— Земля, — отрапортовал Мартин. — 37,8501 северной широты, 15,283…
Появившийся на экране монитора Гнор столкнул оператора с места в тот самый момент, когда Чемберс выпихнула Янину из поля зрения коммуникатора. Придерживая девицу одной рукой, она дала ей знак помалкивать — без особой нужды, потому что Янина вглядывалась в физиономию Гнора слишком увлеченно, чтобы издать даже звук.
— И когда это вы намерены отправиться?
— Нам нужно время, чтобы все собрать, Гнор, — ответила Чемберс. — Может быть, ты позволишь этому милому оператору вернуться на свое место, чтобы мы могли стартовать.
— Ага, кстати. Как-то не верится, что пара бездельников, которую вы собой представляете, явится ко мне с нужным количеством времени, и поэтому я придумал для вас поручение.
— Нам не надо никаких поручений, у нас есть…
— Ваши жалкие журнальчики из общественного домена? Где не сыщешь больше двенадцати часов подряд?
— Но и этого довольно.
— Может быть, но не в том случае, когда вы в долгу передо мной.
— Мы не занимаемся сбором нелегального времени.
— Работа вполне легальна. Клиент — русский. Я устроил, чтобы он смог выкупить собственное потраченное попусту время. Минус 30 процентов, конечно. Двадцать пять из них мне, остальные пять вам.
— Нет уж, спасибо, — сказала Чемберс.
— Вы принесли мне мои пять сотен часов?
— Нет.
— Тогда отправляйтесь в Москву. В 1847 год. Высылаю вам нужные подробности. Собирайте все растраченное время до того, как клиент оставит город в 1849 году, затем перескакивайте в 1868-й и вручите клиенту его долю. Он будет ждать вас.
— Гнор…
— Найдется у вас на борту лишний соединитель?
— Есть парочка, — кивнул Мартин.
— Хорошо. Ему понадобится один. А вам придется научить его пользоваться этой штуковиной.
— Что-то слишком много хлопот за пять процентов, — сухо заметила Чемберс.
— Неужели вы в самом деле так считаете? — Перегнувшись через оператора, Гнор нажал кнопку старта, добавив уже по-русски: — До свиданья, лузеры.
— 5 февраля, 1847,28, - проговорил Мартин. — Местное время 3:40 пополудни. Ставим задержку на ноль… Прибыли!
За открытой им дверью обнаружилась серая пелена.
— А мне казалось, ты снял задержку, — проговорила Чемберс.
— Снял.
— Тогда откуда взялась эта серая пустота?
Янина выглянула наружу:
— Разве это не двор?
Из тумана донесся приглушенный грохот колес кареты по булыжной мостовой.
— Привет тебе, Москва, — чинно поздоровался Мартин, покидая корабль.
— Только ничего не трогай, — приказала Чемберс Янине.
— А ты уверена, что мы правильно поступаем, не оставляя ее в корабле? — сказал Мартин, наставляя паузер на дверь.
— Ты хочешь, чтобы она натворила дел в наше отсутствие?
— Тонко подмечено.
Войдя в гостиную, Чемберс обнаружила в ней застывшего молодого человека, чисто выбритого, с оттопыренными ушами. Мартин покачал головой:
— Он изо всех сил пытается выглядеть ослепительным кавалером.
— Что ему никоим образом не удается, — подметила Чемберс.
Янина выдула пузырь.
— И кто это у нас будет?
— Лев Толстой, — отрекомендовал Мартин.
— Тот самый тип, который написал груду толстых-претолстых книг?
— Именно так… тот самый тип, который написал груду толстых-претолстых книг, — согласилась Чемберс. — Но несколько последующих лет он будет только играть в карты и закладывать за воротник. И заниматься еще кое-чем.
Янина приподняла бровь:
— Можно узнать, чем именно?
Чемберс настроила линию и указала на клубок переплетенных конечностей в спальне.
— Ух ты, — выдохнула Янина.
— 22 сентября, 1868,28, - объявил Мартин. — Местное время 7:51 пополудни.
Они вышли во двор, и Мартин постучал в дверь. Открыл человек в крестьянской рубахе, темная, еще не разделившаяся надвое борода его уже обнаруживала признаки седины.
— Это он хорошо придумал, когда отрастил длинные волосы, чтобы спрятать уши, — заметила Янина.
— Спасибо. Обратиться к вам мне посоветовала жена, — с легким акцентом произнес по-английски Толстой.
Янина покраснела:
— Ох, простите, я и не знала, что вы говорите по-английски.
— Я говорю на многих языках. — Толстой распахнул дверь пошире. — Прошу вас, входите. Я ожидал вас.
