— Не говоря о том, что у нас моральные обязательства перед нанимателями. Должны же мы отрабатывать жалованье! — воскликнул Чесни.
— Но если мы часть аморального бизнеса, значит, обязаны уволиться, — возразил Рон.
— Не странно ли, что раньше мы никогда не задавались подобными вопросами? — спросил Чесни.
— Видишь ли, — пояснил Клей, — мы всегда были слишком заняты.
— Не стоит ли нам немного поработать?
— Нет, если до сих пор мы были частью аморальной по сути системы, — отрезал Рон.
Дискуссия продолжалась до бесконечности. Наконец в полдень уставший и голодный Чесни отправился в парк, чтобы спокойно съесть ланч. Аппетита по-прежнему не было. Пристойно ли ему наедаться досыта, когда миллионы людей во всем мире голодают? С другой стороны, он вряд ли поможет решить проблему, если сам станет недоедать.
— Не то чтобы я пытался что-то с этим сделать, — сказал он себе. — А наверное, следовало бы.
Его взгляд упал на заголовок таблоида, который кто-то оставил на скамье: «Вирус совести распространяется».
Чесни поднял газету и прочитал статью. Ученый из Национального центра контроля за болезнями рассуждал на тему вероятного существования вирусного переносчика инфекции — волны моральных принципов, распространяющейся по миру.
В статье говорилось, что кто-то, должно быть, отсоединил «провода эгоизма». Алчность, гнев, похоть, чревоугодие — все, что обычно называлось семью смертными грехами, — внезапно перестали воздействовать на наше поведение, словно если мы раньше проводили всю свою жизнь с дьяволом и ангелом на каждом плече, теперь дьявол перестал выходить на работу.
— Видите, что вы наделали, — сказал мягкий голос. Чесни опустил газету и увидел щеголеватого джентльмена с бородкой, сидевшего на другом конце скамейки и опиравшегося обеими руками на черную трость.
— Прошу прощения? — выдавил Чесни.
— То есть того, чего я не склонен давать слишком часто, — ответил незнакомец. — И особенно вам, после всего, что вы натворили.
В голосе и лице ощущалось нечто знакомое. И тут Чесни сообразил: мужчина был копией актера, игравшего Криса Крингла в первоначальной версии «Чуда на Тридцать Четвертой улице», фильме сороковых годов. Те же белая бородка и серебряные волосы, хотя глаза не искрились, а во взгляде неприязнь боролась с веселым презрением.
— Надеюсь, вы не демон? — спросил актуарий. — Я уже сказал…
— Не демон, — перебил собеседник, — а тот, на кого они все работают. — Последние следы веселья исчезли. — Вернее, работали, пока ты не напортачил своей бессмысленной тарабарщиной!
— Не понимаю…
Щеголь ткнул пальцем в газету, которую Чесни по-прежнему держал обеими руками. Утверждение о том, что дьявол перестал выходить на работу, поднялось со страницы и поплыло в воздухе перед глазами Чесни, продолжая увеличиваться, пока буквы не достигли шести футов в вышину, после чего взорвались оранжево-желтым пламенем и умерли в клубах угольно-черного дыма, рассеявшегося на несуществующем ветру.
— Ты, — прогремел Сатана, — ты, нелепый маленький человечек, в одиночку заставил Ад бастовать!
С точки зрения актуария, это имело смысл. Проблема, в основном, относилась к цифрам и демографической статистике. Ад, как и Рай, представлял собой автократию. В Аду правил Сатана, поддерживаемый внутренним кругом падших ангелов, которые до падения имели высокий ранг в ангельской иерархии: серафимы, херувимы, Престол, Господство, Сила, Власть, Начала, архангелы и ангелы. Существовали также герцоги и князья Бездны, а под ними — легионы демонов, бывшие рядовыми мятежными ангелами и архангелами до того, как всем коллективом свалились с небес на черные железные берега огненного озера. На них возлагалась задача наказывать и терзать души мертвых, заслуживших вечное проклятие, а также искушать живых, заставляя вести образ жизни, который неминуемо заканчивался вилами и пылающими печами.
Сначала такая работа казалась приятной, и палачи выполняли ее со всем усердием, назначая восхитительно издевательские наказания: Сизиф и его вечно катящийся камень, исчезающие еда и питье Тантала, безбожно фальшивящий оркестр Нерона, непрерывно играющий его любимые композиции. Искусители тем временем постоянно нашептывали в коллективное ухо человечества, создавая бесконечный поток новых клиентов. Но с годами успех Ада стал его поражением. Демонов не становилось больше, и постоянно увеличивающийся приток проклятых душ казался бурной рекой по сравнению с тонким ручейком адских легионов.
