И равновесье властвует повсюду,
Когда судьба нечаянно сбылась,
И обнажилась родственная чуду
Всего со всем таинственная связь.
О, никогда ни в холоде, ни в зное
Так явственно не выступят на свет
Моё существование двойное
И перепады миновавших лет!
ЕЛИЗАВЕТГРАД
Памяти Тарковского
Бахчевой пьянящий запах
И черешневый закат,
Это - русский Юго-Запад,
Сербский Елизаветград.
Смех задорных украинок,
Синагоги скорбный мрак,
А за городом – барвинок,
Благодатный буерак.
Вольный шлях, колёсный обод,
Убегающий Ингул[?]
И татарских сотен топот,
И горячих танков гул.
То Григорьев, то Петлюра,
И Тютюнник, и Махно…
Телескоп и партитура,
Стук прикладами в окно.
Горицвет в степи весенней,
Листа конченный клавир,
Подрастающий Арсений,
Черноусый кирасир.
Это – Новая Россия,
Где в костре нетленных лет
Всё горит, горит Мария,
Ногу в стремя ставит Фет.
ПАЛЕХ
Войду ли в чернеющий лак
Сияющей палехской сказки,
Где ночью любой буерак
Святят животворные краски?
Они – на яичном желтке,
И чудится в сонных долинах
Кудахтанье невдалеке
И хлопанье крыльев куриных.
И нежность письма родилась
Из жизней немых, нерождённых,
Как праздника яркая вязь
Из долгих оброков подённых…
Однако настала пора,
Когда, поистративши разум,
Велели писать трактора
Смиренным твоим богомазам.
Но красный тянулся обоз
Куда-то из чуди в мещёру,
Грустящие рощи берёз
Вставали за старую веру.
ТИШИНА
Пройдись, расхаживая ноги,
Пока машина не видна
И на пустой лесной дороге
Установилась тишина.
Тебе спешить уже не надо.
Все отлетающие дни,
Как свежий воздух листопада,
В уединении вдохни.
То, что обрёл и что утратил,
Всё воскрешает листопад,
Пока постукивает дятел
И сосны старые скрипят.
БРОНЕПОЕЗД
Как разбивается глечик,
Рушилась жизнь и вошёл
В говор унылых местечек
Великоросский глагол.
Неодолимая сила
Древней обиды и зла
Тёмной энергией била
И бронепоезд вела.
Так, но и ветер суровый,
Сормовский, злой сгоряча,
Мчался зелёной дубровой,
В топке гудел, клокоча.
Даже уездный Касимов
Миру спасение нёс
В лозунгах вихрем носимых,
Рвавшихся в битву с колёс.
ПРОВАЛЬНЫЙ ТУПИК
Сквозь годы и лица из вьюжного сна
Бежит весовщица, и память нежна.
И место свиданий, Провальный тупик –
Из повести ранней внезапно возник…
Твои неуклонны названья, Москва,
И вязнут вагоны и тонут слова.
Там пар тепловозов и смена бригад,
И долог и розов на рельсах закат…
И гулкие годы нагрянули вдруг,
Как ветер свободы и поезд на юг.
МАЙ В ГОРОДЕ
Переулки Покровки, Плющихи дворы…
Снова в мае пейзаж полупуст.
Над тобою в преддверье великой жары
Отцветает сиреневый куст.
От безлюдья замедленней тянутся дни
И отчётливей всё голоса.
Что там – девичий смех или в окнах огни?
Но свободе твоей – полчаса.
Манит призрак прохлады в полуденный зной,
Или веет вечерняя мгла,
Переулки – возможность в них жизни иной,
Если б эта продлиться могла.
Андрей ШАЦКОВ
КАНОН МАРТА
В марте – нету ни славы, ни корысти,
Только одурь от зимнего сна.
Вот ужо потеплеет и вскорости
Настоящая грянет весна.
Вот ужо… Но пока над заливами
Не шелохнут торосов гряды.
И грачи над плакучими ивами
Хрипло плачут от горькой беды.
Плачет стая… А может быть, кается,
Что вернулась совсем не в черёд
В край, где мартовской ночью смыкается
Разошедшийся ополдень лёд.
Где слова той единственной женщине
Зависают в тумане густом.
И не скоро придёт Благовещенье,
И покроется верба листом…
И чтоб сгинуло напрочь безвременье –
Для спасенья души и плоти
Ты каноном средь смуты и темени
У иконы себя огради.
