В саду осеннем и в траве облезлой.
И всё же мы тропу торим опять,
Хоть завтра ж зарастёт она травою.
Былого счастья нам не испытать.
Но сердце стало терпеливей вдвое.
Из тысячи дорог одна – для нас,
Чужой судьбы, пусть лучшей, нам не надо.
Огонь души, пока он не погас,
Спешим отдать тому, кто с нами рядом.
И на тебя, который, путь торя,
Идёт вперёд, судьба глядит украдкой.
Оставишь след – и значит, жил не зря.
Вот в этом смысле надо жить с оглядкой.
Шакарим Кудайбердыев
(1858–1931)
ПРИХОДИТ ЛЕТО
Вот и тяготы зимы уступили лету.
В нежном мареве холмы, степь близка к расцвету.
Нет ни ложки снега, нет ни кусочка льда,
Мир, что вырвался из тьмы, воспевать поэту.
Тяга к росту у детей, жаждут порезвиться,
Тканью пёстрой ширь степей, жизнь в ней будет длиться.
И в ауле старики греются на солнце,
Речи о былом легки, и казан, на три ноги чуть привстав, дымится.
Стригунки, бычки, ягнята летним днём окрепнут.
Им лужайка маловата, буйство трав на пепле.
Хоть Всевышний дал отчасти, но недолог счастья век,
А степное это счастье не постигнет человек.
* * *
Будь стрелком, что бьёт по цели, снова видя в жизни цель,
Землепашцам на посевы не гони с вершины сель.
Будь как облако, что дарит лёгкую в дороге тень,
Исчезая там, за далью, если на исходе день.
Мачтой будь, что крепит рею, раскрывая паруса,
Будь огнём, что в стужу греет, но не обжигай глаза.
На пути своём тернистом причиняем боль ступням,
Будь тропою каменистой, чтоб дойти до цели нам.
ПРОЩАНИЕ
Жизни миновали сроки, ничего ты не достиг,
Пролетели дни эпохи, пользы нет тебе от них.
Неучем твой сын в ауле среди сверстников своих,
С верного пути свернули, безысходность караулит,
Нету помыслов благих.
Дня полезного не будет, если не готов идти,
Без огня в теченье будней цели в жизни не найти.
Белый лист – мой спутник верный, а перо – помощник мне.
После смерти кто же первый свет зажжёт в моём окне?
Пусть язык мой бедный снова молвит слово в тишине,
Пусть Аллах за это слово, что судьбы моей основа,
Не сожжёт меня в огне.
Степь моя, чего я стою, если можешь, мне ответь.
Родичи, от вас не скрою, суждено мне умереть.
Без ученья нету счастья, в знаньях счастлив человек,
Будьте к знаниям причастны в этот просвещённый век.
Вы трудитесь, не ленитесь, время знающих пришло,
Доброму всему учитесь, чтобы уничтожить зло.
Клад единственный на свете – это знание наук,
Убеждаюсь вновь я в этом, жизни завершая круг.
Человек без знаний – словно бы колчан без стрел.
Воспитайте вы потомков для хороших, добрых дел.
Как засеянное поле всходы даст, вот так они
По своей познают воле мир, в котором не одни.
О казахи, встрепенитесь, молвлю перед смертью я,
Постигайте мир, стремитесь знать законы бытия.
Ахмет БАЙТУРСЫНОВ
(1873–1938)
* * *
Мне ли бояться смерти в грядущем?..
Ей нечего взять, кроме бренного тела.
И я не исчезну, бессмертную душу
К потомкам влечёт моё кровное дело.
Я верю в святое своё назначенье,
Я будущим жил и был этим храним.
Пусть ныне не понят своим поколеньем,
В грядущее верю всем сердцем своим.
Перевод Л. Степановой
АктабанОтрывок из повести
Литература / Муза Казахстана / Проза
Теги: Казахстан , литература , культура
Бейбит Сарыбай
(Казахстан, Алма-Ата)
Родился в 1983 году в местечке Нарынкол Алма-Атинской области. Окончил факультет журналистики КазНУ им. аль-Фараби. Литературный консультант Союза писателей Казахстана. Автор книги стихов «Зеркало» и сборника рассказов «Ревень зацветает рано». Лауреат премии имени С. Торайгырова. Повесть «Актабан» получила первую премию на Международном конкурсе «Дарабоз» (2011).
Как говорится, хорошая собака не умрёт на виду у всех. Пёс Алапар в последнее время захворал, а вскоре бесследно пропал. Только мама, которая ежедневно наполняла его миску едой, обратила на это внимание, когда на следующий день обнаружила посуду нетронутой. Два дня к пище никто не прикасался. Впрочем, и сам пёс всегда отличался вальяжно-спокойным нравом и деликатностью. Он редко лаял, не рвался в драки, и потому исчезновение старой собаки осталось незамеченным. Даже отец, взрастивший пса, лишь проронил:
– Ну что ж, видать, время ему пришло...
