Николай Страхов - Итоги современного знания

Состояніе, которое родъ человѣческій переживаетъ въ настоящее время, есть, конечно, нѣчто новое и небывалое. Человѣчество теперь растетъ и богатѣетъ не по днямъ, а по часамъ, съ такою быстротою, которая, кажется, ясно показываетъ, что, въ сравненіи съ прежними временами, ходъ всемірной исторіи измѣнился. Въ самомъ дѣлѣ, это процвѣтаніе возможно только потому, что наступилъ или наступаетъ періодъ еще небывалаго спокойствія, внѣшняго и внутренняго мира. Внѣшнія отношенія народовъ все яснѣе и яснѣе опредѣляются и пришли къ нѣкоторому равновѣсію; внутреннее устройство государствъ все больше и больше приближается къ порядку, при которомъ ничто не мѣшаетъ благосостоянію частныхъ лицъ. Можно надѣяться, что скоро земной шаръ станетъ повсюду безопаснымъ и удобнымъ жилищемъ для людей и поприщемъ для всякой ихъ дѣятельности.

Этотъ миръ наступаетъ вовсе не потому, чтобы исчезли причины, порождавшія до сихъ поръ вражду, угнетеніе и истребленіе, а потому, что эти причины очевидно утрачиваютъ теперь свою прежнюю силу, что найдены средства обходить ихъ, вступать съ ними въ компромиссы. Начало національности, заправлявшее въ нашъ вѣкъ политическою исторіею Европы отъ Бородинской битвы до Санъ-Стефанскаго договора. не достигло еще своего полнаго осуществленія въ составѣ государствъ. Но, различныя одна отъ другой народности пришли съ сознанію своихъ правъ, и эти права признаны за ними общественнымъ мнѣніемъ, такъ что угнетеніе одной народности другою все больше и больше устраняется, и самое пестрое государство, какъ Австрія, можетъ сохраняться, если только уважаетъ интересы своихъ народовъ и не приноситъ ни одного изъ этихъ народовъ въ жертву другому.

Точно такъ, внутреннее устройство государствъ лишь въ немногихъ случаяхъ достигло той формы, которая считалась нѣкогда непремѣннымъ условіемъ справедливости и благоденствія. Но идеи, въ силу которыхъ французы основали свою первую республику, все-таки оказали вездѣ большое вліяніе. Права частныхъ лицъ все больше и больше получаютъ вѣсъ, бы ни была форма правленія. Правительства теперь, можно сказать, соперничаютъ одно передъ другимъ въ либерализмѣ, въ облегченіи и равномѣрномъ распредѣленіи государственной тяготы, лежащей на подданныхъ. Кромѣ того, государство повсюду теперь одинаково заботится о порядкѣ и безопасности, о всѣхъ нуждахъ и предосторожностяхъ, требующихъ общихъ мѣръ. Такимъ образомъ, стало возможно мириться со всякими государственными формами, такъ какъ онѣ все меньше и меньше составляютъ орудіе злоупотребленій.

Непремѣнный признакъ мира есть назрѣваніе вопросовъ самыхъ внутреннихъ, соціальныхъ. Очень характерную черту нашего времени составляетъ появленіе такихъ странныхъ агитацій, какъ вопросъ объ евреяхъ въ Европѣ и о китайцахъ въ Америкѣ. Тутъ дѣло идетъ уже не о національностяхъ и не о гражданскихъ и политическихъ правахъ, а o борьбѣ способностей, привычекъ и характеровъ, — вопросы, не имѣющіе исхода, но въ то же время едва-ли способные нарушить миръ. Гораздо страшнѣе и, повидимому, составляетъ великую угрозу всему теперешнему строю вопросъ имущественнаго соціализма, рабочій вопросъ, анархизмъ, нигилизмъ. Но это движеніе, начавшееся уже такъ давно, пережило нѣкоторыя судьбы, которыя едва-ли не отнимутъ у него значительной доли силы. Во-первыхъ, бѣдствія низшихъ классовъ, и рабочихъ въ частности. теперь далеко не такъ жестоки, какъ они были не только въ прошломъ вѣкѣ (см. у Тэна L'ancien régime), но и въ сороковыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія. Вопреки зловѣщимъ предсказаніямъ, казалось, вполнѣ основательнымъ, пауперизмъ не только не возросъ съ того времени, а значительно уменьшился, и бытъ теперешнихъ рабочихъ, какъ онъ по мѣстамъ ни тяжелъ, въ общемъ несравненно лучше прежняго. Но главное то, что идеи, которыми возбуждалось и возбуждается соціалистическое движеніе, теперь получили извѣстное признаніе и въ общественномъ мнѣніи, и въ правительственныхъ сферахъ. Интересы рабочихъ, нужды бѣдняковъ, обязанность имущихъ помогать неимущимъ — заявляются и подвергаются преніямъ въ парламентахъ и въ непрерывномъ потокѣ печати. Законность вопроса вполнѣ признана, и отыскиваются лишь мѣры къ его разрѣшенію. Такое положеніе дѣла больше и больше погашаетъ ту ненависть и зависть, которая такъ легка загорается въ «четвертомъ сословіи» и для которой нѣкогда единственнымъ выходомъ казалось отчаянное возстаніе противъ остальныхъ трехъ сословій.