А трава ещё вырастет, вырастет.
Домахнёт, досягнёт до небес.
И очнувшись от мартовской сырости,
Запестрит первоцветами лес!
В СЕРЕДИНЕ ЛЕТА
Вот и всё… Переломлен у лета хребет.
Раньше – вскользь, ныне – в лоб эти дни замечаю.
Иван-чай, да полынь – там, гдё цвёл первоцвет,
Да, пожалуй, не быть ни Ивану, ни чаю.
И соловушка в светлой дубраве умолк.
И ползут по Руси заполошные толки…
Потоптал луговины толь конь, толи волк.
Если только остались былинные волки.
Этим серым – Ивану служить нипочём,
Вынося на хребте из смертельного боя…
Перерублен у лета хребет не мечом –
Острым стрежнем Днепровской воды голубою.
Что за диво? О чём бы сейчас ни писал,
Ожидаю подспудно печальной развязки.
Это только Кощей своё царство проспал,
И добром завершаются детские сказки.
Но покуда стоят вековые леса,
И кузнечики в поле звенят беспечально,
Пусть в глазах у тебя не проглянет роса.
Не окончена лета великая тайна.
И быть может, на месте, доселе пустом,
Называемом исстари – Дикое поле,
Мы посадим свой сад, мы построим свой дом,
Чтобы места хватило двоим – и не боле.
ПРОСКОМИДИЯ
Памяти Андрея Романова
Друг далёкий, как скорбен тот древний погост.
Где умолкла твоя Петроградская лира…
Млечный Путь опадает слезинками звёзд.
Ты об этом мечтал, отрешаясь от мира?
От безумного мира, где каждый был рад,
Подтолкнуть тебя в путь к роковому порогу.
Ты об этом скорбел, мой ушедший собрат,
Так внезапно собравший пожитки в дорогу.
А пожитки поэта – как воздух легки,
Но порой тяжелее, чем камень Сизифа.
Ты зачем не подал на прощанье руки,
А исчез в лихорадке весеннего тифа.
Купоросную зелень газонов кляня,
На которые вылились майские струи.
Ленинград не пройдёт мимо судного дня,
Если память поэта забудется всуе.
Мне останется – съездить в гранитный удел,
Ощущая, как горло сдавила рубаха.
И увидеть, что стол от стихов твоих – бел,
От стихов оперенья лебяжьего праха!
СУМЕРКИ
Под вечер навалится… Впору не жить.
Ухабы беды превращаются в горы.
И мытарь – летучею мышью кружит.
И входит печаль за замки и заборы.
Чадит и не плавится воска свеча.
И шелест химер прозвучал за оградой.
И звёзды не бросят на землю луча
Утешной отрадой, последней отрадой.
Читаешь синодик ушедших друзей,
А сердце стучится всё глуше, всё реже…
Россия – одна! И не будет Расей
Средь пальм и кипящих волной побережий.
С родного погоста, за пару минут,
Стакан, огранив полукружием хлеба,
Коль скоро родные тебя позовут,
Ты должен подняться в холодное небо!
И чтобы полёта мгновенья – легки,
И встречи с грядущим не горькими были,
За всё заплати и не делай долги,
Оставь пятаки бесполезные в пыли.
Под вечер навалится… Впору не жить.
Светило ушло за леса и просёлки.
Но там, за покосами, в облаке ржи,
Кричат перепёлки, зовут перепёлки.
И зов их подхватят с утра петухи…
Со взглядом бессонным, из призрачной дали,
Ты к ним возвратишься пунктиром строки,
Певца непонятной, закатной печали.
Александр ХАБАРОВ
НОЧНЫЕ НОВОСТИ
Ночь катится шаром. Под хруст костей
Слюною брызжет служба новостей…
Враг на экране, враг уже повсюду,
Он на дворе скулит среди собак,
Он во дворце примеривает фрак
И водку плещет в царскую посуду.
Сейчас он выйдет вон из тех ворот,
Дыхнёт едва – и дерево умрёт,
Заикой станет бедная сиротка,
Застрелится у гроба караул,
Ощерится кинжалами аул,
Прольётся кровь, и кровью станет водка…
Отделятся: от Марса Колыма,
Душа – от тела, тело – от ума;
Взорвутся терминалы в Эмиратах;
Падёт звезда; свихнётся конвоир…
Я выключаю этот странный мир,
Где места нет для нас – святых, проклятых…
ОГОНЬ
