Однажды в наш двор пришла беда: грузом 200 привезли из Чечни мальчика. Он был его другом. На похоронах, как нам рассказали позже, Игорь поклялся отомстить за его смерть.
Так он оказался в Чечне.
Как он воевал и как погиб, нам рассказали его товарищи. Вскоре после похорон они приезжали к нам. Один из ребят рассказывал, как Игорь спас его от снайпера.
В тот страшный день Игорь с товарищами были в разведке в районе села Комсомольское. На них вышли 12 «чехов», так они звали боевиков. Ребята открыли огонь и заставили их отойти. По возвращении в часть Игоря и других ребят посадили на 2 БМП и по приходу полковника Тупика под вечер выдвинули к селу Комсомольское для проведения разведки боем. Под шквальным огнем им пришлось выбираться оттуда самостоятельно. Игорь и еще один парнишка поползли по канаве. Впереди было несколько метров открытого пространства. Оно простреливалось снайпером. Тот парнишка первым поднялся и был ранен снайпером, но пробежать успел. На его крик бросился Игорь, но добежать ему не удалось. Позже под прикрытием танка его вывезли с поля боя. Это нам рассказал парнишка, который был с ним в этом бою.
Вообще Игорь очень трепетно относился ко всякому проявлению насилия и всегда говорил, что если бы можно было изменить историю и повернуть время вспять, то он, не задумываясь, отдал бы жизнь ради того, чтобы никогда не было войны!
Из письма Игоря Иванова:
… Каждую минуту я думал о вас, мои дорогие родители. Какой я был дурак, что не слушался вас. Я полюбил вас ещё сильнее, чем на гражданке во 100 раз. Я не могу без вас жить. Я люблю вас.
Только здесь, в армии, я понял, что такое родители, что такое дом.
«Братья не узнали о смерти друг друга…»
Из письма отца Романа Ражева, Александра Андреевича:
Роман родился 6 июня 1977 года в городе Кораблино Рязанской области. Окончил 8 классов, поступил в ПТУ, выучился на водителя-автокрановщика. Он был простой парень, и «двойки» таскал, и в школу вызывали. Седьмого июня 1995-го Романа призвали в армию, служил он в 16-й отдельной бригаде спецназа в Чучково. Совершил 16 прыжков с парашютом. У командования был на хорошем счету, имел поощрения от командира батальона. Друзей у него было много. Любили его друзья, он и дома был заводила. На втором году службы Роман был разведчиком-гранатомётчиком и каптёром роты. Оформлял стенгазету всему батальону, ремонтировал приемники, магнитофоны.
В мае 1997-го он демобилизовался. Городок у нас текстильный, работы не было, и он уехал к тёте в Тамбов, там устроился водителем на завод. Осенью 1997-го женился, 6 июня 99-го у него родился сын, вылитый папа.
Когда бандиты стали взрывать дома в Москве и в других городах, Роман сказал: «Пойду бандитов побью, а то они доберутся и нашего Кораблино. Кому-то надо Родину защищать». Он ушел служить 26 января, а погиб 6 марта. Знать, такая судьба…
У нас 2000-й год в семье был самый чёрный. Старший сын умер 1 февраля от сердечной недостаточности, и мы даже не смогли сообщить об этом Роману — не знали его адреса. Так братья и не узнали о смерти друг друга… А были они очень дружны между собой.
Из газеты «Кораблинские вести», (Рязанская область) статья «Чеченский излом Романа Ражева»:
Я помню его еще голубоглазым пацаном. Это когда он прибегал к мамке в типографию, чтобы спросить 20 копеек на мороженое. Бушевал тогда май, и жизнь для него только начиналась. И казалось, что все будет хорошо. Что позади холод, голод, войны… Увы!
Нынешним майским днём я подходил к этому двухэтажному домику на Садовой, где недалеко жил когда-то и сам, чтобы проститься с тем самым голубоглазым пареньком. Роман был виден в окошко цинкового гроба. Голова была наклонена чуть-чуть вбок, на лице — не тот оскал, не то прощальная улыбка.
Нет, там, в Чечне, ему было не до улыбки. Это, когда подбили их БМП, он, Роман Ражев, контрактник, водила, все же успел выскочить из машины и сделать два выстрела из гранатомёта по бандитам. Потом стрельнули из гранатомета по нему, Роману. Оторвало ногу. И умер он на поле боя. Или от шока болевого, или от потери крови…
…Хоронили его с почестями. С почетным караулом, с военным оркестром. С прощальными залпами-салютом. Помогли Ражевым райадминистрация, военкомат.
Была и гражданская панихида около Ома, где выступили его учителя из третьей школы. А на кладбище в последний путь солдата провожали друзья, родные, однополчане, священник Покровской церкви.
