «Столовая наследника в Берестовце с портретом буфетчика Романа Николаевича Ингано. 1877/78 гг.». Как видно из надписи, Ингано сопровождал цесаревича в ходе русско-турецкой войны, а это не забывается.
Во время войны буфетчика попросту звали Remond, и в Рущукском отряде он проявлял чудеса изобретательности и энергичности. Так, в августе 1877 г. великий князь Сергей Александрович отметил «великолепный завтрак», при организации которого «Remond отличился, нас было за столом около 80 человек»494. О нем упоминает в «Письмах с Рущукского отряда» и граф С. Д. Шереметев: «14 июля 1877 г. Вчера приехал сюда флигель-адъютант Чингиз-хан и аничковский Raymond Ingano»495. В сентябре 1877 г. Remond кормил великих князей за ужином шампиньонами, которые «замечательно приготовил»496.
Клоритное описание Ингано оставил чиновник Министерства двора В. С. Кривенко: «…всегда юлил и неумолчимо тараторил по-французски с заметным итальянским произношением. Небольшого роста, черный как жук, с длинными бакенбардами и бритыми усами, кругленький, в синем вице-фраке итальянец. Подкарауливал Нарышкина, старался не оставлять его одного, и на правах не то прислуги, не то знатного иностранца не признававший для себя закрытых дверей. Ингано когда-то служил метрдотелем у гр. Воронцова-Дашкова и обошелся ему дорого, затем переходил от одного вельможи к другому до Аничковского дворца ко двору наследника и здесь сумел укрепиться. Со вступлением на престол Александра III он перешел к Большому Двору, где быстро акклиматизировался, постиг все уловки придворнослужителей и познал все возможности благополучия, открывавшиеся для сметливого, находчивого камер-фурьера по хозяйственной части с неограниченными точно обязанностями и правами. Он не справлялся, уполномочен ли на такую-то бумагу или на такой-то заказ, а действовал, свершал. В случае запроса слышалось его авторитетное, смело-решительное объяснение необходимости поступить именно так, как сделал он. Ингано забегал со своими докладами не только к Нарышкину и Воронцову, но и в царские комнаты. Ходили слухи, что камер-фурьер стал загибать большие деньги не только на кухонных доходах, но и на разного рода суточных, кухонных, свечных и других выдачах из имевшегося у него аванса, для удовлетворения, так сказать, неотложных запросов дня. Разные мелкие чины, командированные в Гатчину или Петергоф… а также придворнослужители строили свое временное благополучие на добавочных придворных суточных. Более проворные, не стеснявшиеся шли на поклон к Ингано, который снисходил к просьбам, устраивал им денежные отпуски по своему усмотрению. Наиболее предприимчивые получали порционные и деньгами, и натурой, смотря по благоволению Ингано.
У нас, у русских, легко накладывается клеймо казнокрадов на людей, стоящих близко к хозяйственным операциям. Зная эту национальную повадку, я с особенной осторожностью отношусь к подобным слухам. Мне сдавалось, что Ингано руководило не коростылюбие, а жажда власти. Он наслаждался возможностью оказывать покровительство офицерам, чиновникам; горделиво, с высоко поднятой характерной головой, этот не вполне удавшийся Рюи Блаз скользил по дворцовому паркету, величаво принимая низкие поклоны придворнослужителей, казаков, фельдъегерей, и как свой человек входил к министру, появлялся перед царем. Сколько я мог понять честолюбивого итальянца, все это его тешило, но далеко не удовлетворяло; по некоторым намекам можно было думать, что у него роятся планы о расширении поля своей деятельности, связанной пока лакейским в сущности официальным его положением. Его подрезала хроническая болезнь, он должен был покинуть службу и вскоре умер»497.
В результате Ингано сделал довольно успешную служительскую карьеру: лакей, буфетчик, рейнкнехт, гоффурьер. После смерти Александра III он некоторое время служил камердинером Николая II. Как мы видим, главным «трамплином» для карьерного рывка честолюбивого Ингано стала должность царского буфетчика, максимально приблизившая его к будущему императору.
