Были критики, упрекавшие Фраермана в любовании первобытным укладом жизни и обычаями кочевых народов. Они увидели в его повестях чуть ли не призыв к «естественному человеку» Руссо. Это неверно, — Фраерману близко в детстве народов то, что им стоит сохранить и повзрослев.
Партизаны приходят в стойбище. Хачимас, отец Никичен, чтобы угостить пришельцев, закалывает её «севокина» — почётного оленя, которого она должна сберечь и привести в стадо будущего мужа. Больше накормить гостей нечем — в стойбище голод. Однако для тунгусов также естественно делиться едой, как ждать, что с ними поделятся. Это выражено уже в предании о скале Сырраджок. У партизан есть с собой еда, но им предстоит долгий поход по тайге.
Когда партизаны отправляются в путь, всё стойбище провожает их.
«— Овены будут с вами обедать, — сказал комиссару Хачимас…
И столько достоинства было на голодных лицах тунгусов, так скромно ждали они, что Небываев сказал кашевару:
— Завари погуще чай…
И назавтра было то же самое… Комиссар пришел в отчаяние и сказал Хачимасу:
— Возвращайтесь обратно. Зачем вы идёте за нами?
— Вода прибывает и убывает, — ответил Хачимас, — а люди приходят из тайги и снова в неё уходят. И если есть у них хлеб и мясо, они дают голодным, а если нет, то умирают вместе. Так живут овены».
«Мы можем умереть только в борьбе с врагами трудящегося класса!» — отвечает Хачимасу комиссар Небываев. Значит, тоже вместе до смерти, только не в покорной нищете, а в борьбе за лучшую жизнь для всех — нравственная, социальная правда партизан-большевиков. Для детского мышления тунгусов дальняя и широкая цель всеобщего блага — это пока слишком сложно, непонятно.
Близкое общение с партизанами привело Олешека — первым в его народе — к пониманию большевиков. Этот процесс пробуждения и проследил Фраерман шаг за шагом.
Олешек видит, как мужественно и стойко переносят партизаны мучительный поход, ставший смертельно опасным, когда кончились запасы еды. Люди заболели цингой, теряют последние силы. Но они упорно пробиваются к городу, где ещё нет Советской власти.
«Большевик! Что это за слово, которое заставляет человека забывать страдания?.. Чего хотят они? Если в Аяне их ждёт смерть, то зачем они идут ей навстречу? Если же нет врага, то зачем они ищут его?»
Эти вопросы — уже начало постижения. Олешек будет наблюдать и думать, пока не поймёт.
А одновременно идёт и встречный процесс: партизаны начинают понимать психологию тунгусов. Сперва, ещё в стойбище, комиссар недоумевает:
«Невозможно, казалось ему, понять этих людей, одинаково благосклонно слушавших друзей и врагов».
Как доверять таким людям? И когда в тайге — еды уже нет и силы истощены — Небываев ночью обнаруживает, что Олешек исчез, он решает — сбежал.
Но Олешек появляется.
«— Убей Олешека, — сказал он Небываеву» и признался, что потерял тропу. «Сердце его не выносило тяжести лжи».
«— Но почему ты ищешь след ночью?
— Пусть люди спят и не думают о потерянном следе. Тогда днём их ноги крепче».
Небываев тронут, доверие восстановлено. Он увидит в пути ещё одну национальную черту тунгусов — чувство братства со всеми, кто идёт по тайге. Кто-то прошёл и вернулся — положил сучок поперёк тропы; это значит, что пути тут нет. На ветвях, на земле — знаки, указывающие то верный путь, то опасность.
И нельзя брать ничего оставленного в тайге. Топор на тропе. Олешек не позволяет его взять партизанам — может быть, человек за ним вернётся.
Благородные обычаи и моральные традиции — вот что привлекает Фраермана, рассказывающего о детстве парода. Самоотверженность, забота о незнакомых братьях, готовность делиться последним, высокая честность, отвращение ко лжи — всё это хороший вклад в будущее.
А то, что порождено суевериями и предрассудками, должно уйти.
Натолкнулись на погибшего в тайге тунгуса. Рядом с его телом запас еды на санках.
«Олешек не взял бы у мертвого человека ни муки, ни мяса, даже если бы умирал с голоду. Но, глядя, как партизаны хлебали мясную похлебку и сила и радость возвращались на их истощённые лица, он подумал:
«Не правы ли они, если берут у мертвых, чтобы накормить живых?»
Олешек расстается с ненужным обычаем.
Поход по тайге с партизанами определил жизненный путь молодого тунгуса — он стал большевиком.
