Комбат все понял. В случае неудачи при этой рискованной операции батарея должна неминуемо погибнуть. Отводить пушки было некуда. Сзади были непроходимый лес и топь, впереди немцы. Уходить можно было с одними постромками. Комбат знал, что, если не удержится, эскадрону Орлова и Рогозина отступать тоже некуда.
— Все ясно, товарищ подполковник! — Ченцов не спеша с вывертом бросил ребрышко ладони к щегольски сидевшей на одном ухе кубанке и, резко оторвав руку, спросил: — Выполнять?
Осипов медлил с ответом. Порывшись в кармане, вытащил портсигар, Протянув его Ченцову, спросил:
— Ты, Ченцов, пушки свои очень любишь?
— Вы же знаете, товарищ подполковник!
— А коней?
— Жизнь отдам за коней…
— Дешево ценишь свою жизнь… А детишек любишь, а?
— Двух мальчиков имею. А почему вы интересуетесь, товарищ подполковник? — спросил Ченцов.
— Да вот сегодня в Сычах немецкий летчик девочку застрелил. Понимаешь, на моей квартире была, такая белокуренькая… — Осипов, закурив папиросу, поиграл пальцами около виска. — С кудряшками… такая. Может, вот за них лучше отдадим жизнь, а?
Комбат сверкнул добрыми глазами, отвернулся и хмуро посмотрел в темный угол блиндажа. Может быть, в эту самую минуту он вновь вспомнил своих озорников, оставленных на Кавказе?
Осипов глубоко затянулся папиросой; косясь на Ченцова, тихо продолжал:
— Ты это запомни, комбат. Хорошо сегодня дрался. Еще злее дерись. Но знай, что эскадрон Орлова я уже приказал отвести тоже глубоко в лес, поэтому на правый фланг тебе оглядываться не надо. Делай свое дело. Я пришлю прикрытие.
Ченцов облегченно вздохнул.
— Задача у тебя… — Осипов на мгновение замолчал. — Впрочем, ты знаешь сам. За геройство посулов сейчас не будет, а вот седьмого ноября, если выполнишь задачу, в Москву на парад поедешь. Обещаю. Ступай и подавай передки. Я перехожу на запасный командный пункт.
Спустя несколько минут Ченцов сидел на коне и распоряжался передвижением батареи. Гремя кольцами постромок, ездовые подводили засыпанных хвоей битюгов и ставили орудия на передки.
Немцы открыли по завалу и ближайшему к нему лесу убийственный огонь.
Высокий, богатырского сложения, круглолицый красавец сержант Анатолий Алексеев, командир орудия, дал перед этим несколько залпов.
— На, держи, гад! — крикнул Алексеев, посылая снаряд.
Противник, не подозревая, что батарея снялась, засыпал старые позиции тяжелыми снарядами. Шишковский лес гудел и трещал, словно его хлестала жестокая буря. Кругом с шумом и грохотом валились срезанные снарядами вершины деревьев. Остро пахло смолой и пороховыми газами.
Гитлеровцы решили стереть с лица земли батарею. Она мешала им, как заноза в пятке, не давала двигаться, валила их танки, разбрасывала во все стороны табунившихся за танками автоматчиков.
Один взвод эскадрона Орлова, прикрывая левый фланг, не успел вовремя отойти и попал под этот обстрел. Выполняя приказание Доватора о захвате «языка», старший лейтенант Кушнарев тоже очутился здесь. Он все время торопил бойцов, чтобы быстрей выйти из зоны обстрела. Но передвижению мешали раненые. Их было уже более десяти человек. Из санитарок здесь оказалась только одна молоденькая девушка. Она не успевала перевязывать.
Девушка действовала очень спокойно. После очередного разрыва она быстро вскакивала на колени и торопливо ползла к лежащим на снегу бойцам.
Когда Кушнарев упал перед визжащим снарядом, у него слетела с головы кубанка. И хотя снаряд разорвался слева, старший лейтенант получил в правый бок основательный толчок. Он ткнулся носом в снег. В ушах стоял звон, потом его кто-то схватил за волосы и приподнял голову. Сначала он хотел крикнуть от боли, но потом раздумал и только сморщился.
— Вы живы? — раздался голос возле правого уха.
— А? — Кушнарев повернул голову.
— Вы не ранены, я спрашиваю? — Девушка, смутившись, выпустила из своего кулака спутанную шевелюру и потянулась за кубанкой.
— Нет, — редко смеявшийся Кушнарев на этот раз готов был расхохотаться. «Крепкий кулак», — мелькнуло у него в голове и почудилось, что он где-то слышал этот голос.
— Если нет, ползите дальше! — Девушка нахлобучила ему на глаза кубанку и, не обращая внимания на приближающийся свист мины, двинулась было к застонавшему неподалеку раненому. Но Кушнарев, поймав ее за рукав, рывком притянул к себе и вдавил ее голову в снег. Мина с треском разорвалась в нескольких шагах, именно в том месте, где лежал стонавший боец. Из развороченной воронки шел дым. Кругом валялись клочья окровавленной шинели. Девушка отвернулась и вытерла рукавичкой приставший к щеке комочек снежной грязи.
— Осторожней надо! — Приподнявшись, Кушнарев сел на снег.
— Ничего… — небрежно проговорила девушка.
Темные большие глаза девушки смотрели растерянно, густые ресницы вздрагивали. Только сейчас Кушнарев узнал Оксану, девушку из партизанского отряда. Она очень изменилась.
Двух казаков с перебитыми ногами пришлось тут же на снегу перевязывать. Одного понесли трое задержавшихся бойцов, другого, поменьше ростом, подхватил, как ребенка, на руки Торба. Оксана шла рядом, помогая Торбе нести раненого.
Кушнарев посмотрел сбоку на ее строгий профиль, на тонкий с горбинкой нос, и показалось ему, что она самая милая и мужественная на свете девушка.
— Когда ты приехала? — спросил он.
— Позавчера, — тихо ответила Оксана.
Батарея Ченцова выдвинулась на новые позиции благополучно, без потерь.
— Вовремя снялись… А командир полка сразу понял обстановку и повернул все по-своему, — заметил комбат, посматривая на веселых, коренастых батарейцев.
Это была единая, крепко спаянная семья, влюбленная в свои пушки и в своего отважного командира.
Сержант Алексеев, несмотря на мороз, сбросил полушубок и, проваливаясь в глубоком снегу, рубил молодую елку. Старший наводчик Максим Попов и заряжающий вислоусый Богдан Луценко, прозванный Хмельницким, рыли капонир.
Алексеев, схватив елку, хотел было откатить ее в сторону, но Ченцов приказал поставить на место, чтобы «росла» в снегу. Так поступили и с другими деревьями.
— Когда снаряд пролетит, — объяснил Ченцов, — такие елки сами попадают. Раз мы в засаде, то важна внезапность. На каждый танк даю три снаряда, хватит? — спросил он у Алексеева.
— На этом расстоянии бью с двух! — ответил Алексеев. — А сколько на пехоту?
— Пехотой будет заниматься комэска три. У него одиннадцать пулеметов, он их встретит, а мы подсобим…