Прощай, Роман! Пусть земля тебе будет пухом.
Юрий Харин.
Сергей Шанин:
— В Ханкале мне подполковник Куклев сказал, что Тупик на меня жалобу написал, что я не подчинялся его приказам. Хотя мы же его и вытащили тогда! Комбат дал мне прочесть эту жалобу, а потом порвал её…
Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:
— Вскоре после случившегося в Комсомольском я встретил полковника Тупика: «Здравствуй, Гена, ты живой?». И руку мне подаёт! В батальоне считали, что я погиб вместе с машиной десанта, не знали, что ранеными мы попали в госпиталь. А когда мы пришли в батальон — на нас такие глаза: «Вы же убитые!».
Роман Царьков, гранатомётчик:
— А я встретил Тупика в госпитале во Владикавказе, «тяжело раненого», ему солдаты носили пищу. Я тогда обалдел! У него не было контузии или ранения! Лежал он в отдельной палате. Хотел его увидеть, но нас, солдат, туда не пропускали.
Из журнала боевых действий:
«Разведгруппа, выполняющая задачу в интересах 752-го мсп, при выдвижении 8 марта с отметки 8861,7 в южном направлении была обстреляна и вступила в бой. В результате боя противник был частично уничтожен и отступил.
Во время ведения разведки на отметке 7539,9 разведгруппа натолкнулась на личный состав МВД, который попал под обстрел снайперов и вёл бой с противником, среди личного состава МВД было ранено 3 человека, которым была оказана первая медицинская помощь. По данным радиосвязи южнее Комсомольского личный состав ОМОНа вёл бой с противником, у них также имелись раненые, командир разведгруппы принял решение идти на помощь. При подходе к предполагаемому месту нахождения ОМОНа группа попала под огонь боевиков и приняла бой. Под прикрытием бронетехники прорвалась к блокированному личному составу ОМОНа».
Дмитрий Савельев:
— Приехали в батальон и через день нас, пятьдесят человек, подняли по тревоге. Якобы 350 гелаевцев прорвались из Комсомольского. Тогда нас вели комбат Самокруткин и ротный Гагарин. Подъехали к какой-то дороге, надо было арык перейти, идти искать этих гелаевцев. Спрыгнули с брони. Гагарин крикнул: «Я с машинами!». Даже не пошёл с нами.
«Я могла задеть головой растяжку с гранатой…»
Елена Чиж, начальник медслужбы батальона:
— Тогда Сергей Шанин вёл группу. Комбат Самокруткин — замыкающий, я третья с конца, за мной связист шёл. Впереди меня — снайпер. Шли очень долго, ночью, по краю поля, около зелёнки. Я настолько устала, что не видела, как впереди идущий даёт знак, что надо пригнуться. И вдруг — ба-бах кто-то мне по голове кулаком. Лежу, и кто-то коленом меня к земле прижимает, потом за шиворот поднимает — это был Самокруткин. Как он огрел меня… Я могла задеть головой растяжку с гранатой…
«Профессионализм не пропьёшь…»
Дмитрий Савельев:
— Серега Шанин накануне снимал стресс, чувствовал себя неважно, и я удивился: резко стал трезвый! Перешёл бревно на арыке, мы за ним. Самокруткин сначала за ним шёл, и не заметил, что тот пьяный, уж потом уловил «аромат». Первую растяжку Сергей нашёл ещё при свете, потом вторую обезвредил, и в полной темноте — ещё четыре штуки, да не тронул несколько штук — не извлекались. Да, профессионализм не пропьешь… Все мы хотели аплодировать ему стоя! Прошли этот арык, но следов «духов» не было. После разминирования Шанин залез на броню и отрубился.
Приехали в батальон, сняли Шанина с брони еле-еле — такого тяжелого — затащили в палатку. Но спал он недолго: кто-то принёс ещё водки и как раз Бернацкий вернулся из медбата. Ему повезло: пуля прошла рядом с позвоночником, не повредило. Сели обмывать, что мы живы! А потом через два дня на построении подполковник Самокруткин сказал: «Задачу, конечно, выполнили, но от кого-то так несло перегаром…».
Ещё несколько дней мы охраняли ЦБУ, но все равно участвовали в боях. Два раза нас посылали помочь собровцам и омоновцам, попадавшим в трудные ситуации, а также на сопровождение корреспондентов по Комсомольскому, хотя село ещё не было полностью зачищено. По нам открыли огонь и мы прикрывали прессу огнём, когда их выводили из села.
Из мемуаров генерала Геннадия Трошева: «Боевики понесли значительные потери, имели много раненых, однако под страхом плена продолжали упорно сопротивляться, вплоть до того, что даже раненые оставались на позициях».