А Никичен? Её пробуждение проходило труднее и намного дольше, чем у Олешека. Упрямая, она цепко держится за прошлое, убеждена, что жить надо, как жили отцы и деды — только посытнее бы. К этому и сводятся все её устремления. Надо уважать богатого купца. Но, стремясь к зажиточности, не поступаться и крупицей честности. Когда в стойбище приходит с устройством лесного хозяйства и стуком топоров советская жизнь, Никичен бежит от неё с отцом в тайгу.
Любовь к Олешеку побеждает, она решается идти с ним в новый поселок, но не сразу приноравливается к новым, ещё чуждым ей условиям жизни.
«Как сетью обходят черного соболя, окружу я тебя любовью и счастьем», — обещает ей Олешек.
Бывший комиссар Небываев, теперь директор лесопильного завода, спрашивает Олешека, много ли оленей он отдал за Никичен. Юноша отвечает:
«Не платил я за Никичен оленей… Взял только одного севокина — белого оленя, самого верного, самого резвого — сердце Никичен. И привёл его из тайги на аркане длинных дней. Так говорит наша песня».
Характер мышления народа, выражавшего понятия конкретными образами, метафорами, связанными с его бытом и трудом, привлекли писателя так же сильно, как нравственные его традиции.
Поэтично для Фраермана то и другое. Это определило некоторую приподнятость стиля — авторская речь неизбежно должна была подстроиться к речи тунгусов, что заметно, например, в сравнениях: «море блестело, как свежий надрез на свинце»; «ветер тихо свистел в дуле винчестера»; «тонко, как иволга, засвистел аркан». Такие сравнения с предметами обихода тунгусских охотников словно рифмуются с характером речи самих тунгусов, как передает её писатель.
Кое-где образность речи тунгусов, иногда и авторской, кажется чрезмерно уплотнённой — скорее риторической, чем поэтичной. Но ей противостоит, как бы нейтрализуя приподнятость, строй речи партизан. В ней мало образности. Динамика коротких, большей частью деловых реплик передаёт внутреннюю собранность, средоточие всех помыслов партизан на выполнении революционного долга.
Характерен разговор перед уходом партизан в тайгу. Комиссар Небываев решает поделиться запасами еды с голодающими тунгусами. Командир отряда возражает:
«— И не думай, — тихо сказал он комиссару.
— А я думаю, товарищ Десюков, — ответил Небываев.
Он обвёл глазами дымные костры и лица звероловов.
Дети хныкали, просили грудь. А матери совали им свои трубки, чтобы они покурили.
— Я думаю, товарищи партизаны, надо дать половину наших запасов.
— Какая же это политика, — сказал Устиикии, — чтобы нам подыхать раньше их? У нас галет всего на две недели, а пути — на месяц.
— Дать! — сказал кореец Ким, самый молодой из партизан.
— Дать! — повторили другие.
Но командир Десюков был недоволен. Он наморщил лоб, посмотрел во тьму, стеной стоявшую за кострами.
— Дать-то можно, если вертаться…
— Дать! И никаких «вертаться»! — сказал Небываев. — Только вперёд! В Аяне ещё нет Советов!..
И наутро, на восходе солнца, партизаны покинули Чумукан, не удивив тунгусов ни добротой своей, ни безумством».
Тугой узел. Прямой революционный долг и приказ — дойти до Аяна. Но оставить тунгусов без помощи — нарушение нравственного долга. Всё это передано лаконичными и напряжёнными репликами партизан.
А последняя, авторская, фраза цитаты: ещё туже завязывает узел. Пропагандистского значения благородный поступок партизан не имел. Тунгусы не чувствуют благодарности, потому что делиться едой — для них непреложная норма поведения. Большевики совершили безумство, но внутренне правы — их поступок самоотвержен и гуманен (потом, голодая в тайге, они всё же не жалеют, что отдали половину запасов).
В отличие от «Васьки-гиляка» мы в «Никичен» видим не только, как избавились тунгусы от уважения к богатым (в борьбе Олешека за изгнание кулацкого председателя сельсовета и за организацию лесопильной артели много параллельного борьбе Васьки в гиляцком стойбище), мы видим, как изменилась жизнь народа позже.
Последние эпизоды повести — через десятилетие. Гиляки рядом с тунгусами зимой трудятся в лесном хозяйстве, а с весны артелью ловят рыбу. Живут в новых домах. Забыли о голоде. Дети учатся грамоте. Никичен хозяйничает в доме Олешека.
Путь к пониманию справедливых целей большевиков быстро прошёл Олешек — его образ самый выразительный и разработанный в повести. То, что привязывало к традиционному укладу, к детству народа, выражено в образе Никичен — в её долгом и упрямом сопротивлении современному строю жизни.
