Гроза разразилась. Осмыслить события Отечественной войны, показать величие победы, послевоенный подъём страны — вот задача, которую поставил себе Михалков в большом произведении, озаглавленном «Быль для детей».
Эти стихи создавались и публиковались на протяжении нескольких лет по мере развития событий, начиная с 1941 года.
Особенность произведения — его прямая публицистичность. Михалков на этот раз отказался от выражения темы в сюжетных стихах.
О первом, трудном, периоде войны Михалков говорит глухо, ограничиваясь только строфой:
Не расскажешь даже в сказке,
Ни словами, ни пером,
Как с врагов летели каски
Под Москвой и под Орлом.
Вступительная глава повествует о том, как напали на нас фашисты и народ встал на защиту Родины, а в следующей поэт сообщает, что «Шёл войне не первый год» и что уже «залечивают раны боевые великаны — Ленинград и Сталинград»:
Немцев били там и тут,
Как побили — так салют!
В дни, когда писались первые главы «Были», очень важно было показать подросткам, как уверен советский парод в победе, как собирает он силы, чтобы одолеть фашистов.
Эмоциональны, поэтически сильны небольшие стихотворения, созданные Михалковым в годы Отечественной войны. Многие из них давали детям впечатляющее представление и о героике и о трагизме войны, о славе подвига и о страданиях. Все эти стихотворения сюжетны и в каждом есть детали, образы, повороты повествования, которые рождают отклик в душе и сознании детей.
С героем-лётчиком Михалков знакомит читателей в день, когда он приезжает в родной колхоз и растроганно узнаёт места, «где он мальчишкой рос». Лётчика приветствует вся деревня «за подвиги геройские, за орден боевой», но поэт не ставит его на пьедестал, напротив, приближает к читателю. Недаром вспоминает лётчик свои мальчишеские дела, прогулки и входит «в дом родительский — простой крестьянский дом».
Вошёл, и в светлой горнице
Вдруг стало днём темно:
Все будущие лётчики
Явились под окно!
Так неожиданно поворачивающая повествование последняя строфа акцентирует направленность стихотворения — образ лётчика-героя как бы проекция в будущее читателей.
А в стихотворении «Сын» Михалков показывает лётчика перед боевым вылетом, в тот момент, когда он получил от сына письмо с рисунком.
Догадаться можно: бой воздушный
В самом боевом изображенье…
И лётчик, «думая о сыне, беспощаден был в бою с врагом». Война идёт за сыновей, за будущее народа, и они, сыновья, своими письмами помогают отцам воевать (этот мотив есть и в «Почте военной» С. Маршака). Без нажима, не высказывая, а подсказывая читателю эту мысль, говорит Михалков о том, как нужны бойцам письма детей.
О десятилетнем человеке с недетскими глазами, пробирающемся к своим из фашистского тыла, с пепелища родной деревни, о занумерованном детском ботинке на складе концлагеря — стихи о горе, которое принесла война. Снова находит Михалков образное решение темы, близкое детям, волнующее их, помогающее, так же как стихи о героях и боевой страде, понять умом и сердцем, что такое война, как самоотверженно защищал народ свою родину, будущее детей и сколько горя принесли враги.
Все эти стихи легко вошли в литературный обиход детей, потому что каждая их деталь изобразительна, эмоциональность рождена напряжённо развивающимся сюжетом и образным строем.
Ровесники «десятилетнего человека», читая стихи, невольно ставят себя на его место и переживают трагедию мальчика.
Вместе с ребятами колхоза читатели заглядывают в окно вернувшегося с фронта героя.
«Сын» заставлял детей скорее взяться за письмо отцу.
Стихотворение «Посылка», в котором обстоятельно и вкусно рассказано, какие вещи нужны воину во фронтовом быту, вероятно, побудило не одну сотню ребят собрать подарок бойцам.
Карта, которую нашёл боец в пустой школе и захватил с собой, «изображенье Родины своей спасая от захватчика-солдата», а потом, при наступлении, вернул карту с пятнышком крови и прорванную осколком, выразительно передает горечь отступления и трудный путь к победе.
Своеобразие и прелесть детских стихов Михалкова в умении просто, задушевно и лаконично рассказать отлично найденный сюжет, в поворотах темы, внезапно обнаруживающих её значительность, в том, что пропагандистская, воспитательная идея отчётливо и ненавязчиво выражена сюжетом стихотворения или обликом его героя.
