— Пехотой будет заниматься комэска три. У него одиннадцать пулеметов, он их встретит, а мы подсобим…
Работа по установке орудий шла заведенным порядком, как в образцовом, отлично организованном хозяйстве. Плохо обстояло дело лишь с устройством временных укрытий. Для того чтобы выкопать в мерзлой земле небольшой окопчик, требовались невероятные усилия.
Стрельба начинала стихать.
На командном пункте связисты временно оборудовали телефонную станцию. Стены выложили из снега и мелких веток, сверху натянули плащ-палатку, внутри настелили еловых лапок.
— Связистам треба удобства, — подшучивая, заметил Богдан Луценко.
— Культура! У них в землянке всегда плакаты висят: «Не шуметь», «Курить в час полцигарки, а то дышать нечем», «Говорить вежливо. За крепкое слово бьем телефонной трубкой по пяткам», — отвечал ему в тон Максим Попов, отворачивая ломом глыбу мерзлой земли.
— Это все Савка Голенищев выдумывает у них. Знаешь, длинный такой…
А в это время Савка Голенищев уже сидел в своем убежище и басил в телефонную трубку: «Орел», «Орел», я — «Калуга», я — «Калуга». Рядом с ним на куче еловых веток в ожидании разговора прилег комбат Ченцов.
— «Орел», «Орел», — продолжал бубнить Савка, — дай «Огородника», «Бригадир» просит.
На командном пункте первого эскадрона, в глубокой, с пятью накатами землянке, комиссар батареи, двадцатитрехлетний политрук Валентин Ковалев, взял телефонную трубку.
Напротив него сидели командир первого эскадрона лейтенант Рогозин, а рядом политрук Гриша Молостов. В конце стола (крышкой его служила принесенная из села дверь) — командир разведэскадрона старший лейтенант Кушнарев. Он прибыл со своими разведчиками добыть «языка», которого ему никак не удавалось захватить. Сейчас, после боя, разбирали обстановку, спорили о международном положении и закусывали курами и жареной свининой. Кур и свинину доставил в огромных молочных бидонах председатель Данилковского колхоза Никита Фролов. Круглый, ширококостный, краснолицый председатель сидел рядом с Валентином Ковалевым. Разомлев от выпитой водки, он блаженно улыбался и с гордым самодовольством разглаживал густую, невероятной величины бороду, то и дело поправляя большие, в роговой оправе очки.
— «Орел» слушает! — крикнул Ковалев в трубку.
Он был тот самый «Огородник», которого вызывал «Бригадир» — комбат Ченцов.
— Толя, это ты, братуха? Здравствуй, милый! Так, так. Ага, значит, ворон караулишь? — Ковалев задорно хохотал, грызя белыми крепкими зубами куриную ногу. Серые глаза его поблескивали озорной удалью.
— Не выйдет, думаешь? — продолжал смеяться Валентин. — Чтобы у тебя, да не вышло! Да таких колхозников, как у нас в огородной бригаде, во всем мире нет!
— Вот это верно! — кивнув бородищей, подтвердил Никита Фролов, понимая разговор совсем в другом смысле.
— Ты мне вот что объясни… — склонившись к политруку, спрашивал Рогозин. — Несмотря на разницу в политической платформе, может существовать у нас с капиталистическими государствами настоящий военный союз?
— Может, — твердо ответил Молостов.
— Миру угрожает фашизм, — вмешался Кушнарев. — Значит, для подавления фашистской агрессии нужен и должен быть военный союз.
— А какого черта они отсиживаются на островах! — возмущенно вспылил Рогозин. — Двинули бы оттуда, а мы отсюда! А то фашисты-то к Москве пожаловали…
— Тише! — крикнул Валентин и погрозил Рогозину обглоданной костью. Потом, склонившись к трубке, возбужденно спросил: — В Москву, говоришь, на праздник? На парад! Обещал? Ты брось загибать, Толя. Нет, всерьез? Ах, елки-палки! Я сегодня обязательно три черепахи подшибу. Знаешь, давай заключим договор: у кого больше будет, тот и поедет на праздник. Вместе нас все равно не пустят. Согласен? Вот и отлично! А сейчас приезжай курочек покушать. Тут нам папаша на всю артель принес. Замечательный батька!
Ковалев, отбросив кость, провел рукой по мягкой шерсти бурки. Его пальцы натолкнулись на твердую жилистую руку и крепко пожали ее. Старик расчувствовался и уронил очки.
— Замечательный батька! — продолжал Ковалев в трубку. — У него четыре дочки… Да, да! А девушки какие! Если бы ты знал! Обязательно женюсь. Непременно… На свадьбу приезжай! Алло! Алло! Толя! Чего ты там? Ковалев дунул в трубку, и вдруг его широкое густобровое лицо исказилось в напряженной гримасе. — Тише! — Он уже не просто крикнул, а скомандовал резко, отрывисто, с суровой властностью в голосе. Это был уже совсем другой человек, не тот весельчак Валя Ковалев, а командир, строгий, волевой и требовательный.
— Так, так, так… — повторил он полушепотом, словно боясь, что его подслушают. — Значит, теперь держись… Пошлю или сам приеду. Не волнуйся, отдам последний. Уж раз пошла такая свадьба, режь последний огурец.
«Ишь ты, какой колючий! — восторженно посматривая на Валентина, думал Никита Дмитриевич. — А хорош был бы зятек-то. Хорош!»
— Немцы пошли в атаку на первый завал. — Ковалев положил трубку и бросил на командира тревожный взгляд.
— Товарищи, — крикнул Кушнарев, поднимаясь из-за стола, — немцы в атаку на эскадрон Орлова пошли!
— Да они сегодня несколько раз лезли. Удивил! — отмахнулся было Рогозин.
— На этот раз будет погорячее!
Валентин отодвинул тарелку с мясом, встал из-за стола. Он был небольшого роста, но широкоплеч и коренаст.
— Нам тоже приготовиться. Дело вот в чем… — немного помолчав, сказал Ковалев. — Там комбат Ченцов остался с пушками в засаде. Немцы сейчас растаскивают завал. Если комбат и Орлов не удержатся, то противник захватит и второй завал. Тогда нам будет худо. Полк Бойкова дерется с утра. Командир нашего полка сообщил комбату, что будет серьезная атака. Надо быть готовым… Я иду к пушкам.
— Ну, а я к Ченцову, — сказал Кушнарев.
— Вот это правильно, — поддержал Ковалев разведчика. — Там «языки» близехонько, бери, как барашков…
Кушнарев промолчал.
— Ты говоришь, завал растаскивают, а почему пушки Ченцова молчат? — спросил Рогозин.
Стрельба в районе первого завала действительно слышалась редкая и вялая. Только на правом фланге у Бойкова хлестко переливались пулеметные очереди. Били немцы. Звук их пулеметов был жесткий и дробный.
— Почему молчит Ченцов, я спрашиваю? — Рогозин настойчиво теребил Валентина за острое плечо кавказской бурки. Но Ковалев сам не понимал, почему комбату стрелять не велено. Снарядов было достаточно.
— Командир полка запретил… — неожиданно ответил Ковалев и, чтобы прекратить дальнейшие рассуждения, добавил, обращаясь к старику Фролову: Вам, Никита Дмитриевич, надо собираться, а то здесь…
