Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна

Я настолько люблю это сильное стихотворение, что я еще раз его прочту:

Вы только послушайте, насколько у этого стихотворения внутренний ритм похож на шум поезда. Это очень быстрая, несущаяся машина. Здесь слова не подвисают в некой неизвестности – они сбываются. Эта жесткость, резкость, удары —

Здесь все превращается в движение: согнулось, озеро в озеро – даже если не используются глагольные формы, то все равно есть некоторые фазы трансформации. Когда мы читаем это стихотворение, у нас в голове все время возникает смена пейзажей: потому что этот человек мчится, с синим пакетом мчится, человек хочет донести – он делает это через коня, поезд и небо, это практически описание трех эпох. Эпоха архаическая, эпоха индустриализации, эпоха овладения человеком неба. Заметьте, что конь не выдерживает, поезд не выдерживает, самолет не выдерживает. Но посмотрите, насколько человек упорен. Я, конечно, сейчас, наверное, говорю как учитель литературы восьмого класса, но насколько человек волит сделать этот жест. Именно тому, кто никогда не спит. Тот, кто никогда не спит – это суверен, тот, кто принимает решения о чрезвычайном положении [98]. Тот, кто несет сообщение в Кремль, и тот, кто находится в Кремле и принимает это сообщение, это один и тот же человек. То есть, это суверен. Это суверен, который идет к своему естественному месту [99].

Почему я вспомнила Тихонова? Спойлер: завтра обсуждаем предотвращение террористических актов на территории Российской Федерации, и там будет небольшой пассаж про тех, кто их предотвратил. Обсудим, насколько часто эта прекрасная организация – ФСБ – предотвращает все: оказывается, что очень-очень часто. Поэтому у меня возникла такая ассоциация: люди в Кремле (ну, не совсем в Кремле) никогда не спят. Это суверены, которые охраняют нас, наши границы, наш личный внутренний покой, нашу Империю.

Я искренне считаю, что это круто. Они никогда не спят. И они – это не индивидуумы, это надчеловеческая сущность.

Об этом отдельно, а пока – мой анализ баллады Николая Тихонова как стихотворения о самом невиданном опыте встречи человеком самого себя, об опыте столкновения со своим двойником в зеркале.

Ответ тем, кто меня хэйтит.^: Комментаторы, которые меня хейтят, говорят, что у меня странные каркасы, выстроенные конструкции, что это за девочка, чьи тезисы она переповторяет, перевирает, передает… Я хочу ответить следующее: ситуация со мной еще сложнее, еще страшнее. Во-первых, это 9-10 лет философского факультета. После этого человек в принципе теряет любую способность в российской действительности каким-либо образом передвигаться самостоятельно, потому что он погружается в смешение всего, и помимо этого, получает полную легитимность и свободу. Человек, который закончил философский факультет – это абсолютный наглец и дебил. Вот. Эти два качества во мне тоже проявлены.

Вторая особенность: друзья, вы знаете, что у меня в голове? Лучше вам туда не заглядывать. У меня там не просто, как вы говорите, какие-то конструкции. У меня там замок Мальдорора. Он красивый, с разными башенками и соответствующими обитателями. Так что в этот замок лучше не заходить. Оттуда живыми не выходят. Да я и сама туда не захожу, потому что оттуда живыми не выходят. Это второе, или третье…

А четвертое: вы говорите, что я слишком мягкая. Ну, друзья, вы хотите, чтобы я к опричнине призывала во время эфиров? Я могу, конечно. Но зачем? Может, было бы лучше реализовать это на практике?

Ладно, шутка, перегруженная шутка. Все, спокойной ночи, мне вставать через четыре часа.

Мой триумфальный покой…

Как, интересно, это назвать? Предельной степенью одиночества или предельной степенью счастья? Когда в 00:21, поспав всего лишь несколько часов предыдущей ночью, позанимавшись вопросом оправданий педофилии в Великобритании и подготовив верстку на завтрашний эфир, чтобы хоть как-то посерьезней выглядеть, я сижу и общаюсь с собственным телефоном. Рассказываю ему, какие у меня замки и внутренние конструкции.

Думаю, скорее, это степень предельного счастья и реализации. Разговоры с самим собой или с телефоном, с моим цифровым оппонентом, который тебя подначивает что-то сказать и провоцирует на дискуссию, на споры и приведение аргументов в пользу твоей позиции – это дело замечательное.

Конечно, эти записи я скоро удалю, подумав: Господи, как же несправедливо! Семь подписчиков в телеграм-канале обречены, насколько ж несправедливо они обречены на вечное страдание! Ведь обязательно кто-то из них, внимательный, прослушает все голосовые сообщения (а может, не прослушает, и тогда хорошо)! Я их удалю, а пока оставим это как свидетельство моего триумфального покоя.

Регресс на стуле.

Да, вопрос номер 61 (61, потому что я уже сбилась со счета). Как избавиться от вводных конструкций? Я не представляю. «Тем самым», «собственно говоря», «так или иначе»… И они везде: они у моего соведущего [100] иные, но режут слух. Как от этого избавиться, не знаю.

Теперь у меня новая тенденция: когда я начинаю бояться соведущего, у меня начинаются проблемы с дикцией. Я начинаю заикаться, это что-то совершенно новое. Как спокойно я проводила эфиры на «Царьграде» – где нужно было смотреть в камеру, внимательно все блюсти, дойти от видеовола к стулу, сесть на него очень элегантно и не упасть. А стул-то был на колесиках, а колесики-то на пандусе – можно было вообще потерять равновесие и упасть. Я стул кручу туда-сюда, ла-ла-ла, прыгаю, бегаю, бьюсь об микрофон и об стол. Как я на «Царьграде» сидела – честно говоря, я не знаю. Но ладно.

Я же сторонница регресса [101] – того, что мировая история идет вспять, от лучшего к худшему. Тогда все объяснимо. Тогда я была лучшая, а теперь худшая. И сейчас я уже не могу сидеть на стуле ровно. Могу сидеть криво! Ну и хорошо, все…

Мой слот [102] уже окончен, уже 00:24, время отбоя.

Non Nobis, Domine, non Nobis, Sed Nomini Tuo Da Gloriam. [103]

Мне нравится, что теперь рассвет в 5:55. Потому что я буду на шаг впереди него. Мне нравится, что закат ранний, потому что я буду на шаг впереди него.

Меня испугала осень своим хладнокровием, но это было сиюминутно.

Когда мой друг умер, я думала о том, что ему может быть холодно. В кране включила ледяную воду. Она ударила меня осознанием, что все всерьез. Хотя я думала и о возможном воскресении.

Я иду по теплой осени, сквозь вечерние парки. У меня болят ноги, мышцы, суставы, икры, правая нога и ее составляющие. Сводит ноги. Сон стал пятичасовым, отчего стала сбивчиво соображать. Знаю, что все, к чему причастна, верное. И Исаак Сирин призывал к тому, чтобы быть равномерным. И ждать плодов. И продолжать, когда их нет. Быть.