Читаешь этистроки и понимаешь, что старик Шарп и его коллеги не побрезговалипроинструктировать и наших шахтеров. Помните их “сидение у стен Белого дома”летом 1998 года? Они ведь тоже соорудили бутафорскую могилу Ельцина, действующегов то время президента, украсили ее пустыми бутылками и вбили осиновый кол. Анарод, приходивший их поддержать, одобрительно смеялся, принимая это загрубоватый народный юмор. И даже помыслить не мог, что “юмористы” получаютинструкции от теоретиков, весьма далеких от народа. Особенно от русского.
Изапредельно непристойная речевка, начинавшаяся словами “Банду Ельцина под суд”,которую дружно скандировали забастовщики, идя развеселым маршем от Белого домадо Кремля, — это двустишие в уголовном стиле тоже казалось образцом шахтерскогофольклора. Конечно, похабщина в сочетании с громогласностью и близостьюкремлевских стен (как-никак “сердце Москвы!”) шокировала. Дамы-журналистки итетки-патриотки сконфуженно улыбались. Даже не отличавшиеся изысканностью манерлимоновцы не подкрепляли шахтерский хор юношеским фальцетом. Но все знали:такие крайние формы протеста — это результат многомесячного голода, бесправия,унижений, страданий. Да и сейчас… Все лето в палатках, на сырой земле, подокнами у бессовестной, зажравшейся власти… Они ведь за всех нас, за народстрадают! И что? Неужели такие герои не имеют права на соленую шутку? Там у нихв забое, наверное, так принято. Типично забойный юмор…
Правда,некоторые злые языки тогда намекали, что, дескать, не от себя стоят ребята наГорбатом мосту. Дескать, за ними Березовский с Гусинским да примкнувший к нимЯвлинский. Но душа, уставшая от безответного позора, отказывалась в это верить.Народ истосковался по героям-освободителям, и в палаточном лагере шахтеров сутра до ночи толклись гости. Кто с продуктами, кто с деньгами, кто с газетами илистовками, кто с одеялами и пальто, кто с гитарой или гармошкой. Некоторыеприходили в специально назначенный час, когда шахтеры исполняли коронныйномер: ритмически стучали касками по асфальту. Для нас это тоже были какие-тоновые формы протеста, и романтически настроенные зрители представляли себе,что, наверное, так бастуют шахтеры туманного Альбиона — эталон борьбы мировогопролетариата за свои права.
Читательможет подумать, что мы и тогда, летом 1998 года, были этакими ироничныминаблюдателями. Отнюдь нет! Мы тоже приходили, вели разговоры, многих знали поименам. В общем, братались вовсю. Что там злым языкам! Мы даже своей интуициине верили. А она подсказывала: “Посмотрите, какие у них сытые лица! Какаябеззаботность и неуместная в столь критической ситуации игривость… Домаголодные жены и дети, рядом Белый дом, где всего пять лет назад безжалостнорасстреляли людей, которые тоже требовали ухода Ельцина. А тут ощущениезатянувшегося пикника. Только не на лесной поляне, а в центре Москвы… Ипочему они ускользают от серьезных разговоров, не говорят прямо, за кого они икаковы их политические требования кроме отставки Ельцина и правительства? Ну,уйдут они. А дальше что?
Но мызаглушали эти непрошеные подсказки интуиции пафосом братской солидарности.
Отрезвлениенаступило на третий месяц дружбы, когда мало-мальски серьезный разговор наконецсостоялся. Придя в гости и выпив водочки, один из лидеров шахтерского профсоюзапризнался нам, что на политику им, по большому счету, плевать. Так же как на неполучающих зарплату учителей и врачей. Они ставят перед собой чистокорпоративные цели — чтобы жизнь у них была, как на Западе: хороший дом в 2-3этажа и заработок, сопоставимый с заработками иностранных шахтеров. А будетРоссия колонией или не будет, какая разница? Это пускай политики разбираются.Нам велели добиваться отставки Ельцина — мы и добиваемся.
Кто велел,осталось за кадром. Но и сказанного было довольно. Больше мы шахтеров ненавещали. Стало ясно, что трехмесячный палаточный лагерь — это какая-тообманка, какой-то политический балаган. Но людям (наверное, по гордыне) нехочется помнить, как их обвели вокруг пальца. И мы быстро вытеснили из памятисобытия того лета.
А сейчасвдруг вспомнили, и у нас возникла догадка: а не был ли этот трехмесячныйхэппенинг первой пробой пера? Первой попыткой нашей “оранжевой” революции? Нотолько в декорациях бастущего пролетариата, с шахтерскими касками в качествеударных инструментов. Вполне возможно, что если бы этот эксперимент прошелудачно, мы бы услышали о “мирной революции шахтерских касок”. Чем это хуже“революции роз”? Нет, мы ничего не утверждаем. Это только предположение. Но,согласитесь, даже финал шахтерского “майдана” вызывает вопросы. Если выпомните, палаточный лагерь фактически свернулся сразу после дефолта. Ифинальная сцена по стилистике была близка к театру абсурда. Тогдашнийпремьер-министр С. В. Кириенко и вице-премьер Б. Е. Немцов, отправленные вотставку, буквально выйдя из кабинетов на улицу, тут же отправились впалаточный лагерь с бутылкой водки, что было многократно показано по всемканалам телевидения.
