природе представляется не ясным, а смутным и таинственным; то, что служит близостью для берега, является далью для его деталей; и как бы близок ни был этот берег, большая часть этих деталей все-таки останется неуловимой красотой [50].
Ввиду этого на протяжении всей картины выражение расстояния обусловлено неясностью, которая должна соединяться с необыкновенной полнотой или, вернее, вытекать из нее.
§ 16. Расстояние и размер уничтожаются одинаково и отчетливостью и пустотой
Мы можем уничтожить расстояние и размеры предметов или пустотой, которая не дает нам никакой мерки пространства, или отчетливостью, которая дает ложную. У Пуссена расстояние, в котором нет указания ни на деревья, ни на луга, ни на какие-нибудь другие характерные черты, может равняться пятидесяти милям, может равняться и пяти; у нас нет мерки и нет, вследствие этого, живого впечатления. Среднее же расстояние у Гоббима представляет внутреннее противоречие. Установив расстояние при помощи общей перспективы, он противоречит этой последней благодаря отчетливости деталей.
Один широкий взмах кисти Тернера изобразит несметное количество листьев правильнее, чем кропотливая работа Гоббима, если бы он даже трудился до Страшного суда.
§ 17. Быстрое выполнение лучше всего обеспечивает совершенство деталей
Таким образом в высшей степени справедлива и основательна мысль Рейнольдса: он рассказывает о неуместном трудолюбии, которое проявил один его знакомый римлянин по отношению к отдельным листьям, и с уверенностью заявляет, что человек, добивающийся общего характера, в пять минут создаст более верное изображение дерева, чем бездарный ремесленник в несколько лет, и это не потому, что детали нежелательны, а потому, что они лучше всего передаются при быстроте исполнения, а передать их каждую в отдельности совсем невозможно.
§ 18. Отделка гораздо более необходима в пейзаже, чем в исторических сюжетах
Но следовало бы заметить (хотя защитить эту мысль нам будет удобнее впоследствии), что много вреда и ошибок произошло от предположения и уверений торопливых и блестящих исторических живописцев, будто к пейзажу вполне применимы те же самые принципы, которые справедливы по отношению к фигурам. Художник, вдающийся в излишние подробности в рисунке человеческой формы, может скорее внушить отвращение, чем доставить удовольствие. Приятнее видеть одни только общие контуры и нежные оттенки тела, чем его волоски, жилы и линии пересечения. И даже в самом быстром и обобщающем выражении человеческого тела, если оно направляется совершенным знанием и безусловно верно по рисунку, не будет утрачена ни одна частица того, что доставляет удовольствие и производит впечатление. Но пейзажист, который только обобщает, опускает в своей картине все ценное, теряет миллионами мысли, идеи, красоты, словом, все то, что дается разнообразием и выразительностью. Даль в Линкольншире или в Ломбардии можно обобщить в виде таких голубых и желтых полос, которые мы находим у Пуссена; но все, что есть прекрасного и характерного в обоих, зависит от нашего понимания деталей, от сознания различия, которое существует между болотами и канавами одного и колышущимся морем тутовых деревьев другой, и так в любой части картины; я не колеблясь утверждаю, что нельзя дойти до преувеличения в тонкости или проявить излишнее обилие мыслей по отношению к деталям в пейзаже, правильно распределяя и группируя их; равным образом невозможно передать даже приблизительно обилие форм и пространство в природе иначе как посредством таинственности и неясности исполнения, которыми она сама пользуется и в которых только один Тернер следовал за ней.
Итак, мы сделали быстрый обзор тех истин, которые доступны исследованию без обширных знаний в области прекрасного. Вопросы распределения, группировки и обобщения я предпочитаю оставить без рассмотрения до тех пор, пока мы не приобретем некоторых сведений относительно деталей и относительно прекрасного. Даже в этих пунктах, относящихся только к технике и к искусству живописи, все положительное основано на истинах и свойствах природы, но мы не можем понять этих истин, пока не познакомимся со специфическими формами и мелкими деталями, который они порождают или из которых происходят. Вследствие этого я буду продолжать анализ драгоценных и необходимых истин специфического характера и формы; этот анализ должен, конечно, быть кратким и несовершенным, но он достаточен для того, чтобы дать читателю возможность продолжать, если он захочет, дальнейшее самостоятельное исследование вопроса.
Отдел III. Истинность неба
Глава I. Открытое небо
Удивительно, как мало знают люди о небе. Этой частью мироздания больше, чем каким бы то ни было из своих творений, природа думала доставить удовольствие человеку; больше, чем где-нибудь, здесь видна ее единственная и несомненная цель говорить человеку, учить его.
§ 1. Небо особенно приспособлено к тому, чтобы доставлять человеку удовольствие и поучать его
И именно в этой части мы менее всего прислушиваемся к природе. Во всех творениях природы каждая часть их организации служит не только для удовольствия человека, но и для других более важных и существенных целей; между тем все важные цели неба, насколько нам известно, сводятся к тому, что раз в три-четыре дня на небесной синеве появляется огромная, некрасивая, черная дождевая туча, которая все хорошенько вымочит, а затем все снова остается голубым до следующего раза, разве с оболочкой утреннего или вечернего тумана, назначенного для росы. Взамен этого в нашей жизни нет момента, когда природа не создавала бы целого ряда видов картин, пышных красот, и в основу всего этого она кладет
