достигнуть такой решительности, тонкости и совершенства, которые не имеют себе равных и которые могли служить ему надежным основанием для последующих опытов. Рисунки, сделанные для Италии Гэквиля, являются удивительными примерами обилия и точности деталей так же, как некоторые изображения швейцарских видов, принадлежащие Фокесу Фарнелей.
Создав эти произведения, художник точно почувствовал, что создал все, что мог, или все, что было нужно создать в этом роде; он стал стремиться к чему-то новому. Элемент цвета начинает входить в его произведения, и при первом стремлении примирить свой напряженный интерес к этому элементу с тщательной отделкой форм получился ряд неправильностей, и в этот период должны были появиться некоторые неудачные или неинтересные произведения. Картины, изображающие английские виды, особенно характерные для этого периода, далеко не равны: некоторые, например, изображения Окгамптона, Кильгаррена, Ольнвика и Ллантони принадлежат к его прекраснейшим творениям; другие, как вид Виндзора с Итона, Итонский колледж и Бедфорд, грубы и полны условностей.
Я не знаю, когда художник в первый раз поехал за границу, но некоторые из швейцарских картин появились в 1804 или 1806 году.
§ 40. Отечественные сюжеты в Liber Studiorum
Среди самых ранних рисунков из серий, вышедших в Liber Studiorum (помеченных 1808, 1809 годами), встречается великолепное изображение Сен-Готардской горы и Малого Чертова моста. Замечательно следующее. Он познакомился с этими видами, столь сродными почти во всех отношениях его энергичному уму; они снабдили его обильными материалами; в упомянутых двух рисунках, в своей картине Chartreuse и некоторых позднейших он доказал, что вполне умеет ценить эти материалы и распоряжаться ими. И тем не менее после этого знакомства в его остальных ппроизведениях число английских сюжетов превосходит число иностранных более чем вдвое; при этом английские сюжеты в значительной своей части особенно просты н обыденны; таковы, например, Пэмбюрская мельница, Хутор с белой лошадью, картина, изображающая петухов и поросят, Плетень и Канава, Собиратели кресса (из твикингамских видов) и прекрасный, торжественный сельский вид, названный Водяная мельница. Замечательно далее, что его архитектурные сюжеты почти исключительно британские, он не заимствует их из континентальных громад, как можно было бы ожидать от художника, который так любить изображать эффекты больших пространств. Возьмите его картины: Риво, Святой остров, Демблин, Деистанборо, Ченсто, Госпиталь святой Екатерины и Гринвичский, Английская приходская церковь и Саксонские развалины, наконец, тонкое и изящное изображение английского замка в равнине в пастушеском вкусе, с ручьем, деревянным мостом и дикими утками. Среди картин с иностранными сюжетами мы ничего не можем противопоставить им, кроме трех ничтожных, плохо обдуманных и неудовлетворительных сюжетов, заимствованных из Базеля, Лауфенбурга и Туна; мало того, британские сюжеты преобладают не только по количеству: художник относится к ним с особенной предпочтительной любовью; удивительно, с какой полнотой и законченностью он практикует отечественные сюжеты по сравнению с большинством иностранных. Сравните фигуры и овец в картинах Плетень и канава, Восточные ворота, Винчельси с ближайшей листвой, с беспорядочным передним планом и странными фигурами на картине Тунское озеро, или сравните скот и дорогу на картине Холм Святой Екатерины с передним планом Бонневилля, или тонко сделанную человеческую фигуру, держащую сноп ржи на картине Водяная мельница, с собирателями винограда на Гренобльском пейзаже.
В его листве замечается такое же пристрастие. Воспоминание об английских ивах на берегах ручьев и аллей английских лесов врываются даже в героическую листву Эсака, Гесперии и Кефала. В сосновые леса Швейцарии или славного Камня он, подобно Ариелю, не может войти или входит туда с большой опасностью для себя. Сосны, изображенные на его картине Долина Шамуни, образуют прекрасные массы и лучше сосен всякого другого художника, и все-таки в них нет ничего похожего на сосны; он сознает свою слабость и срывает отдаленные горы с яростью лавины. Сосны двух его итальянских композиций прекрасны по распределению, но это жалкие сосны. Его не трогает красота альпийской розы; без удовольствия ест он каштаны, он никогда не мог научиться любить оливковые деревья, и на переднем плане своих Гренобльских Альп он, подобно многим другим великим художникам, подавлен виноградом.
Эти проявления национальности у Тернера (можно, если понадобится, привести массу других примеров) я привожу в доказательство не слабости его, а силы; они свидетельствуют не столько о недостатке понимания чужих стран, сколько о сильной любви к своей собственной. Я убежден, что художник, который не любит своей страны, не вынесет ничего из чужих. Имея в виду это правило, поучительно наблюдать, какую глубину, какой подъем сообщают чувству Тернера виды континента, какой смелостью отличается его оценка всего, что характеризует местность, и как быстро схватывает он все, чем можно будет воспользоваться впоследствии в качестве ценного материала.
Из всех чужих стран с наибольшей полнотой ему удалось постигнуть дух Франции; причиной отчасти послужило то обстоятельство, что в ее пейзаже он нашел более сходства с английским, отчасти то, что мысли, которых не навеет ни Италия, ни Швейцария, являются во Франции, отчасти, наконец, то, что в листьях французских деревьев и в формах французской почвы есть много сродного с его любимыми формами.
§ 41. Французский и швейцаский пейзаж в изображении Тернера. Швейцарский неудовлетворителен
Не знаю, чему это приписать, а может быть этого и вовсе нельзя объяснить и понять, но я убежден в одном: что по красоте стволов и совершенству форм французские деревья не имеют себе равных; группы, которые они образуют, всегда так необыкновенно прекрасны, что Франция, по моему мнению, является из всех стран самой лучшей страной для воспитания в художнике понимания прекрасного, и это не романтическая, не горная Франция, не Вочезы, не Овернь, не Прованс, а низменная Франция: Пикардия и Нормандия, долины Луары и Сены и даже тот округ, который так легкомысленно и неосновательно считают неинтересным английские художники, именно местность между Кале и Дижоном; здесь всякая равнина полна живописных картин, всякая миля дает массу поучительного для художника. Местность, непосредственно окружающая Sens, представляется, быть может, наиболее ценной благодаря величавым линиям тополей, необыкновенной красоте и законченности форм деревьев
