Бунин всегда и во всем изобразитель. Никакого выражения, вне полноты изображённого, для него не существует. Правдивое и строго резкое изображение как раз и открывает бездну, «роспись мира», по выражению Набокова. Бунинские частности и единичности, поддержанные ритмической чёткостью и чистотой, творят могучую содержательность, где едины эпическое время и лирическое пространство. Вот почему, как отметил ценимый Буниным (в эмиграции) литератор, «сюжеты и фабулы большинства бунинских рассказов и повестей пересказать легко, содержание – невозможно». Это содержание всегда симфонично. Обожаемая Буниным Тэффи заметила, что слово у Бунина – «нигде не «около».
В 1881 году Бунин поступил в первый класс Елецкой гимназии. А в середине 1886 года – исключён из неё за неявку с каникул и неуплату за обучение. Больше Бунин нигде не учился. Годы в этом городе – мыкание полунищего дворянина, гордого и свято уверенного в небывалости своей судьбы; грязь и тоска российского провинциального существования. Но позднейшее переживание и творческое переосмысление (тема памяти – одна из центральных в прозе Бунина) открывала в этом бытии прообразы гнетущей красоты: здесь Бунину были даны первые опыты «горького счастья жизни» и первые прикосновения сухого и жаркого ветра с «кладбищ мира», «мирового ничто»; здесь вместе с сознанием обречённости «тлену и забвению» рождается детская обида на смерть (мальчишески-дерзкое до конца дней оставалось во внешнем облике и бытовом поведении Бунина). «Уездное» стало для Бунина-художника «лирической величиной» (А. Блок), мукой родного и родины: магическим сплетением захламлённой суетным житием россиян древности и первой любви, «последним целованием» и желчью воспоминаний.
Бунин-повествователь – огромный художник. Он тяготел к малой форме, и высшие достижения его связаны с рассказами, небольшими повестями. А самым большим его сочинением (оно писалось на рубеже 20–30-х годов) стала «Жизнь Арсеньева». Автор никогда не говорил о жанре этой вещи, но известно, что Бунину очень нравилось определение Ходасевича – «выдуманная автобиография». На протяжении всей жизни Бунин издавал книги, в которые входили проза и стихи, указывая, таким образом, на единство этих литературных начал. Рассказы Бунина 1890-х годов, созданные в традициях реалистической литературы XIX века, открывают мир деревенской жизни, рисуемой в тонах безжалостной правды. В прозе этих лет – бесфабульной, с заметными проявлениями очерковости, «фотографизма» – складывается эстетическое и мировоззренческое кредо Бунина: с утратой жизнью «красоты» неизбежна утрата и её смысла. Событием стал написанный в 1900 году рассказ «Антоновские яблоки» – лирически-музыкальная пьеса с ностальгическими интонациями, где выявился устойчивый для Бунина взгляд «на быт и душу русских дворян», как на те же, «что и у мужика». В 1910-е годы появляются вершинные достижения Бунина дореволюционной поры («Господин из Сан-Франциско», «Чаша жизни», «Иоанн-рыдалец», «Захар Воробьёв», «Лёгкое дыхание», «Грамматика любви», «Сны Чанга», «Братья»). И в этих вещах трагическому взгляду на жизнь противостоит смутное упование на «третью» правду, о которой знает «последний хозяин»… В произведениях того времени Бунин утверждает новый тип рассказа, пространство которого жёстко событийно ограничено (частность бытовой истории, житейский пустяк, заурядное мгновение случая, встреча) и строго локализовано (имение, дача, отель, пансион, ресторан, купе вагона, каюта корабля и т.д.). Стилистически и композиционно произведения ориентированы на пушкинские краткость, точность и ясную глубину. Таинственная основа жизни воплощается в прозе Бунина в сквозных образах-символах пространственной безграничности: океан, море, бездонное небо, бескрайность степей и полей, дорожная даль. Эти свойства повествований Бунина в эмигрантские годы достигли сверхсовершенства. Что отмечали не только его выдающиеся русские современники, но и такие мастера, как Р.М. Рильке, Т. Манн, А. Жид, Р. Роллан, Ф. Мориак, Д.Г. Лоуренс. И вот что ещё очень важно для всего искусства Ивана Бунина – его запись на полях рукописи рассказа «Солнечный удар»: «Ничего лишнего». Это эстетический символ веры великого русского художника и великого русского характера.