Они проследовали за Толстым в кабинет, Чемберс поставила чемоданчик на стол и откинула крышку. Писатель завороженно смотрел на скопление ярких нитей.
— Это и есть моя беспутная юность? — Поймав утвердительный кивок Мартина, он вновь обратил взор к яркой поре своей жизни.
— Она куда прекраснее, чем помнится мне. — Толстой повел рукой в сторону светящихся нитей и сразу отдернул ладонь. — Могу ли я прикоснуться к ним?
— Только соблюдая меры предосторожности. — Мартин достал из брезентовой сумки пару перчаток и подал их Толстому. — Иначе время рассеется.
Он показал писателю небольшую черную коробочку.
— Это соединитель. Когда вы захотите воспользоваться временем, поставьте ее сюда. Закройте коробочку, нажмите защелку. Всякий, кто находится в пределах двадцати футов от вас, ощутит поток лишнего времени. Когда вы откроете защелку или когда лишнее время кончится, вас вернут в собственный обыкновенный временной поток в той самой точке, где вы оставили его.
Мартин показал, как надо поступать, а потом убедился, что Толстой делает все правильно.
— Вы все поняли?
— Да, спасибо.
Мартин вновь запустил руку в сумку и извлек из нее отливавшую тусклым серебром емкость.
— Храните время только в ней и плотно заворачивайте крышку.
Он начал перекладывать время из чемоданчика в емкость. Переложив ровно 70 процентов, он закрутил крышку и передал емкость Толстому, с завистью смотревшему на только что закрытый Чемберс чемоданчик.
— Приятного времяпрепровождения, — проговорила она, направляясь к двери.
Толстой кивнул и с новым вниманием посмотрел на емкость.
— Стыдно, — проговорил Мартин, вместе с Яниной следуя за Чемберс. — Он использует это время лучше, чем Гнор, который просто продаст его Барбаре Картленд [3].
— Стыдно не это, а то, что мы получаем только пять процентов, — произнесла Чемберс, остановившись при виде застывшего перед кораблем украшенного шрамами рослого мужчины в темном костюме. Справа и слева от него скучали двое товарищей.
— Вы передали время Толстому?
— Да.
— Это хорошо. Лев должен получить свое время. И кое-что приберегли для себя?
Янина шепнула Мартину:
— В руке его точно не гаечный ключ?
— Абсолютно точно, — согласился он, — не гаечный ключ.
— Процент сукиному сыну, пославшему нас, — сказала Чемберс.
— А, так вы шестерки.
Чемберс вздохнула:
— Точно, шестерки.
— Тогда живите. — Он протянул руку к чемоданчику. Чемберс выпустила его из руки.
— Передайте вашему сукину сыну, что русские принадлежат нам, — проговорил незнакомец. Его спутники отступили в сторону и, не снимая пальцев со спуска, дождались, пока Чемберс, Мартин и Янина окажутся на корабле.
Чемберс нажала кнопку коммуникатора. Мартин скривился.
— Итак, вы вернулись, — проговорил Гнор. — И где мое время?
— Осталось вместе с бластером у покрытого шрамами русского великана.
— Орхан Татар. Хороший парень, если его не трогать. И я удивлен, что вы не сумели договориться.
Чемберс вспыхнула:
— Ты знал, что этот парень крышует Москву, и тем не менее послал нас за временем?
— Я не думал, что он станет интересоваться девятнадцатым столетием при всем урожае, который дает ему двадцатое.
— Ты сукин…
— Вы по-прежнему должны мне.
— Нет, это ты должен нам за соединитель, который мы оставили Толстому.
— Назовем это процентами с вашего долга. Однако это маленькое недопонимание смущает меня, поэтому я хочу предоставить вам кредит еще на одну поездку по Рельсу. Куда — выбирайте сами, но отправление сегодня. И не возвращайтесь назад без моего времени.
— Ну, вот и приехали, — сказал Мартин. — 24 июня 1892,00, местное время 3:17 пополудни. Таормина, Сицилия.
Следом за Чемберс и Яниной Мартин вышел из корабля на крутую тропинку, ведущую к развалинам древнего амфитеатра.
— Когда Крестный Отец говорил, что возвращается в родные края, он действительно имел в виду это место.
Старик, носивший прозвище Крестный Отец Парадокс со вздохом опустился в кожаное кресло. Оркестр вовсю наяривал тарантеллу, собравшиеся на свадьбу гости плясали и веселились на лужайке.
— Том, — обратился он к помощнику, — это мне только кажется или день и в самом деле как-то затянулся?
