И когда Чесни ответил утвердительно, костяшки стали валиться. С грохотом.
— Теперь ты понимаешь, — заключил Сатана.
Чесни покачал головой, но не в знак возражения. Просто никак не мог переварить информацию, которую вложил Люцифер в его сознание, включая графические изображения, вызвавшие бы неудержимую диарею у самого Иеронима Босха.
— А теперь позволь мне показать кое-что, — продолжал Дьявол.
— Ты уже показал более чем достаточно, — проворчал Чесни, но рука с наманикюренными пальцами властно сжала его ладонь, и они мгновенно перенеслись в другое место — нечто вроде вершины гигантской скалы, вот только вид с нее открывался странноватый. И тут до Чесни дошло.
— «Все царства мира»… — процитировал он. — Это сюда ты приводил…
— Назови имя, — перебил Сатана, — и я сброшу тебя вниз.
Он зябко передернул плечами, словно пытаясь оправиться от судорог.
— Смотри сюда.
Чесни повиновался, и все, на что он смотрел, каким-то образом увеличивалось и становилось отчетливее, пока он не перенесся на место действия — фабрику, где собирали компьютеры. Но линия сборки была остановлена, служащие отсутствовали, а в идеально чистом помещении царила тишина.
— Жадности пришел каюк, — пояснил Дьявол. — Никто не заказывает товар, потому что никто не желает получить прибыль от продажи. А если бы и желал, никто не хочет получать жалованье, изготовляя компьютеры.
Еще мгновение — и они вновь оказались на скале.
— Смотри, — повторил Сатана.
Чесни очутился в другом помещении — ночном клубе на той же улице, что и его квартира: пустые кабинки, потухшие огни, пустая танцплощадка, пыльные бутылки за стойкой.
— Похоти пришел каюк. Молодые люди не стремятся произвести впечатление на молодых женщин, а те не стремятся ответить на призыв.
Далее последовал четырехзвездный ресторан: стулья составлены на столах без скатертей, грили и печи давно остыли, холодильники забиты мясом и вянущими овощами.
— Ясно, — вздохнул Чесни. — Чревоугодию пришел каюк. И никто не пытается дотянуться до Джонсов, потому что зависть выключена, и индустрия развлечений плюхнулась на задницу, ведь люди больше не играют. Мода умерла вместе с тщеславием.
Ресторан исчез, и они вновь обнаружили себя на скале.
— А каким образом ты собираешься продемонстрировать мне отсутствие гнева? Покажешь парня, сидящего в пещере и перебирающего собственную бороду?
— Я покажу тебе, что такое гнев, — прошипел Дьявол, но тут же сделал видимое усилие сдержаться и глубоко вздохнул: — Покажу, что я вплетен в основу и уток мира. Ты подорвал один из главных устоев существования.
— Нет, — запротестовал Чесни, — я всего лишь стукнул молотком по пальцу и не выругался. Все остальное последовало с твоей половины дома.
Он хотел сказать еще что-то, но неожиданно очутился на парковой скамейке, только теперь его собеседником был стройный темноволосый индивид с четко прорисованными чертами лица и крошечной эспаньолкой. Сатана несколько раз согнул и разогнул длинные пальцы, словно душитель, разогревающийся перед очередной вылазкой. Слабый серный смрад вплелся в ветерок.
— Мы можем сделать специальное предложение, — заявил Дьявол. — Никакого мелкого шрифта. Никаких сюрпризов. Все, что пожелаешь. Президент. Кинозвезда. Самый богатый человек в мире. Билл Гейтс — твой дворецкий, королева английская — в роли горничной.
— Однако в конце концов ты заберешь мою душу, — уточнил Чесни.
— Стандартное соглашение.
— Но я не стандартный клиент, верно?
Брови Дьявола сошлись к переносице. Небо потемнело.
— Это необходимо уладить, — процедил он.
— Прекрасно, — кивнул Чесни. — Согласен с твоими аргументами, основой и утком, необходимостью греха, но не готов отдать душу только затем, чтобы заткнуть дыру в профсоюзном договоре адских сил.
Ответом послужил скрежет зубовный.
— Сочувствую, — вздохнул Чесни. — Нет, честно, сочувствую. Но почему вы не можете договориться со своими работниками?
— Они ужасно упертые, — покачал головой Сатана.
— Как насчет того, чтобы произвести самых страшных грешников в помощники палачей?
— Против правил. Худшие все еще здесь, и им придется страдать, когда попадут в мои лапы.
