Цикл «Грамматика наших ошибок» – осмысление того, как связаны пути Ученика и Учителя. «Смерти Корнелиуса» – история-перевёртыш, в которой ученик сливается с именем учителя практически полностью, – и это даёт ему возможность решить неразрешимую, в общем-то, задачу. Впрочем, кто является кем – тоже вопрос. Гаджи Мир Гасан Сайях и Корнелиус, возможно, – один и тот же человек. Рассказ, давший название книге, – «Платон, кажется, заболел...» даёт понять, что Учитель и Ученик – не просто обозначения статуса того или иного лица. Они могут быть далеко друг от друга, они могут быть вообще не знакомы, связь между ними – космическая. Подростку Самхари достаточно просто посмотреть, что чертит на песке поэт Самхари – и вот уже полузасохший арык превращается в полноводную реку. Самхари в страхе восклицает: «Эту страшную реку, убей меня, я не переплыл бы даже на судне». Правильно, не переплыл бы – потому что, оказавшись с Учителем на одной стороне, на другую уже никогда не попадёшь.
События цикла «Происшествия маленького двора», казалось бы, наиболее близки к тому, как воспринимается мир обычным человеком. Элементы чудесности спрятаны за маской легенды, а то и вовсе отсутствуют. Но именно рассказы, в которых нет ничего формально-сказочного, заставляют глубже всего задуматься над природой вещей. Случайная встреча с женщиной через много лет в рассказе «Однажды летним вечером», в «Лунном свете» – история тёти, обманом отговорившей племянника от повторной женитьбы (и мучившейся виной всю оставшуюся жизнь), терзания взрослеющего парня, который не может сдержать данного друзьям слова в «Курочке Рябе». На первый взгляд незамысловатые темы идеально ложатся на сознание, подготовленное прочими рассказами книги. И начинаешь задумываться – уже совсем серьёзно – так ли устроен мир, как нам кажется. Всему ли есть объективные причины или то, что доступно восприятию и осмыслению – только бледные тени, колышущиеся на стенах платоновской пещеры.
Проза Абдуллы обладает, казалось бы, парадоксальным свойством. Она объединяет в себе предельную сложность и предельную простоту. Сложность – в том, как автор выходит за рамки реальности, ставит своих героев в иррациональные, сказочные – ситуации. Простота – в бытовых деталях, обыденной жизни, в которую-то и вплетается элемент волшебства. Борхес? Да, но лишь отчасти. Корни Абдуллы уходят глубже. Вспомните – у Георгия Иванова: «Есть воспоминания, как сны. Есть сны – как воспоминания. И когда думаешь о бывшем «так недавно и так бесконечно давно», иногда не знаешь, – где воспоминания, где сны». Или «Заблудившийся трамвай» Гумилёва. Или даже сказки «Тысячи и одной ночи». Особенность художественной манеры автора – в глубоком проникновении в историческое наследие своей страны. В рассказах воскресают времена, когда путнику на дороге вполне могла попасться бутылка с джинном, а поэт мог броситься в воду, стараясь поймать отражение луны. Абдулла говорит нам, что рациональный взгляд на вещи – только один из возможных. И, наверное, далеко не самый лучший. «Можно ли не верить тому, кто принёс эту весть?! Весточку прочирикали птицы».
Теги: Камал Абдулла , Платон , кажется , заболел
«Вечность плещется во мне»
Ольга Архангельская. Плыву я во времени...: Стихи. - М.: ООО Издательство "Страга Севера", 2014. – 80 с.: 28 ил. – 3000 экз.
Сборником стихов молодой украинской поэтессы Ольги Архангельской издательство «Страга Севера» при участии и попечительстве Сергея Алексеева открывает проект поддержки авторов, пишущих на русском языке.
Стихотворения Ольги Архангельской многоцветны и упруги, как радуга, дерзки и нежны одновременно. И хотя они с точки зрения версификационного мастерства ещё не совсем умелые, многие из них уже вполне зрелые по мысли.
Я ранима, как диковинный цветок.
Я слаба, ведь я пишу о боли...
Почти не замечаешь неловкую инверсию или банальную рифму, потому что есть главное: искренность переживания и своя интонация, интонация острого юного счастья. А это настоящая диковинка в сегодняшнем поэтическом пространстве, пропитанном всевозможными печалями и причитаниями.
Обаятельный максимализм, бесстрашие и доверие к миру – вот что подкупает в книге Ольги Архангельской:
Мне предстоит, томясь от жажды,
Пройти две тысячи дорог,
Пока одна из них однажды
Не приведёт на твой порог.