Давным-давно, когда человечество насчитывало всего несколько сотен миллионов, демону, назначенному в карательные части, приказывалось «подогреть» всего несколько сотен осужденных. Теперь же, когда население Земли приближалось к семи миллиардам, — а великое множество из этих семи миллиардов, подстрекаемое корпусом искусителей, весьма творчески подходило к изобретению все новых прегрешений, — в воротах Ада собирались огромные очереди. А вот число измученных демонов, которым приходилось иметь дело с увеличивавшейся в геометрической прогрессии квотой проклятых, оставалось прежним. Производительность бедняг достигла предела, но, несмотря на это, с каждым днем возрастали требования трудиться больше, больше, больше. Рядовые работники Ада были сыты ими по горло.
В прошлом веке в эту постоянно изменяющуюся динамику вклинились первые активисты рабочего движения, заслужившие вечное проклятие. Конечно, истинные профсоюзные святые не были посланы в Ад, но профсоюзное движение привлекало такое же количество оппортунистов и прохвостов, пекущихся о собственных интересах, как любая дорожка к власти и деньгам. Поэтому в девяти кругах Ада не нашлось ни одного Джо Хилла, зато были широко представлены Джимми Хоффасы.[3]
Попав в Ад, смутьяны увидели знакомый сценарий: измученные, постоянно перерабатывающие и никем не оцененные палачи. И факт постоянной нехватки демонов, у которых просто не хватало времени подвергать постоянным мукам каждую проклятую душу, позволил активистам спокойно рассмотреть все возможности и не упустить шанса. Наконец, они сумели до того уболтать палачей, что те позволили им сойти с беговой дорожки из раскаленного железа. Вскоре профсоюзники уже стали давать советы по тактике и стратегии своим вечным мучителям.
Через некоторое время первая делегация Адского братства злых духов, демонов и искусителей приблизилась к Темному трону, чтобы почтительно попросить Его Сатанинское Величество вступить в дискуссию по поводу взаимных интересов. Демоны, принесшие эту весть врагу рода человеческого, были немедленно разорваны в клочья, но с огромным трудом восстановили себя и вернулись, чтобы сделать вторую попытку. Наконец, Сатане пришлось признать полный развал адской системы. В качестве временной меры руководство заключило первый контракт с работниками. Контракты считались областью, в которой руководству не было равных, так что окончательные условия оказались далеко не в пользу членов АБЗДДИ. Но начало было положено. Теперь, рассуждало братство, самое главное, чтобы руководство нарушило одно из условий. Тогда вся инфернальная рабочая сила объявит забастовку и не встанет к котлам, пока не будет подписан настоящий контракт.
И тут на этом пороховом складе, только и дожидавшемся искры, появляется Чесни Арнстратер. Жабоподобного демона, ответившего на его нечаянный вызов, оторвали от привычных обязанностей: лить расплавленное золото в глотки скряг. Согласно условиям контракта, ему обещали снизить квоту жертв, если подпись Чесни будет получена, а сам демон выполнит желания новообращенного грешника. Когда же он вернулся без подписи, начальник заявил, что теперь придется выполнить норму, а ведь количество скупцов за это время отнюдь не уменьшилось.
Демон, естественно, заартачился. Тогда его начальник Ксапан, тот клыкастый хорек в гамашах, попытался исправить ситуацию, уговаривая Чесни подписать контракт. К тому времени как Ксапан вернулся, потерпев неудачу, жабоподобный демон уже успел нажаловаться профсоюзному лидеру АБЗДДИ, дамочке со змеиным языком, и выстроенные в ряд костяшки домино дрогнули, готовые валиться согласно известному принципу.
Змеиный Язык утверждала, что члену АБЗДДИ нужно снизить норму, поскольку его призывали другие обязанности. Ксапан возражал, что Жаба не принес подписанный контракт, так что никакие послабления здесь не действуют.
В базовом соглашении не нашлось оговорок для подобных случаев. Хорек и Змеиный Язык долго пялились друг на друга, после чего последняя поднялась в квартиру Чесни, чтобы задать животрепещущий вопрос: «Готов ли ты упорствовать и дальше?».
И когда Чесни ответил утвердительно, костяшки стали валиться. С грохотом.
