Странно, что даже осторожный и многознающий Лернер («Звенья», V. [1935], 71–73) допускает ошибку, считая, что слово «отроковица» в этой строфе подразумевает Татьяну, и стало быть, Татьяне принадлежит вся описываемая тут библиотека (помимо тех книг восемнадцатого века, которые назывались в строфе X); в действительности же список в строфе XII обозначает круг чтения юной девушки в пушкинское «теперь», т. е. 1824 г., точно так же, как выше очерчен круг чтения Онегина 1820 г. Иначе бессмысленной оказываются строфы XXII–XXIV главы Седьмой, где Татьяна открывает для себя Байрона (и через Байрона постигает душу Онегина), — ведь получается, что эти небылицы британской музы ей давно знакомы. Впрочем, демонические взоры Онегина, грезящиеся Татьяне в главе Седьмой, XLI и главе Пятой, XVII–XX, гораздо скорее напомнят о Метьюрине, чем о Жане Жаке: Пушкин, следовательно, читал и Метьюрина.
Пять книг миссис Радклиф в баллантайновской серии романов (том X, 1824), в том числе «Сицилийский роман» и «Удольфские тайны», имелись в библиотеке Пушкина, однако по-английски их не читали ни он сам, ни отроковица, ни Онегин.
8 задумчивый Вампир. О поверьях, связанных с вампирами, упомянуто в поэме Байрона «Гяур» (1813), а кроме того, нельзя, конечно, упустить из вида «Вампира, повесть», впервые опубликованную в «New Monthly Magazine» в апреле 1819 г., сочинение доктора Джона Уильяма Полидори (врача Байрона, вместе с которым поэт навсегда покинул Англию 25 апреля 1816 г.), а в июле 1819 г. отпечатанную под заглавием «Вампир. Повесть», «сочинено лордом Байроном. С приложением описания его пребывания на острове Митилини».
Критики сурово отнеслись к этому незадачливому произведению. «The British Review» (XVIII, 1819) назвала повесть «образцом отвратительных ужасов» «под взятым напрокат именем», которое принадлежит «нашему благородному поэту [лорду Байрону]»; «The London Magazine» (II, 1820) писал о «жалкой подделке». Тем не менее повесть несколько раз переводили на французский, впервые под заглавием «Вампир, повесть лорда Байрона, переложенная с английского» (Париж, 1819), пер. А. Фабера.
9 Мельмот, бродяга мрачный. «Мельмот, или Скитающийся, сочинение Матюрина [sic], свободный перевод с английского» Жана Коэна (Париж, 1821, 6 томов). Оригинал, почти неизвестный в России — «Мельмот Скиталец» (Эдинбург, 1820, 4 тома); автор — Чарлз Роберт Метьюрин (ирландский священник), имевший обыкновение творить, прилепив ко лбу облатку, означавшую, что никто из членов семьи, войдя в кабинет, не должен заговаривать с ним. Книга, хотя и превосходит писания Льюиса и миссис Радклиф, в сущности, второстепенная литература, и высокая оценка Пушкина (относящаяся к французскому переложению) — отголосок французской моды.
Я уже упоминал в коммент. к главе Первой, II, 1, о приезде молодого Джона Мельмота в поместье своего дяди. И Джон, и дядя — потомки дьяволоподобного Мельмота Путешественника («Там, где он ступает, земля сожжена! Там, где он дышит, в воздухе вспыхивает огонь! Там, где он ест, яства становятся ядом! Там, куда устремляется его взор, сверкает молния!… Хлеб и вино… его присутствие превращает в нечто столь же нечистое, как пена на губах порешившего с собой Иуды…» <пер. А. Шадрина>). Джон обнаруживает полуистлевшую рукопись. Далее следует длинная повесть, в которой множество вставных повестей, — кораблекрушения, дома умалишенных, испанские монастыри — и тут мои глаза смежает сон.
Имя автора «Мельмота Скитальца» французские литераторы той поры вслед Коэну постоянно писали с искажением — «Матюрен» (распространенная французская фамилия).
Натура Мельмота — гордость, могущество дерзающего ума, «не ведающее пределов устремление в запретные области знания», а также саркастичность и легкость, превратившие его в «арлекина инфернальных сфер». Метьюрин пустил в дело все тривиальные ходы беллетристики с сатанинским привкусом, хотя сам неуклонно оставался на стороне ангелов, какими их видит пошлое воображение. Его герой заключает сделку с Неким Лицом, наделяющим сего персонажа властью над временем, пространством и материей (в своем роде Меньшая Троица) при условии, что он станет искушать обреченных в их смертный час перспективой избавления, если они поменяются с ним местами. Бодлер сказал о герое, что «невозможно представить себе ничего… более достоверно говорящего о несчастном человечестве, чем этот бледный, испепеленный тоскою Мельмот»; но ведь Бодлер восхищался и Бальзаком, Сент-Бёвом и прочими популярными, а по существу посредственными писателями.
