не были бы столь популярны. Амбициозные интерпретаторы используют творчество Босха в качестве зеркала модных современных идей. Их гипотезы говорят о них самих больше, нежели об их жертве.
Манеру Босха с непревзойденным мастерством описал Макс Фридлендер, озабоченный тем, чтобы любители искусства, сталкиваясь с произведениями Босха, не только поражались его выдумкам, но и размышляли об особенностях его рисунка и живописи. «Объемные формы человеческого тела и индивидуальные черты безразличны Босху, он совершенно не обеспокоен иллюзией правдоподобия, требующей длительных штудий. В его построениях человеческая фигура имеет ценность, если она выразительна по контурам либо как звено в цепи последовательного развертывания зрительных рядов. 〈…〉 Босх компонует как чеканщик рельефов или медалей, он апплицирует формы на плоскость и уточняет отдельные детали до такой степени, что они становятся прозрачными. Наиболее существенное приобретает декоративные силуэты. 〈…〉 Скользящий рисунок, направленный к цели кратчайшим путем, придает картинам Босха неземную легкость. Мастера привлекают худощавые чресла, тонкие прутья и ветки, высохшие стволы деревьев; острые как нож, подобные терновым кустам, колючие, кактусообразные формы наполняют плоскость копошащимся движением. Линии и мазки нанесены отрывисто, пастозно, россыпями и сеткой предпочтительно светлым на темном, в соотношениях, которые доведены до эффекта вздутия живописных масс. Декоративно-орнаментальное единство композиции достигается с помощью светлых мазков поверх темных цветовых плоскостей. Гармонии мерцающих холодных тонов, особенно в светлых частях композиции, скорее повышают декоративное качество живописи, нежели напоминают о естественной природе. Основные объемы человеческой фигуры, которые представляются подвижными и грациозными, схвачены уверенно. 〈…〉 Поклонение природе, погружающее творца в ремесленную рутину, чуждо присущему ему методу формообразования. Фантастика Босха порывает с естественными законами, с иронией разрушая преграды между человеком и животным, рукотворным изделием и продуктом природы. 〈…〉 Складки одежд будто спрессованы и выглядят не написанными, а нарисованными. Линии – нечеткие, прерывистые, но не вялые – не загромождают рисунок, наложены в меру изящно, лаконично выявляя в изображенных мотивах наиболее существенное. 〈…〉 По сути, живопись Босха является преимущественно плоскостно-декоративной» [347].
Иероним Босх. Извлечение камня глупости. Ок. 1475–1480
Большинство специалистов насчитывает около сорока сохранившихся работ Босха, тогда как критически настроенные признают бесспорными только шестнадцать. Четыре из них сосредоточены в музее Прадо в Мадриде: «Извлечение камня глупости», «Семь смертных грехов», триптих «Сад земных наслаждений» и триптих «Поклонение волхвов». В испанских коллекциях находятся еще три работы: в Эскориале – триптих «Воз сена» и тондо «Венчание тернием»; в столичном Дворце Реаль – «Несение креста». В лиссабонском Национальном музее старого искусства хранится триптих «Искушение святого Антония». Триптихи с изображением святых отшельников и святой Юлии находятся во Дворце дожей в Венеции. Музей Бойманс – ван Бейнинген в Роттердаме обладает картинами «Святой Христофор» и «Бродяга». Венской Академии изобразительных искусств принадлежит триптих «Страшный суд»; Картинной галерее в Берлине – «Иоанн Евангелист на острове Патмосе»; гентскому Музею изящных искусств – «Несение креста»; Принстонскому университету в США – «Христос перед Пилатом».
Произведения Босха не поддаются точной датировке. Большинство исследователей принимает периодизацию его творчества, предложенную Шарлем де Тольнаем: ранний период – 1475–1480, средний – 1480–1510, поздний – 1510–1516 годы [348].
К ранним работам Иеронима Босха относят «Извлечение камня глупости» – маленькую картинку, приобретенную в 1570 году Филиппом II у вдовы и сына дона Фелипе де Гевары.
В круге изображены четыре человека, расположившиеся у круглого стола, поставленного на травянистом холмике посреди обширной безлюдной низины. Человек с железной воронкой на голове делает скальпелем надрез на темени дородного старика, привязанного полотенцем к креслу. Хирург сосредоточен; лицо пациента перекошено гримасой боли. Из надреза высовывается тюльпан; другой такой же цветок лежит на столе. За операцией наблюдают монах и женщина в платке бегинки. Монах, выражающий восхищение успехом операции, – сообщник хирурга. Его задача – управлять вниманием свидетельницы. Ему это удается: подперев голову рукой, она угрюмо уставилась на темя пациента. Возможно, она уже прошла такую же операцию – не ее ли тюльпан лежит на столе? На голове у нее покоится толстая застегнутая книга – пародия на мудрость. Мошенники заработают на кувшин вина, красующийся в самом центре, – на то им и воронка. Недаром эту картинку видели в 1524 году висящей в доме епископа Утрехтского не в приемной и не в кабинете, а в столовой [349].
Округлость и небольшой размер делают дощечку Босха похожей на зеркало, какими нидерландцы любили украшать свои комнаты. То, что это сходство не случайно, видно по вогнутости земной поверхности. Так изгибается плоскость в выпуклом зеркальном отражении. Круглое зеркало – это не только «зерцало мира», но и образ повторяемости, вращения на месте, подобного вращению крыльев мельницы, виднеющейся вдали [350].
На раме выведено красивой готической вязью фламандское двустишие: «Meester snijt die Keye ras / Myne name js Lubbert das» («Мастер вырезает камни / Мое имя Любберт»). Стишок связывает картинку Босха со смешной историей об олухе Любберте, который отправился вырезать себе «шишку глупости». Люббертом станешь и ты, говорит Босх зрителю, если доверчиво откроешь свой кошелек шарлатану, который при свидетелях извлечет из твоей головы «камень глупости» [351]. Что касается судьбы обманщиков, то один ее вариант обозначен виселицей и колесом на жерди, виднеющимися левее головы хирурга. Впрочем, до такого финала им еще далеко.
Босх изображает дураков и пройдох с иронией, но без злобы, без сарказма. Легкость его мысли и интонации проявляется в манере письма – мягкой и гладкой, как эмаль. Монотонная пустынная ширь брабантской равнины – живописное открытие Босха – отделена от серо-голубого неба горами. Действие, разыгрывающееся в центре всемирного амфитеатра, вторгается в мировое благообразие забавным диссонансом. Красный, синий, белый тона и блеск серебристо-серого металла будят мир от дремоты, придавая картинке задорный, жизнерадостный вид.
Вопреки мнению большинства ученых, схематичность фигур здесь вовсе не от недостатка мастерства. Босх делает их такими, действуя как сценограф, который использует контраст фона и фигур, чтобы придать зрелищу выразительность. Схематизм помогает анекдотически утрировать позы, жесты, мимику. Предметы символического реквизита, что бы они ни значили, так и лезут в глаза. Все характеристики и атрибуты предельно выпуклы и заострены. Перед нами не житейская сценка, а специально устроенное зрелище, миниатюра «из жизни», представленная на потеху публике бродячими комедиантами [352].
Но художник перенес представление с городской площади в центр мира, превратил в публику нас