Если проза Бунина была более или менее воспринята его соотечественниками и не только, то его поэзия применительно к ХХ веку оказывается «как бы» во втором-третьем рядах. О стихах Бунина большей частью принято писать как о чем-то подчинённом, второстепенным рядом с его повествовательным искусством. Таково и ныне распространённое мнение. Когда-то Владимир Набоков насмешливо указал на это: поэзия Бунина – «забава человека, обречённого писать прозой». Отмеченная Набоковым снисходительность звучит во множестве писаний и оценок.
Вспоминая 20–30-е годы, да и 40-е прошлого столетия, Георгий Адамович, примечательнейший и даровитейший персонаж той эпохи и той среды, писал: «Иногда, в пору расцвета русской литературной жизни в Париже, при спорах о поэзии на каком-нибудь собрании дело доходило до того, что о Бунине как о поэте просто-напросто забывали, и случалось это не раз. Называли имена Блока, Анненского, Гумилёва, Ахматовой, Ходасевича, Мандельштама, Пастернака, некоторых других, а о Бунине никто не упоминал. Бывало, он сидел тут же, в первых рядах, по привычке делая вполголоса с места иронические замечания, и все присутствующие, все спорившие знали, помнили, что это – большой русский писатель, гордость нашей новой литературы. Но забывали, что это и поэт» . Странная, мягко говоря, забывчивость, памятуя о дарованиях, судьбах и чуткости многих, старших и младших, так или иначе соприкасавшихся с Буниным.
Поэзия Бунина будто обретается в стороне от ослепительного расцвета «русского лиризма» в ХХ столетии. Ее всегда ценят, но чаще всего не любят. Поэт в прозе и прозаик в стихах – примерно таков литературный приговор, который звучит и в наши времена. Вряд ли можно назвать случайным неприятие стихов Бунина, безразличие к ним значительных русских поэтов – Сологуба и Андрея Белого, Вяч. Иванова и Кузмина, Гумилёва и Мандельштама, Цветаевой и Ахматовой, Хлебникова и Маяковского, Клюева и Есенина, и многих других. «Буря и натиск» в русской поэзии не нуждались в Бунине-стихотворце.
Равнодушие к поэзии Бунина испытывали и те, кто высоко ставил его повествовательное искусство – Пастернак и Георгий Иванов. Исключения весьма редки. Для большинства русских поэтов Бунин-лирик был «весь в прошлом» (недаром в связи с ним обычно называют имена Фета, А.К. Толстого, Полонского, А. Майкова), старомодным и архаичным, – да, чувство природы, прекрасный язык, «ветхозаветный стих» (определение Брюсова); конечно – мастер, но при чём тут поэзия? Где орфическая музыка, внушающая стихия, образность, метафоризм, ассоциации, формальная авангардность, всякого рода «открытия»? Вот что, например, писал о стихах Бунина Николай Гумилёв: «В них всё понятно и ничего не прекрасно»; «наблюдательность без увлечения наблюдаемым». Десятилетиями такое или подобное отношение было привычным. А сколько написано и наговорено о барской брезгливости, парнасском холоде и высокомерной риторике Бунина! Притом вряд ли есть основания оспаривать искренность многих оценок бунинской поэзии. Но всё же есть мнения значительных русских художников, всяко далёких Бунину, даже во многом чуждых ему, несущие справедливое и глубокое понимание и восхищение. Это Александр Блок, Владислав Ходасевич, Владимир Набоков и Александр Твардовский. Бунинские оценки и характеристики личности Блока, его творчества и общественного поведения всегда враждебно пристрастны, часто грубы, хотя и не лишены сложной мучительности. Блок был несравненно объективнее и справедливее. Он жестоко судил недолжное, по его мнению, в бунинской лирике, но всегда с благородством отмечал в ней «безупречное и единственное», «прекрасное». Высказывался о Бунине как о «первоклассном современном поэте», который занимает «одно из главных мест среди современной русской поэзии».
Поэзия Бунина столь же нова, сколь традиционна. В его стихах возвращение творящей воли к истоку дней поневоле воссоздаёт прошлое как вечную напряжённость бытия, захватывая своим движением что-то из будущего и вообще вневременного. И всегда при неслыханной ощутительности физическо-чувственной стороны жизни, пустячного и высокого, случайного и предопределённого судьбой:
Как дым пожара, туча шла.
Молчала старая дорога.