Я не задумывался о возрасте Алапара. Сколько я себя помню, он всегда жил у нас. Не лаял на посторонних, правда, и дом толком не сторожил. Все его обязанности сводились к поеданию собачьей похлёбки. Однако он строго соблюдал неписаные законы собачьего устава: никогда не безобразничал, не вылизывал хозяйскую посуду, не разрывал торбы с катыком*.
* * *
Весной, когда я оканчивал четвёртый класс, отца перевели на работу из нашего аула в отдалённый колхоз. Вместе со всей живностью мы привезли и Алапара. Мать сначала было воспротивилась:
– Зачем его таскать с собой, давай оставим. Он совсем постарел.
Но отец не согласился. Мы расположились в большом доме близ колхозной конторы на одной из центральных улиц. Раньше в этом доме жил главный врач больницы. Но потом получил повышение и перевёлся в районную больницу. Дом пустовал без хозяев и даже обветшал. Поначалу, когда мы выгружали свои пожитки, он выглядел неуютно и уныло, несмотря на усилия отца заранее привести дом в порядок. Мама увидела паутину в углах просторных комнат и занервничала, у меня тоже упало настроение. Но когда мы с ней вдвоём побелили стены и расставили нашу скудную мебель, развели в очаге огонь, всё вдруг преобразилось! Казалось, что стылый, как мазар, дом сразу озарился сиянием.
Спустя несколько дней, как только мы обустроились, по давнему казахскому обычаю зазвали в гости соседей и сослуживцев отца. Соблюдая традицию, они тоже пригласили нас на «ерулик» – ответный званый ужин.
Я сразу пошёл в школу, не терпелось познакомиться со своими будущими одноклассниками. Подружиться сразу не получилось – ребята приняли меня хорошо, но я чувствовал себя немного отчуждённо. К тому же меня расстроило, что мальчик из нашего класса по имени Даулет на правах атамана сразу стал меня высмеивать. Классный руководитель Айкумис-апа представила меня одноклассникам:
– Ажиев Махамбет – сын главного специалиста Жекена Ажиева, прибывшего по специальному приглашению в наш колхоз, чтобы улучшить животноводство.
Тут Даулет громко хохотнул и сказал:
– Ух ты! Трусливую собаку частенько называют волкодавом, посмотрим, какой из него получится батыр.
Я знал, что так заведено: новому ученику местные заводилы устраивают испытание. Науськивают на него ребят. Так вновь прибывшему указывают его место и в то же время утверждают свою власть. Я предвидел такую ситуацию. Это была для меня психологическая проверка. Но учительница поняла намерения Даулета, она строго предупредила:
– Егембердиев, если ты снова спровоцируешь драку, то мы тебя сразу отчислим из школы.
После окончания урока ребята окружили меня и засыпали вопросами: «Из какого аула ты приехал?», «А тебя в классе слушались, уважали?» На некоторые вопросы ребята тут же отвечали сами. Те, кому удалось кое-что разузнать о нашей семье, опережали меня. Один из них – светлолицый голубоглазый мальчик – тряхнул чубом и сказал:
– У него нет никого, кроме отца и матери. Ни сестрёнок, ни братишек.
– Откуда ты знаешь? – спросил Даулет, он задавал вопросы больше всех. Голубоглазый ответил:
– Мама сказала: «Жекен притащил всё своё богатство. Даже прихватил свою дряхлую собаку». Оказывается, у него нет даже велосипеда.
– Эй, ты, говори толком, по-человечески, – отчитал болтуна мальчишка резким голосом. Голубоглазый болтун промямлил:
– Я же не говорю, что он у меня есть. Просто у детей, которые приезжают к нам, бывают велосипеды, – оправдывался он.
Их бестолковые разговоры мне не нравились, но волей-неволей пришлось поддерживать болтовню. Не хотелось отделяться от коллектива. К тому же я немного побаивался. Когда вопросы закончились, Даулет подытожил:
– Ну, мальчик-батыр, если твои поступки соответствуют твоему имени, будешь в наших рядах. Будешь дисциплинированным и примерным учеником, можешь дружить с Елжаном и Ерсином.
По правде, я не знал, к какой группе мне присоединиться. Все они казались какими-то странными. Я – единственный сын и надежда семьи, и от драк для меня проку не будет. Поэтому я решил учиться хорошо и присоединиться к Елжану и Ерсину. В поисках этих ребят я начал озираться по сторонам, и кто-то из ребят подсказал мне:
