В Школе чиновников изучались как основы китайской философии, так и китайские исторические сочинения. Следует отметить, что большинство учеников предпочитали именно историю. В этом нашел отражение весьма рано сформировавшийся прагматический образ мышления японцев, не слишком склонных к абстрактным рассуждениям. Последующее культурное развитие нации, как нам представляется, полностью подтверждает этот тезис - Япония вырастила очень немного "чистых" философов.
Институт "дайгаку" был заимствован из Китая, но за морем он утерял важные социальные функции. В Китае существовала система конкурсов на занятие чиновничьих должностей, и при всех существующих общественных ограничениях она все же создавала определенные возможности для прилива свежих сил в бюрократическую элиту. Японские юноши, окончившие Школу чиновников, тоже подвергались конкурсным испытаниям, но их результаты не имели решающего влияния на последующую карьеру вчерашних учеников: высшие должности распределялись приватным образом между представителями немногих аристократических родов. Самым могущественным из них был род Фудзивара. Настолько могущественным, что некоторые японские ученые определяют время с середины IX по конец XII в. как "период Фудзивара".
Историческим основателем этого рода является Каматари (614-689) именно он выделился из консервативно настроенного рода синтоистских жрецов Накатоми и стал одним из основных вдохновителей "реформы Тайка" ("великие перемены"), начавших осуществляться в 645 г. (перевод "манифеста Тайка" см. [Попов, 1984, с. 52-77]) и имевших целью превратить полуварварскую Японию в цивилизованное государство наподобие китайского. С тех пор представители северной ветви Фудзивара почти неизменно занимали ведущие должности при Дворе, все более оттесняя другие аристократические роды на второй план. Браки между престолонаследниками и женщинами Фудзивара стали делом обычным. А в 858 г. Фудзивара Ёсифуса (804-872) удалось добиться еще большего. Он не только возвел на престол своего восьмилетнего внука Сэйва, но и был назначен на пост регента, который до этого занимался исключительно представителями царского дома.
В своем окончательном виде политическое доминирование Фудзивара выглядело так. Глава северной ветви Фудзивара является регентом (сэссё) малолетнего императора, который приходится ему внуком или племянником (до "революции Мэйдзи" 1867 г. в Японии не существовало строгого порядка наследования: преемник избирался из достаточно многочисленного круга возможных кандидатов). После того как император достигал совершеннолетия, регент становился канцлером (кампаку) - высшим чиновником бюрократической иерархии. Для того чтобы император не успел обрести самостоятельность, было заведено, что он отрекается от престола и постригается в монахи достаточно рано.
Амбиции императорского дома были окончательно подавлены лишь в конце X в., т. е. через столетие после того времени, о котором мы ведем рассказ. А в 887 г. на престол взошел энергичный Уда, чья мать не принадлежала к роду Фудзивара. Уда мечтал управлять страной сам, но для этого требовалось оттеснить Фудзивара с высших государственных постов, заменив их своими ставленниками. Ближайшим его советником в щекотливых хитросплетениях придворной политики стал Татибана Хироми. Но при вступлении на престол Уда был вынужден назначить канцлером Фудзивара Мотоцунэ (838-891).
Согласно сложившимся правилам, Мотоцунэ от должности отказался. Однако Уда (с помощью Хироми), вместо того чтобы вновь предложить ему должность канцлера, ответил совсем не традиционно. Он писал, что дарует Мотоцунэ должность "ако". Этот термин означает нечто вроде главного министра в древнем Китае, но его смысл в Японии IX в. был не слишком понятен. А Фудзивара Сукэцуги решительно утверждал, что обладатель сего поста никакими реальными полномочиями не обладает. Поэтому Мотоцунэ счел такое предложение оскорбительным и удалился от государственных дел в свою усадьбу. Посыльные доставляли ему документы государственной важности, требующие безотлагательного решения, но в течение полугода Мотоцунэ не заглянул ни в один из них.
Многих министров и ученых опросил Уда, желая доказать свою правоту. Мощь Фудзивара была такова, что никто не поддержал государя. Никто, кроме Митидзанэ. Уда специально вызвал его из провинции Сануки, что на острове Сикоку, где он служил управителем начиная с 886 г., чтобы узнать мнение Митидзанэ. И хотя тот и не счел употребление термина "ако" вполне приличествующим случаю, он все же не присоединился к обвинениям Хироми в злостном умысле.
Собственно говоря, решение подобных схоластически-литературных вопросов было для Митидзанэ занятием более подходящим, нежели дела практические. Находясь в должности управителя, он мог в стихах сожалеть о бедственном положении крестьян, но на деле не предпринимал ничего серьезного для облегчения их участи.