Вообще, всякій радикализмъ, при современныхъ успѣхахъ государственности и смягченіи нравовъ, уже не можетъ имѣть прежнихъ оправданій, а потому и прежней силы. Порядокъ имѣетъ всегда нѣкоторую способность держаться самъ собою, и нынѣ онъ самъ собою держится крѣпче, чѣмъ когда-либо. Не оттого-ли проявленія радикализма, которыя видѣлъ нашъ вѣсъ, подъ конецъ стали отличаться безуміемъ, не имѣющимъ себѣ равнаго въ исторіи? Два событія этого рода были такъ поразительны, что получили огромное вліяніе на расположеніе умовъ и на общій ходъ дѣлъ. Это — возстаніе парижской коммуны и убійство Александра Втораго. Коммуна дѣйствовала среди полной республиканской свободы, но съумѣла найти поводъ къ неслыханнымъ неистовствамъ; погибшій Царь былъ не притѣснителемъ, а поистинѣ Освободителемъ, но былъ убитъ съ какимъ-то сумасшедшимъ фанатизмомъ. Этими двумя дѣлами радикальные элементы Европы жестоко подорвали сами себя. Всѣмъ стали ясны ужасныя опасности, которыя можетъ повести за собой соціальный переворотъ; сочувствовавшіе ему отказались отъ безусловнаго сочувствія; число его противниковъ увеличилось, и сами соціалисты поняли справедливость общаго испуга и необходимость соблюдать со своей стороны всяческую сдержанность и умѣренность. Страхъ коммуны много содѣйствовалъ во Франціи укрѣпленію порядка и внутренняго спокойствія, и отвращеніе къ злодѣйству 1-го марта отрезвило многіе умы въ Россіи; но и всюду эти событія, возбудивъ реакцію, придали болѣе крѣпости существующему строю и установили болѣе твердыя и ясныя отношенія къ соціальнымъ вопросамъ.

Такимъ образомъ, въ современномъ состояніи міра нѣтъ причины опасаться жестокихъ потрясеній. Всѣ идеи, возбуждавшія въ человѣчествѣ убійственную борьбу, смертельную ненависть и смертельное самоотверженіе, понемногу утратили и утрачиваютъ свою силу. Какъ прошло время религіозныхъ войнъ, такъ проходитъ время войнъ національныхъ, гражданскихъ, соціальныхъ. Отчасти сила движущихъ идей ослабѣла оттого, что онѣ въ извѣстной мѣрѣ достигли своего осуществленія; но, сверхъ того, онѣ при этомъ потеряли свой безусловный характеръ, стали мириться съ силою вещей и вступать между собою во взаимныя соглашенія. Какъ будто, измученные прежними волненіями, люди теперь больше всего ищутъ спокойствія и порядка, и передъ этимъ желаніемъ всякія крайнія требованія отступаютъ на второй планъ. Таковы, кажется, условія того удивительнаго процвѣтанія, съ которому въ послѣднее время пришло человѣчество. Народы съ небывалою быстротою растутъ, богатѣютъ и наполняютъ землю.

А каково при этомъ внутреннее состояніе человѣчества? Стали-ли люди счастливѣе, свѣтлѣе духомъ и спокойнѣе сердцемъ отъ того благополучія, до котораго добились наконецъ долгими трудами и жертвами? Въ общемъ мнѣніи давно уже поставленъ этотъ вопросъ, и давно составился на него отвѣтъ. Какъ прошлый вѣкъ называютъ вѣкомъ оптимизма, эпохою великихъ надеждъ и порываній, такъ нашъ девятнадцатый вѣкъ заслужилъ названіе вѣка пессимизма, времени разочарованія и безнадежности. И дѣйствительно, чувство тайной, но глубокой тоски проносится надъ благоденствующимъ міромъ и отражается въ упадкѣ искусствъ и литературы, оскудѣвшихъ идеалами, въ распространеніи суевѣрій и въ возрастаніи числа самоубійствъ и сумасшествій. Люди какъ будто чувствуютъ, что они обманулись въ своихъ ожиданіяхъ; по мѣрѣ того, Какъ устраняются внѣшнія бѣдствія, наступаетъ мучительный душевный голодъ, и тогда многіе бросаются для его утоленія на самую нечистую и гнилую пищу.

Однакоже, очень трудно было бы характеризовать и обстоятельно доказать то убываніе духа въ современныхъ людяхъ, о которомъ мы говоримъ. Нравственныя движенія въ человѣчествѣ, самыя существенныя и самыя могущественныя изъ всѣхъ происходящихъ въ немъ движеній, суть въ то же время самыя тайныя и глубокія, ибо наименѣе сознательныя. Есть другая область внутренняго міра, въ которой явленія гораздо доступнѣе для изученія и опредѣленія, — область познанія, всякаго научнаго и умственнаго развитія. Что касается до этой области, то, по общему мнѣнію, успѣхи, совершаемые въ ней въ настоящее время, составляютъ рѣзкій контрастъ съ колебаніями и болѣзнями области нравственной. Ни одинъ вѣкъ не гордился болѣе нашего своимъ умственнымъ развитіемъ, и, повидимому, онъ имѣетъ для этого всѣ основанія, — обиліе ученыхъ трудовъ, безмѣрное нарастаніе и развѣтвленіе познаній, безпрестанныя открытія во всѣхъ сферахъ изслѣдованія, безпрестанныя изумительныя приложенія, наконецъ, возрастающую твердость и точность результатовъ. Все можетъ поколебаться и разрушиться, но не то зданіе, которое воздвигается науками; оно можетъ только возвышаться и укрѣпляться, пока существуетъ человѣчество. Передъ зрѣлищемъ этого великаго движенія самые скептическіе люди чувствуютъ невольное уваженіе и удивленіе.