Показательно, что уже тогда, не имея клипов и хитов, Макс сразу замахивался на стадионы и дворцы спорта.“Уж если и появляться „на людях“, то только в „Олимпийском“, – делился планами Композитор. – И то – не сразу. Чтобы все просто истомились от ожидания. Представьте себе забитый народом „Олимпийский“. Луч света выхватывает в центре сцены одиноко стоящую девушку. Все в экстазе. Внезапно девушка объявляет в микрофон: „Группа “Глюкоза”! Приветствуйте!“ И тут все видят огромные экраны, на которых играет рисованная, виртуальная группа. А настоящие музыканты находятся в глубине сцены и выступают живьем. Все будет нормально – вот увидите, скоро мы поставим мир на уши…”
Примерно в эти же дни мой давний приятель Леня Захаров из “Комсомольской правды” изрек стратегически важную мысль: “Если за Глюкозой стоит какая-то интересная история, то этот проект интересен. А если истории нет – то не интересен”.
Все понятно. Спасибо, Леня. Нам оставалось эту историю придумать.
Я видел здоровую наглость в том, чтобы сделать Глюкозу невидимкой. Теоретические предпосылки к появлению в России виртуальных артистов были понятны. Я посетил концерты культовой американской группы Residents, музыканты которой скрывались за освещенной прожекторами простыней. Это была не блажь, а продуманная концепция – каким-то удивительным образом им в течение многих лет удавалось играть концерты и выпускать альбомы, оставаясь при этом безымянными.
Похожий “театр теней” демонстрировал и французский Gotan Progect, прячась часть концерта за псевдоэкраном, а затем открывая все пространство сцены. Сам бог велел вспомнить Дэймона Олборна из Blur, который долгое время корчил из себя мудака, заявляя, что не имеет никакого отношения к Gorillaz. С прессой общался известный продюсер Дэн Накамура, который выдавал информацию дозированно и, по словам создателя мультяшных видеотворений Gorillaz Джеми Хьюлитта, являлся чуть ли не случайным прохожим.
Короче, нам было с кого брать пример. Если же копать глубже, то пиар-команде Глюкозы предстояло проиллюстрировать на практике небезызвестный тезис Ницше о том, что “настоящее искусство должно быть анонимным”.
Нет ничего проще.
Пусть Фадеев найдет в интернете новую группу и выступит исключительно в роли саундпродюсера. Ребята откуда-то с Верхней Волги, и им, кажется, по семнадцать-восемнадцать лет. И всё. Больше ничего не известно. Слушайте альбом, друзья.
…Базис и идеология этой легенды строились на двух китах. Во-первых, за последние годы на рынке ощущался перебор проектов Фадеева: Линда, Total, “Монокини”, Катя Лель, саундтреки и сольные альбомы самого Макса. Мы чувствовали: еще один проект, и это будет явный перебор.
Во-вторых, некоторую элитарность музыки Глюкозы я предложил “разбавить” ее “близостью к народу”. Пусть девочка будет родом с Поволжья. Почему? В нашем сознании этот ареал ассоциируется:
а) с бескрайними просторами (хуй кого найдешь);
б) с тотальным голодом 1918 года и продуктовым беспределом при Брежневе—Черненко—Андропове.
Как тут не запеть (соловьем)? Шутка.
В общем, простые поволжские ребята в противовес скучной работе их родителей радуются жизни и играют китчевый электро-поп. Холодные вокзалы, ветра, дожди, снег… А в центре этого мира, погрязшего в неонах, электронных ритмах дискотек и мерцании компьютерных мониторов, теплится девичья влюбленность в мечту.
Итак, на этот раз было решено не создавать никаких пресс-релизов. Чуть ли не впервые на моем веку нами сознательно были нарушены незыблемые заповеди “сексуальных” отношений “пресс-служба – журналист”. Никто – ничего – никому – не разжевывает. Существует только легенда, которая проговаривается исключительно устно, при передаче промо-дисков Глюкозы из рук в руки. Никаких электронных писем, никаких курьеров. Всё делаем сами, всё на личных контактах. И максимум душевной теплоты.
Пока мы напускали шума и пыли, Фадееву настало время выбрать звукозаписывающую компанию, которая решилась бы выпустить диск Глюкозы. Вскоре такая компания нашлась. Юрий Слюсарь из “Монолита”, незадолго до этого купивший права на дистрибьюцию альбома Земфиры “14 недель тишины”, услышал от региональных партнеров о невероятном успехе песни “Шуга”, которую пираты ставили на первые позиции в сборниках. Несколько месяцев ушло у Слюсаря на поиски правообладателя “Шуги”, пока не состоялась его судьбоносная встреча с Фадеевым.