У Пушкина в примеч. 19 Мельмот назван «гениальным произведением». Слово «гениальный» звучит особенно странно, учитывая, что Пушкину был известен лишь «свободный» французский перевод Коэна.
10 вечный жид. Фр. «le Juif errant» (от нем. «der ewige Jude», иначе слово «жид» звучит либо как устарелое, либо как вульгарное). Возможно, имеется в виду «Агасфер, Скиталец», «драматическая легенда» в шести частях (Лондон, 1823), анонимно опубликованная капитаном 24-го полка легких драгун Томасом Медвином (1788–1869), который год спустя снискал известность записанными им и вызвавшими много споров «Разговорами лорда Байрона во время пребывания его светлости в Пизе в годы 1821 и 1822» (Лондон, 1824). Пушкин и его друзья по перу с огромным интересом читали французский перевод неутомимого Пишо «Les Conversations de Lord Byron, recueillies par M. Medwin. ou Mémorial d'un séjour à Pise auprès de lord Byron contenant des anecdotes curieuses sur le noble lord…» (Париж, 1824). Я не смог, однако, выяснить, появилась ли поэма этого протоколиста во французском переводе; если нет, Пушкин и его читатели не могли ее знать.
Нет смысла, по примеру других комментаторов, притягивать для пояснения этого места «эпический фрагмент» (1774) Гёте (он написан в совершенно ином духе, чем пушкинская строфа) или произведение преподобного Джорджа Кроли «Салатель: История о прошлом, настоящем и грядущем» (Сполдинг на с. 264 неверно приводит заглавие, а кроме того, видимо, не знает, что этот опус в трех томах появился только в 1828 г., четырьмя годами позднее, чем следовало бы для наших целей). Столь же неуместны были бы здесь отсылки к «лирической рапсодии» Шубарта «Вечный Жид» (1783), к сицилийской повести в «Духовидце» Шиллера (1789), к Вордсворту с его «Песнью Вечного Жида» (1800), к «Вечному Жиду» преподобного Т. Кларка (1819) — можно назвать и еще кое-что в том же роде, однако едва ли юный русский читатель, владевший французским, мог в 1824 г. что-нибудь знать обо всех этих произведениях. Нас также преследуют библиографческие призраки — отсылки к несуществующим произведениям и авторам в комментарии к «ЕО» Чижевского; не было, вопреки его уверениям, «Рокка де Корнелиано, французского поэта», автора (несуществующего) романа «Вечный Жид» (1820), как не было и драматурга по имени «Л. Ш. Шенье» (Чижевский, с. 239, 316). Есть, правда, совсем ничтожная книжка «История Вечного Жида, написанная им самим». Она вышла в Париже без указания имени автора в 1820 г. и принадлежит писателю по политическим, историческим и религиозным вопросам графу Карлу Пасеро де Корнелиано; существует и жалкая мелодрама в трех актах Луи Шарля Кенье (его фамилия писалась то как Caigniez, то как Caignez, 1762–1842), где Скиталец выступает под именем Иглуф (от «ich lauf» <«бегу»> — нем.>), — она впервые была исполнена, не снискав никакого успеха, в театре де ла Гэте в Париже 7 янв. 1812 г. Кстати, этот Кенье стал «соавтором» (вместе с Теодором Бодуэном, известным так же, как д'Обиньи, который и был подлинным автором) очень популярной пьесы «Сорока-воровка, или Служанка из Палезо» (Париж, 29 апр. 1815 г.), на основе которой написано (Д. Дж. Герардини) либретто оперы Россини «Сорока-воровка» (1817), очень любимой Пушкиным в его одесские годы.
Предание об Агасфере, он же Иоанн Бутадеус, отказавшем в помощи Христу, свершавшему свой путь на Голгофу, и обреченном вечно скитаться, — которое Шарль Шёбель (1877) соотносит с легендами о Каине и Вотане, — вероятно, впервые было обработано в немецкой народной книге («Ahasverus, Erzählung von einem Juden» и т. д., Лейден, 1602), а затем предстало в виде французской баллады, отпечатанной книжкой в шестнадцать страниц в Бордо в 1609 г. «по экземпляру, доставленному из Германии», под заглавием «Discours véritable d'un Juif errant, lequel maintient avec parolles probables avoir esté present à voir crucifier Jesus-Christ». Есть и английская баллада «Вечный Жид», напечатанная в сборнике Пеписа (1700). Со стороны исторической, сам факт, что до нашего времени дошел этот маловразумительный апокриф, связан, главным образом, с тем, что он часто служил мистическим и фаталистическим оправданием, к которому прибегали господствующие секты, когда требовалось объяснить, за что они преследуют секты более древние, но менее удачливые.
Утверждают, что Скиталец в первый раз объявился в Гамбурге зимой 1542 г., и там его видел виттенбергский студент Пауль фон Айтцен (впоследствии архиепископ); потом Скиталец посещал Вену (1599), Любек (1601), Москву (1613) и т. д.[47]
