волнистого; как за этой тенью она повела бы вас в пространство, наполненное как бы легкими испарениями, залитое мягким светом, с изгородями, тропинками, разбросанными хижинами и деревьями; все это смешивается и сливается вместе в прекрасную, нежную, непроницаемую картину, неопределенно-таинственную; она искрится, и тает, и исчезает в небесах, и при этом в ней нет ни одной линии отчетливой, ни одной частицы пустоты.
Для художника нет никакой возможности передать это все; он не может достигнуть бесконечности такого же рода и в такой же степени, но он может дать нам эту бесконечность в меньшей степени.
§ 9. Безусловная необходимость полноты и законченности в пейзажной живописи
Ему незачем захватывать даже тысячную часть того пространства, которое охватывает природа, но он имеет во всяком случае полную возможность не оставлять ни одной части этого пространства пустой и бесплодной. Если природа вырабатывает свои мельчайшие подробности на расстоянии миль, то нельзя оправдать его, если он станет обобщать эти подробности на расстоянии дюймов, и если он дает нам только то, что может; если он представит нам полноту столь же законченную и столь же таинственную, как полнота природы, мы простим, что это — полнота чаши, а не океана. Но мы не простим ему, если он, не имея возможности овладеть милями, не захочет на этом основании овладеть дюймом или, имея в своем распоряжении меньше средств, чем природа, оставит на этом основании половину их без употребления. Еще менее простим мы ему, если он ошибочно примет минуту отдохновения природы за ее серьезную работу и станет подражать ей только в моменты ее покоя, не замечая, как она трудилась за это. Потратив столетия на то, чтобы вырастить свои леса, направить реки, сформировать горы, она ликует над своей работой в энергии своего духа, ликует своими играющими лучами, быстро бегущими облаками. Художник обязан пройти такой же путь труда, иначе он не имеет права на такой же отдых. Пусть он изваяет правильно свои горы, пусть тонко расположит красивые группы деревьев, тогда мы простим ему прихоти светотени и даже поблагодарим его за них, но мы не допустим, чтобы нам дали игривое раньше поучительного, случайное вместо существенного, иллюстрацию вместо факта.
Я забегу несколько вперед, так как мне нельзя оставить без ответа те возражения, которые, несомненно, должны возникнуть у большинства читателей, особенно у тех, которые только отчасти обладают художественным развитием,
§ 10. Широта письма не есть пустота
именно возражения относительно «обобщения», «широты письма», «эффекта» и т. д. Желательно, чтобы наши писатели, пишущие об искусстве, не настаивали так часто на необходимости широты письма, не объясняя при этом, что она значит, и чтобы мы чаще обращались к принципу «широта письма не есть пустота»; этот принцип, помнится мне, только в одном месте кто-то хорошо выяснил и энергично отстаивал. Обобщение есть объединение, а не разрушение частей; композиция есть не уничтожение, a распределение материалов в определенном порядке. Широта письма, которая соединяет истины природы с ее гармоничностью, ценна и прекрасна, но широта письма, которая миллионами уничтожает эти истины, не рисует природу, а затирает ее. Таким образом массы, являющиеся результатом правильного согласования и соотношения частей, имеют возвышенный характер и производят сильное впечатление, но массы, которые являются результатом уничтожения деталей, достойны презрения и сожаления [48]. И мы покажем в следующих частях нашего труда, что расстояния вроде пуссеновых являются фокусами ловкой работы, не имеющими никакого смысла; раз секрет такой проделки открыт, художник может повторять ее без конца, испытывая механическое удовольствие и полное удовлетворение сам и доставляя их своим поверхностным поклонникам; при этом проявляется не больше ума, пробуждается не больше чувства, чем у обыкновенного ремесленника, когда он придает некоторую сложность орнаментным узорам на мебели. Но чтобы там ни было (мы не можем входить в обсуждение этого вопроса здесь), ложность и несовершенство такого рода расстояний не подлежат спору; прекрасными и идеальными они могут быть, правдивыми — никогда; подобным же образом мы можем внимательно рассмотреть каждую частицу во всех произведениях старых мастеров, и вы всюду найдете одно из двух: или каждый листик, каждая травка бросают вызов таинственности, существующей в природе, или же перед вами мертвые пространства абсолютной пустоты, одинаково смелые в совершенном отрицании ее полноты. А если и встретит (как случается в их лучших картинах) отдельные места разнообразных приятных, играющих красок, или ласкающие прозрачные переливы таинственной атмосферы, то даже и здесь штрихи кисти, удовлетворяя глаз, не выражают ничего; они лишены характера; в них совершенно нет той своеобразной выразительности и смысла, посредством которых природа придает разнообразие и интерес даже тому, чтó она совершенно скрывает. Она постоянно рассказывает нам повесть, хотя намеками, хотя в неопределенных выражениях; каждый из ее штрихов отличается от всякого другого, и мы чувствуем, что каждый (хотя мы и не можем сказать, чтó он такое) не может тем не менее быть чем-угодно, между тем старые мастера даже в самых искусных изображениях расстояний стремятся к таинственности, когда им нечего скрывать, и эти расстояния выходят таинственными не вследствие обилия, a вследствие недостатка мысли.
Возьмите теперь какое-нибудь изображение расстояния у Тернера, все равно какое: рисунок или картину, незначительное или большое, появившееся тридцать лет тому назад или недавно выставленное в академии, — безразлично; пусть, например, это будет Меркурий и Аргус.
§ 11. Полнота и таинственность в изображении расстояний у Тернера
Все факты, которые я только что отметил в природе, все вы найдете в этой картине. Каждый атом по богатству содержания превышает способность глаза охватить его и следовать за ним, а по своей вместительности и разнообразию превышает способность ума постигнуть его; каждый атом всем своим протяжением, всей своей массой намекает на нечто большее, чем изображает, и этот намек не смутен; он свидетельствует, что о каждом отдельном дюйме этого расстояния существует