Объезжая в начале правления свои владения, Митидзанэ обратил внимание на лотосовый пруд, растения в котором в течение длительного времени не давали цветов, но в последние годы зацвели вновь. Тысячу корней из этого пруда Митидзанэ повелел пересадить в двадцать восемь буддийских храмов в качестве подношения Будде, дабы обеспечить благополучие провинции. Однако через два года случилась великая сушь, и Митидзанэ в одном из своих китаеязычных стихотворений был вынужден признать, что жара ниспослана в качестве возмездия за его неумелое управление. В этом утверждении есть дань политической модели конфуцианства, возлагающего ответственность за природные аномалии на правителя, но и зерно истины в самокритике, безусловно, содержится.
Итак, Уда оказался среди своих царедворцев в полной изоляции и был вынужден назначить Мотоцунэ канцлером, назвав на этот раз должности своими именами. Он заявил также, что Хироми ввел его в заблуждение. В дневнике Уда с досадой записал: "Я не смог провести свою волю в жизнь. Не смог и склонился перед подданным. В этом горестном мире всегда происходит именно так".
Однако Мотоцунэ не удовольствовался тем, что настоял на своем. Он сделал все возможное, дабы изгнать Хироми. По его наущению ни один из придворных не явился на литургию Великого Очищения от скверны - главную церемонию государственного синтоизма. Хироми не снес всеобщего остракизма, отошел от дел и через год умер. Но Мотоцунэ пережил его ненадолго - он скончался в 1-й луне 891 г. Его сыну Токихира был всего 21 год. Уда воспользовался этим обстоятельством для восстановления абсолютизма.
Во-первых, он оставил пост канцлера вакантным. Потомки, желавшие возрождения императорской власти, с постоянной ностальгией вспоминали этот факт. Во-вторых, в качестве наследника престола Уда выбрал собственного сына Ацукими, чья мать не принадлежала к главной северной ветви Фудзивара. И, в-третьих, он стал решительно продвигать своих ставленников, так что через два года в Высшем государственном совете представители северной ветви Фудзивара занимали уже менее половины мест.
Одновременно стремительно восходила бюрократическая звезда Митидзанэ Уда не забыл его преданности. Для царедворцев, да и для самого Митидзанэ это было полнейшей неожиданностью. Да, он был признанным сочинителем китайских стихов, знатоком классических текстов, и к нему могли обращаться за советом, но для людей его происхождения высшая административная карьера представлялась абсолютно невозможной.
В 891 г. Митидзанэ стал заместителем Начальника дворцовых покоев, в 893 г. назначен воспитателем Ацукими, а его дочь Нобуко император взял себе в наложницы. Демонстрируя перед Ацукими виртуозное владение техникой стихосложения, Митидзанэ по его просьбе слагал до двадцати стихотворений кряду.
В 894 г. произошло весьма примечательное событие - Митидзанэ получил должность главы посольства, отправлявшегося в Китай. Казалось бы, чего еще может пожелать человек, чья жизнь с самого детства связана с китайской культурой, но который тем не менее никогда не покидал пределов своей земли? Тем более что основной целью посещения континента должно было стать приобретение конфуцианских и буддийских текстов. Однако Митидзанэ оказался во главе неосуществленной миссии. И он сам употребил все свое красноречие, чтобы флотилия пределов Японии не покинула. Митидзанэ удалось убедить Уда, что в период политической нестабильности, который в то время переживал Китай, отправляться за море не имеет смысла. Следует дождаться или установления новой династии, или укрепления старой. Беспокойство Митидзанэ кажется вполне обоснованным - династия Тан прекратила существование через одиннадцать лет.
Однако более важным нам представляется другое соображение, о котором в источниках непосредственно не упоминается. А именно: японская аристократия к этому времени в значительной мере утратила интерес к событиям на континенте. Пусть дети аристократов еще продолжали изучать сочинения китайской древности, а сами они носили одежду заморского кроя и сочиняли китайские стихи, но в целом в стране был утерян побудительный мотив к овладению китайской образованностью. Отчасти это объясняется тем, что она не давала возможности продвигаться по службе - должности распределялись не в соответствии с приобретенными знаниями, а исходя из влиятельности рода, к которому принадлежал соискатель. Но самое главное состоит в том, что теперь аристократов прежде всего занимала сама Япония и ее культура. Тотальное заимствование иноземных образцов в VII-VIII вв. дало мощный толчок к развитию национальной государственности и культуры, которые теперь уже имели достаточно внутренней энергии, чтобы развиваться самостоятельно. Если дед Митидзанэ - Киётата - в 804 г отправился в Китай в составе того же посольства, что и Кукай, и с пользой провел там год, то у его внука не обнаружилось особого желания переплыть море. Выяснилось к тому же, что многие новшества, введенные в VIII в., оказались совершенно излишними. Так случилось, например, с чеканкой монет. Вначале деньги сочли необходимым атрибутом государственной власти, и в конце VII в. появились первые японские монеты. Однако перераспределение товаров продолжало носить в основном натуральный характер, и чеканка монеты была прекращена в 958 г., возобновившись лишь во второй половине XVI в.