Мы это видим и в стихотворении «Данила Кузьмич», тоже написанном в годы войны и на тему, связанную с войной. Михалков создаёт параллель некрасовскому «Мужичку с ноготок», подчёркивая связь произведений и эпиграфом из Некрасова, и ритмическим строением (четырёхстопным амфибрахием, которым написаны «Русские дети»), и характером диалога. Параллель, но контрастная!
Ласково и уважительно говорит поэт о своём герое, свершающем нелёгкий труд наравне со взрослыми. И, как это уже бывало в других стихах Михалкова, образ Данилы Кузьмича вырастает до сказочного величия.
Четырёхстопный амфибрахий у Михалкова звучит торжественнее, чем в стихотворении Некрасова. Но в то же время, как у Некрасова, рассказ написан «бытовым» разговорным языком.
Достоверность рассказа словно упрочена реалистическими деталями. И когда в том же ритме и строе образов утверждается сказочность трудового подвига четырнадцатилетнего паренька, она тоже воспринимается как естественная, достоверная:
«Включайте рубильник! Готово?» — Готово! —
И я за работой увидел Смирнова.
И понял я, что никакой Буратино
Не смог бы стоять возле этой машины
И что никакие волшебники-гномы,
Которые людям по сказкам знакомы,
Которые силой чудесной владеют,
Творить чудеса, как Смирнов, не сумеют.
И я, человек выше среднего роста,
Себя вдруг почувствовал карликом просто.
Вот в этом и заключён контраст со стихотворением Некрасова: о шестилетнем мужичке с ноготок Некрасов говорит с уважением, но в то же время с болью — тяжела была судьба крестьянских ребят; о Даниле Кузьмиче Михалков говорит не с болью, а с гордостью — сказочно прекрасна его сознательная помощь Родине в тяжёлую годину.
Мне кажется неудачным, выбивающимся из стиля произведения (это редкий случай в стихах Михалкова) заключение —
Прославим же юного мастерового:
Ткача, маляра, кузнеца и портного,
Сапожника, токаря и столяра.
Даниле Смирнову и прочим — ура!
Это как будто из другого стихотворения, написано почти в плясовом ритме, разрушающем трогательную торжественность повествования.
Михалков этим стихотворением поднял важную тему. Немного позже и в советской прозе для детей появился нужный читателю образ юного рабочего, самоотверженно и умело трудившегося в дни войны. Вспомним «Малышка» Ликстанова, Мотьку из рассказа Пантелеева «На ялике», Капку, героя «Дорогих моих мальчишек» Кассиля.
Важно отметить, что Михалков, утверждая сказочное величие труда подростка, в то же время фамилией героя подчёркивает типичность его образа.
Немножечко меньше их, чем Ивановых,
Но всё-таки много на свете Смирновых…
……………………………………………………………………
Один из Смирновых попал в эту книжку…
И «Малышок» Ликстанова, и «Данила Кузьмич» Михалкова показывают, как быстро подмечают наши детские писатели новые явления в современности и создают образы ровесников читателей, которые могут и должны служить для них высоким примером. Образы подростков, которых война заставила рано начать трудовую жизнь, рано проявить на деле любовь к родине, умение не пассивно выносить тяготы трудных дней, а уверенно, быстро приобретая сноровку и знания, отдавать силы борьбе за победу, появились в детской литературе раньше, чем во взрослой, и это далеко не первый случай, когда советская литература для детей вышла на передовые позиции. Можно ли было представить себе что-либо подобное в дореволюционной детской литературе?
В последние годы Михалков, увлечённый работой над баснями и драматическими произведениями, реже пишет детские стихи.
Не очень удачным оказалось большое продолжение «Дяди Степы» — «Дядя Степа — милиционер». Трудно — да и нужно ли? — через два десятилетия, наполненные большой поэтической работой, возвращаться на «исходные позиции», к тому же образу, той же композиции, приключениям и шуткам того же характера, — словом, создавать как бы кальку давно написанного произведения.
Михалков заставил своего прославленного героя, сменив морскую форму на милицейскую, варьировать прежние подвиги. На этот раз дядя Степа не достаёт змея с проводов, а чинит, стоя на тротуаре, светофор, спасает из воды не мальчика, а старушку, не предупреждает крушение поезда, а снимает с подножки трамвая сорванца.