— Нельзя ли изменить правила?
— Только не те, которых я не устанавливал.
У Чесни возникла новая идея:
— Как насчет того, чтобы повысить наименее грешных?
— Мы пытались, — пробормотал Дьявол. — Но у них… духу не хватит.
— Сокращенная рабочая неделя?
— Мы и так отстаем от расписания.
— В таком случае, мне больше нечего сказать, — объявил Чесни.
— Если подпишешь соглашение, я могу устроить тебе очень долгую жизнь, — пообещал Сатана.
— Какой бы долгой она ни была, вечность намного дольше.
— Да, — согласился враг рода человеческого, — и становится еще дольше, пока мы тут рассиживаемся и ни к чему не можем прийти.
— Спасибо за то, что не «подогрел» меня прямо здесь, наверху.
— Повторяю, — выдавил Сатана тоном, предполагающим, что терпение его находится на пределе, — не я устанавливаю правила.
Серный смрад усилился, и Чесни остался в одиночестве.
В очень дальнем уголке души, о котором он никому не говорил, Чесни чувствовал, что предназначен для великой цели. Тот факт, что жизнь до сих пор предложила ему очень немного путей для достижения этой великой цели, его не смущал. Как и то обстоятельство, что когда он единственный раз упомянул об этом чувстве — в десять лет и своей матери, — та открыла ему несколько горьких истин.
Несмотря на карты самого низкого достоинства, которые до сих пор сдавала ему жизнь, Чесни втайне лелеял свою веру, сначала читая и перечитывая библейские тексты о других ничем не примечательных молодых людях, достигших потом величия: Иосифе и его триумфах в Египте, Давиде с пращой, пастушке, который возвысился и занял трон Савла. Позже он обнаружил и другие источники вдохновения, подогревшие воображение: подвиги Бэтмена и Зеленого Фонаря и особенно Бена Тернера, более известного под прозвищем Драйвер, полученным после того, как в его руках очутился таинственный пакет, по ошибке попавший на Землю из параллельного мира.
С самой встречи с жабой-демоном Чесни лелеял надежду, что все происходящее ведет к реализации некоего великого плана с ним самим в главной роли. И теперь, возвращаясь в офис, он думал, что его стремление оставить свой след в этом мире должно быть чистым: демон, которому предстояло ввести его в грех гордыни, вместо этого торчит в забастовочном пикете.
Из этого следовало… что? Что если у него имеется искуситель, значит, есть и его оппонент с другой стороны.
Он остановился у выхода из парка:
— Привет! Ты здесь?
Ответа он не получил. Пришлось сделать вторую попытку:
— Я говорю с тобой. Со своим ангелом-хранителем. Тем, кто противостоит демону, призванному искушать меня.
Молчание.
— Я знаю, ты должен быть здесь и в данный момент работы у тебя не так уж много. И совет очень бы мне пригодился.
— Но нам не полагается разговаривать, — нерешительно пропищал ему в ухо тонкий голосок.
Чесни огляделся, но рядом никого не обнаружил.
— Согласись, ситуация не совсем обычная, — заметил он.
— Хм-м, — откликнулся голосок, после чего последовала долгая пауза. — Нам также запрещено советовать. Мы почти не проходили специального обучения. Нам в основном поручено противостоять искушению. Реагировать, как говорится, на внешний раздражитель.
— Хочешь сказать, противоречить любому предложению моего искусителя?
— И наоборот.
— Похоже, ты не слишком усердно над этим размышлял.
— Размышления не поощряются, — пояснил голос. — Именно поэтому сам-знаешь-кто впутался во все эти неприятности.
— И все же у тебя должно быть больше опыта в подобных вещах, — настаивал Чесни.
— Я спросил бы кого постарше. Не могу попирать твою свободную волю.
— Но я по собственной воле прошу у тебя совета. Ты, должно быть, слышал, на чем настаивал Дьявол.
— О да. Должен сказать, очень странно было снова видеть его. Я полагал, что он почти все время проводит в административном здании. Вот куда заводит нас страсть к размышлениям.
— Вернемся к моей ситуации, — напомнил Чесни. — Что мне теперь делать?
— О нет, — возразил голос, — мне запрещено говорить. Самое большее, на что я уполномочен — поощрять тебя почаще совещаться со своей совестью.
— Я думал, что это ты — моя совесть.
— Нет. Ты получаешь совесть одновременно со свободой воли.
— А как насчет твоей совести? Что подсказывает она?