То естьчлены “банды Ельцина”, можно сказать, ближайшие пособники главаря, которым вовторой строке упомянутой речевки предлагалось совершить на нарах самыеоскорбительные для мужчины действия, пришли к тем, кто их так оскорблял — кшахтерам, чьи семьи по вине “банды” умирали от голода, — и были приняты!Пускай не как дорогие гости (в СМИ утверждалось, что пить с “отставниками”шахтеры не захотели), но приняты! Это все равно как члены Временногоправительства в октябре 1917 года, вместо того чтобы драпать в женском платье,вышли бы к революционной матросне (“к матросикам”) с ананасами и шампанским.Как вы полагаете, был бы им оказан столь же мирный прием?
Во всякомслучае, в шахтерском “походе на Москву” как-то подозрительно много перекличекс “оранжевым” шоу. Даже то, что кто-то привез их — откуда у нищих иобездоленных свои деньги? — из Воркуты и других угольных регионов, затративнемалые средства на дорогу и на содержание в столице. Шахтеры ведь и саминамекали, что живут не только на пожертвования горожан.
И в Киевюных “революционеров” организованно привозили на автобусах, размещали, кормилии развлекали тоже не на их студенческие стипендии.
Тех идругих настойчиво рекламировали СМИ. Особенно телевидение, “коллективныйагитатор и организатор” (знаменитое высказывание Ленина о кино) нашей эпохи.
А лозунги?Что выкрикивали “подколотые” ребята на Майдане?
“Ющенко -так,
Янукович -м…дак!”
Чем этоотличается от похабной речевки шахтеров, оскорблявших противника? Все тот жегрубый стеб как прием политического давления.
Новые виды психической атаки
И вот послепространной, но, надеемся, небесполезной реминисценции вернемся к вопросу:почему политический стеб эффективен? Что, разве люди не знают нецензурнойругани? Никогда не слышали частушек и неприличных анекдотов? Так в чем же дело?А дело прежде всего в шокирующем жанровом несоответствии похабщины времени,месту и обстоятельствам. Короче говоря, ситуации. Одно дело — подвыпившаякомпания, другое — предвыборная кампания. В массовое сознание заложеныустойчивые представления об этих стилевых соответствиях. Почти полвека не могутзабыть Н. С. Хрущеву, как он во время своего выступления за границей снялботинок и, стуча им по трибуне, грозился показать американцам “кузькину мать”.Хотя если бы это произошло не в ООН, а в более приватной обстановке, такогошока не было бы. И о власти люди могут говорить в своем кругу всякое, но когдаее оскорбляют публично, а она к тому же еще никак не реагирует на оскорбления,это вызывает оторопь. Повергает окружающих в состояние шока.
Шок же, всвою очередь, обезоруживает. Человек не знает, как реагировать, затормаживается,тупеет, а то и вовсе отключается. То есть делается более пригодным дляпоследующего давления на его психику. Именно поэтому в информационных войнахтак стремятся вызвать у противника шоковые реакции.
Еслисостояние шока длительное, то в эмоционально-волевой и интеллектуальной сферепроисходит серьезный, подчас непоправимый слом. Подобный эффект, кстати,наблюдался в концлагерях. Правда, там психическое насилие не сопровождалосьсмеховым компонентом.
Тут, междупрочим, тоже “все не так однозначно”. Можно, конечно, сказать, что смешноенесколько анестезирует психический удар. Но, с другой стороны, не ощущая силыудара, не видишь и необходимости защищаться. Все равно как обезболивающеесредство притупляет неприятные ощущения, и человек может не осознавать тяжестисвоей болезни и не будет лечиться.
Смех -вообще оружие очень коварное и (нечаянный парадокс!) серьезное. То, что смехзаразителен и порой даже вспыхивают своего рода “эпидемии смеха”,общеизвестно. Но есть и другой эффект. Как можно симулировать болезнь, такможно изобразить и зараженность смехом. В современном обществе считаетсянеприличным не понимать юмора, быть слишком серьезным, чуждым игривости. Еслине хочешь прослыть белой вороной, занудой, стать изгоем, ты обязан адекватнореагировать на “прикол”. То есть гоготать. И хотя в стебе, между нами говоря,ничего смешного нет (наоборот, от него часто бывает тошно), все равно надовыдавить из себя это подростковое “гы”. А выдавив “гы” или хотя бы улыбнувшись,ты практически неизбежно присоединяешься к “юмористам”, встаешь на их сторону.Такова уж человеческая природа.