“Максим специально прилетел из Праги, а я не мог его принять, поскольку у меня была температура 39, – вспоминает Слюсарь. – Фадеев страшно обиделся, и я был вынужден встретить его у себя дома. Я вышел в гостиную, весь укутанный и в шарфах, в обстановке „полевого госпиталя“... Я думаю, что окончательное решение о сотрудничестве было принято под влиянием высокой температуры и, по-видимому, нарушения порядка в мозгах. Макс мне потом говорил: „Ты меня застал своим видом врасплох – и до сих пор я пожинаю плоды этой встречи“”.
После плодотворной встречи Слюсаря с Максом работу над проектом продолжили три структуры: продюсерский центр Фадеева “ELF”, музыкально-информационное агентство “Кушнир Продакшн” и компания “Монолит”. Подписание контракта о выпуске дебютного альбома Глюкозы считалось вопросом времени. Цифры, похоже, устраивали всех.
Цель, которая ставилась перед пиар-командой на втором этапе, – создать дикий шум при максимуме тумана. Раздолье для фантазии было безграничным. Вскоре в ряде изданий появилась информация, что Фадеев помогает новой группе, в которой поет известная вокалистка, причем ее голос сознательно искажен до неузнаваемости. “Группа „Глюкоза“ является, пожалуй, самым загадочным на сегодняшний день российским поп-исполнителем, – писал зимой 2003 года журнал “оТВеть!”. – Чей это вообще проект и кто та таинственная солистка, исполняющая нарочито безголосо забавные песенки, вокальный диапазон которых не превышает октавы? В общем, все эти вопросы и привели нас в PR-службу „Кушнир Продакшн“, нанятую рекламировать эту самую таинственную „Глюкозу“”.
Корреспондент популярного тележурнала получил четкие и развернутые ответы на все свои вопросы. По одной из версий, в новом проекте Фадеева прикалывалась Жанна Агузарова. По другой версии там пела ее незаконнорожденная американская дочь. По третьей версии – Ирина Салтыкова. По четвертой – Лена Зосимова, с которой Фадеев делал тогда альбом. По пятой версии – бэк-вокалистка Линды Ольга Дзусова. Еще по одной из версий на альбоме пел сам Максим, который трансформировал свой голос с помощью компьютера из мужского в женский.
В зависимости от степени фантазии глянцевые издания выбирали понравившийся вариант и начинали его активно обсуждать. Мы же продолжали двигаться дальше.
Пресс-день с региональными изданиями, который был сделан по Глюкозе, больше напоминал разведку боем. Было понятно, что за невидимую вокалистку будет отдуваться по телефону ее продюсер. “Я не могу о ней рассказывать ничего, потому что это вообще закрытая информация”, – осторожничал Макс, отбиваясь от назойливых журналистов. Порой в его не всегда уверенных ответах сквозили проблески конкретного образа: “Я являюсь консультантом и человеком, который просто нашел в зачаточном варианте Глюкозу, кое-что подсказал, помог со звуком. И теперь из яиц вылупились такие лапочки”.
В процессе интервью Фадеев попытался применить и расширенный вариант ответа: “Сложно сказать, что это мой проект. Я просто помог музыкантам найти свой стиль звучания. Они самодостаточные, очень яркие личности – группа „Глюкоза“. Мы назвали это „поп-панком“. Музыка с элементами ретро, но с модным звучанием. Девочка поет голосом, похожим на Агузарову, хотя сама она толком и не знает о существовании Жанны”.
По итогам экспериментального пресс-дня имело смысл сделать оперативный разбор полетов. Во-первых, все наши ответы были построены на принципе косвенного пиара. Непосредственно главная героиня в интервью по известным причинам не участвовала, и о ней говорили исключительно третьи лица: Максим, его брат Артем, представители пресс-службы.
Второй момент – несмотря на наши внутренние дискуссии, Фадеев настаивал на том, что авторство песен принадлежит не ему, а Глюкозе. Так впоследствии и было написано на альбоме: “Музыка и слова – Глюкоза”. Это был тот редкий случай, когда Макс проявил невиданную для себя последовательность. Правда, ненадолго.
И последнее воспоминание, связанное с первыми пресс-днями Глюкозы. Когда мы попытались через пару месяцев повторить подобные интервью, в нашу жизнь ворвались потусторонние силы. Причем в весьма конкретном облике.
По дороге к нам в офис новенькую “мазду” Фадеева на большой скорости протаранила ветхая “газель”. Дело было в районе Белорусского вокзала. Машина Фадеева восстановлению не подлежала, а сам Макс почувствовал сильную боль в шее. И хотя рентгеновский снимок показал, что ничего страшного нет, на Композитора этот случай произвел сильное впечатление. Причем не потому, что нам пришлось отменить добрый десяток интервью. А потому, что, как выяснилось, за рулем “газели” сидел земляк Фадеева из города Кургана. Земляк был катастрофически трезвый и явно не понимал, что происходит. Можно было предположить, что на Максима, как на существо мистическое, этот случай произвел определенное впечатление.
