4 октября пришлось вернуться немного назад навстречу вьючным животным. Их мы встретили возле банака пограничной стражи, которая с наступлением холодов переселилась в горы из летней своей ставки на Сан-чу. Вечером наши цайдамцы увидели в табуне начальника стражи одну рыжую кобылицу, в которой признали украденную у них в передний путь.
Тотчас отправились три человека к ставке стражи и, указав узнанную свою кобылицу, потребовали выдачи ее. Начальник сказал, что он купил ее у одного местного тибетца, который живет на расстоянии однодневного пути отсюда. Он обещал отправить к нему гонца, так как он купил ее за 6 ланов, без получения коих обратно не может возвратить кобылы.
5 октября. В сегодняшнюю ночь снова украли лошадь у одного чахара, ехавшего в нашем караване. Он, желая прокормить лошадь всю ночь, не привязал ее с вечера в круг между палатками, как делали другие, а оставил на длинной веревке позади палаток и сам лег подле нее. Я спал с винтовкой в руке подле сложенной кучи моих зашитых книг. Ночью чахар разбудил меня и сказал, что слышит шум невдалеке от лагеря. Я быстро поднялся и, схватив винтовку, направился в указанную сторону. Ночь была темная, но заходящая неполная луна все же позволяла разглядеть на холмике человека, ведущего лошадь. Я сделал в сторону его два быстрых выстрела, которые дали громкий отзвук в безмолвной тиши ночной. Вор исчез за холмик, и слышен был конский топот, быстро удалявшийся. Когда я убедился в безрезультатности моих выстрелов и возвратился к палаткам, все были на ногах и окруженный ими чахар в отчаянии сообщал о краже его единственной лошади.
Озлобленные новой кражей, совершенной, без сомнения, теми же стражниками, мы решили утром во что бы то ни было добиться возвращения кобылицы. Определено было – постараться устрашить начальника стражи. Поэтому мы отправили свои вьюки вперед. На месте остались 8 человек с верховыми лошадьми. Оставили при себе все пики и ружья, какие были в караване. Оказалось: 2 пики и 8 ружей, из коих европейского изделия было 5 (одно вовсе не стреляло). Это грозное оружие было выставлено напоказ. Послали двух человек приказать начальнику привести немедленно нашу кобылицу. Он, однако, не послал ее, а отправил к нам двух стражников, которые в мягких выражениях просили не обидеть их, так как кобылица была действительно куплена за 6 ланов. Они говорили, что хотя это и верно, но вследствие того, что она оказалась краденой, начальник просит дать только 4 лана.
Мы наотрез отказали в какой бы то ни было уплате денег за собственное животное и категорически заявили, что если не приведут сейчас же кобылицу, то отправимся к табуну и возьмем сами. Они отправились назад сообщить начальнику наши слова. Вероятно, наше раздраженное состояние, а главным образом 5 европейских ружей, коих очень боятся тангуты и тибетцы, подействовали на стражников, и немедленно была прислана кобылица, но все же с просьбою дать хотя 2 лана. Видя воздействие своей угрозы, мы, конечно, не дали и этих денег, а, напротив, сказали, что спешность нашего пути мешает нам затягивать дело и заставить начальника уплатить штраф за кражу.
Довольные достигнутым результатом, мы отправились за нашим караваном, который ночевал на холме по левую сторону от Сан-чу. Здесь было видно много банаков местных кочевников, у коих была чума на яках. По пастбищам то там, то здесь валялись трупы издохших и доживающих последние минуты животных. Вечером мы увидели 15 всадников, одетых в нарядные костюмы и вооруженных пиками, ружьями и саблями, они гнали яков. Мы в недоумении приготовились к встрече незнакомых гостей, которые шли к нам. В почтительном расстоянии вышли двое навстречу, и из расспросов мы узнали, что это – местные жители и что они ездили для разрешения спора с соседями. Погоняемые яки были взяты за выигранное ими дело. Тотчас началась торговля, и наши спутники выменяли у них четырех яков за двух лошадей с надбавкой серебра.
6 октября ночевали в ущелье речки, идущей от перевала Дан-ла.
7 октября ночевали недалеко от перевала, не дойдя до него. Уже два дня нет населения, но сегодня ночью украли из нашего лагеря еще трех лошадей. Странные люди – монголы. Они всегда знают, что есть опасность от воров, но, не желая держать ночью лошадей на привязи, пускают на корм, окарауливая сами. Утомление ли в пути, а может быть, и природная сонливость не позволяют им, однако, бодрствовать всю ночь. Сначала караульный посидит, но через час-другой он уже спит крепким сном. Воры из тангутов отлично знают эту черту монголов и ночью безнаказанно крадут из-под рук.
Утром 8 октября стали рассматривать следы. Оказалось, что воры приехали вдогонку. Невдалеке оставили своих лошадей. Пешими подошли к пасшимся стреноженным лошадям и преспокойно поймали их. Сначала вели под уздцы, затем сели на двух из них, а третью повели. Когда достигли своих лошадей, украденных отпустили свободными и погнали домой. Делать было нечего, пришлось помочь потерпевшим: взять их вьюк и наложить на запасных яков, а сами они пошли пешими.
9 октября перевалили через Дан-ла. Сегодня на самом перевале нам попались два тангута из накчуских кочевников. Они гнали около 10 яков, навьюченных мясом диких яков. Сами были верхами. Они ездили на северную сторону хребта на охоту, которая оказалась для них очень удачной. Кья Сонам, лишь только увидел их, начал уговаривать меня напасть на них и ограбить все их имущество, а самих их взять с собою и выпустить обратно, когда мы сделаем по пустыне 4–5 переходов. Хотя я был очень озлоблен против тангутов и успех в нападении представлялся несомненным, но все же моя рука не могла направить дула берданки против ни в чем неповинных пред нами охотников. Местный обычай в пустыне заявлять претензию на чужую собственность только потому, что один сильнее другого, не находил во мне сочувствия и тем более применения.
Мы без всяких враждебных выходок пропустили мимо себя охотников. На сегодняшнем привале пришлось оставить двух истощенных лошадей, отказавшихся идти с караваном даже свободными. Одна из них была та, которую Шабри оставил на дороге под мой вьюк. Простившись с этими животными, которым предстояла неминуемая смерть, вследствие приближения холодного времени года и отсутствия корма, нам стало очень тяжело при обдумывании дальнейшего пути. Перед нами открывалась безлюдная, изрезанная реками и горами пустыня до самого Цайдама. Животные наши, первых из которых сегодня пришлось бросить, не обещали ничего хорошего. Решено было двигаться как можно медленнее, чтобы не утомлять яков – последней нашей надежды.