Романтические настроения порой спрессовываются до философского осмысления жизни, автор делает попытку ответить на главные вопросы бытия: о смысле жизни, о любви, о вечности. И если не находит окончательных ответов, а поэзия и не должна находить их, то создаёт зримые, осязаемые образы, которым веришь:
Декабрь. Выпал первый снег.
Я на морозе с сигаретой.
Сегодня я лишь человек,
И так смешно и грустно это.
Снежинки тают на окне,
Миры далёкие так близко...
И вечность плещется во мне,
Такой возвышенной и низкой.
Кира ТВЕРДЕЕВА
Теги: Ольга Архангельская , Плыву я во времени
Михаил Чердынцев. Сезон отлова ангелов: вместо дел: Стихотворные произведения ритмического минимализма или образного малословия. Книга шестая. Проект "Точки зрения". - М.: ИПО «У Никитских ворот», 2014. – 96 с. – 500 экз.
Существуют такие картинки – стереограммы. На первый взгляд – абстрактная мешанина цветовых пятен, пёстрое полотно, от которого рябит в глазах. Но если приучишь зрение к такому типу визуализации реальности, выработаешь правильное видение – происходит чудесное. Не пользуясь никакими хитрыми устройствами, вместо плоского изображения начинаешь видеть объёмное. Поразительным образом своеобразный вид стереограммы возможен и в поэзии. И блестящее доказательство тому – стихи Михаила Чердынцева. Собственно, как и любые тексты основанного им литературного направления – образного многословия или ритмического минимализма. С чем же доведётся столкнуться читателю, решившему ознакомиться с книгой «Сезон отлова ангелов: вместо дел»?
Открываем первую страницу. Первое стихотворение:
Ангел света, свидетель достойный
окормляет свидания временем неожиданно нежно,
открывая с итогами тему желаний пристойных решений.
Сложно? Сложно. Дальше какое-то время будет так же. Сквозь первые пять-шесть текстов приходится «продираться». Сознание, приученное к более традиционным формам словесности, изо всех сил старается уловить смысл прочитанного. И не может. Потому как сколько-нибудь прямого высказывания в стихах Чердынцева нет. Длинные, сложно согласованные предложения, деепричастные обороты, постоянные инверсии и парадоксальные метафоры только усложняют задачу. И в какой-то момент перестаёшь пытаться угадать, о чём же пишет автор. Вот! Поворотная, по-настоящему важная точка. Можно сказать, вхождение в транс. Ни в коем случае сейчас нельзя откладывать книгу. Нужное состояние почти достигнуто. Отчаявшись понять мысль автора, читаешь уже по инерции. И тексты «собираются», в голове непроизвольно начинают возникать образы, по яркости и фактурности сопоставимые с твоими собственными воспоминаниями. Минимализм при ближайшем рассмотрении оказывается на редкость сложным явлением. Что ж – начнём копать.
Первое, что приходит в голову, – стихи Чердынцева построены по принципу мантры. Единый, хотя и трудно отлавливаемый, ритм, повторение почти идентичных фраз, непонятность (если не ставить задачей «врубиться» в процессе непрерывного чтения) многих словесных оборотов. Простота восприятия – полностью исключена. Мастер сделал всё, чтобы его произведения не дошли до сознания. На что же он рассчитывает? Правильно – на подсознание. Проверим гипотезу. Если работа идёт на глубинном уровне, текст должен содержать множество слов-архетипов. И действительно: стихи перенасыщены такими понятиями, как «река», «огонь», «ветер», «дом», «имя». Порой они – и интуитивно связанные с ними понятия – рефреном идут от строчки к строчке. Возьмём стихотворение «Зелёный реверс мира»:
Когда мы близко подошли к реке...
Пустых скамеек в лодке не осталось.
Чтобы унять волненья и усталость –
когда возникла очередь к реке...
Какова же функция архетипов? Задействовать ту часть личности, о которой мы зачастую даже не подозреваем. Войдя в околотрансовое состояние, читатель становится как бы музыкальным инструментом, этаким пианино, на клавишах-архетипах которого играет виртуоз-автор. И разумеется, картина, возникающая у нас в голове, сильно отличается от той, которая была бы, разбери мы скрупулёзно и сознательно отдельный текст. Вот оно – чудо превращения плоского в объёмное, мысли – в ощущение. Не о лодочной прогулке начинаешь думать, а о жизни и смерти.
