В фильмах его появлялись не только талантливые «новички», но и уже заявившие о себе исполнители: Дорис Дей вспоминала, что особенно се шокировало его полное. казалось, безразличие к состоянию исполнителя па съемочной площадке. Когда она «вся выходила из себя» перед камерой (во время работы над лентой «Человек, который слишком много знал»), он словно не замечал ее усилий, постоянно молчал, ни слова доброго, ни указаний. Она решила, что играет из рук вон плохо, расстроилась, обиделась. А он, узнан, невозмутимо объяснил, что каждую сцену расписывает заранее, рассчитывает на профессионализм исполнителей, лишней болтовни не терпит, а режиссерские наводки дает только в тех случаях, когда совсем все никуда не годится.
Даже со своими любимицами Хичкок был строг, а временами жесток. Типпи Хедрен, к которой был неравнодушен (преследовал своими ухаживаниями, доводил до истерик), на съемках его знаменитой картины «Птицы» приходилось просто опасаться за свою жизнь. Он обращался с ней как с куклой, манекеном — на псе бросали настоящих крупных пернатых, она отбивалась, птицы метались, больно царапали, готовы были выклевать глаза, но даже кровь его не останавливала: требовал новых дублей. С актерами, словом, не церемонился. Собственную дочь жалел. С 13 лет пробовала она свои силы в театре, кино, на радио. В 1951 году в последний раз появилась на бродвейской сцене, а через год вышла замуж и стала рожать детей. Внукам Хичкок был рад — и о другой карьере для своей Пэт не мечтал. Сам, однако, строил грандиозные планы. Кино казалось мало. С 1955 года пошли по американскому телевидению знаменитые получасовые (впоследствии часовые) программы «Алфред Хичкок представляет», более 10 лет продолжился этот марафон — каких только кошмаров не было в его «ночных галереях». Параллельно стали выходить антологии Хичкока, литературные сборники, произведения для которых отбирал он сам, затем появился на свет его «Журнал тайн». В 1950 году только на этих изданиях Хичкок заработал 4 миллиона долларов. Теперь все, к чему он прикасался, превращалось в деньги. Но сравнивал себя не с царем Мидасом, а с волшебником-органистом, которому, стоило лить нажать клавиши и педали, аудитория внимала, замирал обреченно, ожидая в трансе новых аккордов-откровений. И главная тема звучала все сильнее: мотивы исступленного поиска своего подсознательного «я», борьба личности, раздираемой противоречиями.
В его самой известной картине «Психоз» (1960) фрейдистский конфликт между сознанием и бессознательными влечениями нашел наиболее яркое воплощение. В основе экранизации романа Роберта Блока — «незамысловатый» сценарий: чтобы выйти замуж за, увы, бедного любовника, героиня решается на преступление, она похищает крупную сумму денег и бежит из родного города. Застигнутая ночью в дороге, останавливается в пустом мотеле, владелец которого — одинокий молодой человек с большими странностями: временами он воображает себя матерью, жестоко тиранившей его, я ревнует «сына» ко всем окружающим… Героиня понимает нелепость своего поступка, в краже ее уличат непременно — слишком много свидетелей этого неумело совершенного преступления. Все время была она словно во сне, не отдавая отчета в своих действиях. Вот пройдет ночь, думает она, стоя под душем и как бы смывая тяжкий грех с души, и вернется она домой, и покается, потому что жить с этим невозможно. Но не суждено исполниться ее благим намерениям: поднимается и опускается резко вниз — несколько раз — рука с ножом. И на экране, крупным планом, кадр, ставший классическим, апофеозом режиссера Алфреда Хичкока: сток, куда уходит вода, смешанная с кровью. «Мать» совершила возмездие, приревновав «сына», лишь несколько минут назад украдкой наблюдавшего за раздевавшейся молодой женщиной. Дальнейшее развитие событий в картине пересказывать бессмысленно — это не киноведческая работа. Скажем лишь, что, непревзойденный мастер умопомрачительного «саспенса» (тревожного ожидания), метода, который ему ближе других, Хичкок держит зрителя в напряжении до конца фильма. Ужас до головокружения, утрата чувства реального — все это неотъемлемые моменты популярного жанра триллера, средствами которого — от звуковых эффектов и умения держать паузу до ловкого монтажа и восхищающих кинематографических трюков — он владел бесподобно, Хичкок не повергал свою аудиторию в ток, но превосходно обставлял соответствующими таманскими атрибутами церемонию сладостного (с замиранием сердца) погружения в кошмар. Сам он говорил: «Не стану скрывать, что для меня картина «Психоз» — это лента, которую делал, получая истинное наслаждение. И безусловно, такой фильм — развлечение, это галерея ужасов в парке веселых аттракционов».
И, добавим, это зеркало, отражение личности, сотканной из кричащих противоречий. Тем не менее, при всем многообразии сюжетов, в произведениях Хичкока прослеживается внутреннее единство. Это отношение автора к окружающему странному и жуткому миру. Алфред Хичкок — это не Микеланджело Антониони, «поэт отчуждения и некоммуникабельности», давший блестящие картины трагического одиночества человека, картины, фиксирующие малейшие движения скорбной души. Хичкок не Ингмар Бергман, герои которого испытывают глубокое отчаяние в моменты духовных кризисов, когда в сознании стирается грань между реальностью и химерами, верой и (империей. Хичкок не Бернардо Бертолуччи с, его фрейдистскими мотивами «Последнего танго в Париже» и «Луны», фильмов, подчеркивающих разобщенность людей и выдвигающих на первый план скептически негативную концепцию мира и человека. Ни символика Мастера триллера не беднее — богаче, чем у признанных корифеев кино, и это над ними словно витает дух Великого Хичкока. К тому же к зрительской аудитории он как художник неизмеримо ближе. Творчество его коснулось миллионов, и это контакт живой, приземленный, хотя Мастер мог говорить па усложненном языке.
В фантастической аллегории «Птицы», фильме 1963 года, поставленном по одноименному произведению Дафны Дю Морье, к творчеству которой Хичкок столь часто обращался, в наиболее отчетливой форме проявился этот двойственный подход режиссера к своим работам. В притче о нападении птиц, олицетворяющих силы живой природы, на людей, представителей рода человеческого, доведших среду обитания до жалкого состояния, проявилась склонность Хичкока одновременно к демонстрации типичных приемов фильмов ужасов и к метафорическому их истолкованию. Птицы, атакующие не только грешных и сильных взрослых, но и невинных, беззащитных детей, — это посланцы божьи, наказывающие недоброе человечество во всех его коленах, это Земля, мстящая неразумным ее обитателям, и это вся накопленная людьми ненависть, некое, суммарное скопление ужасов цивилизации, бурлящее в толпе и в каждом. Сложен, многомерен фильм «Птицы», и потому так полярно судили о нем современники. Федерико Феллини назвал произведение Хичкока «поэмой», «трагической и великой лирикой», Уолт Дисней, придя в ужас, обеспокоился реакцией детской аудитории, смущением юных умов, ожесточением непорочных душ. Разные мнения, но равнодушных не было.
И Хичкок был рад этому и не скрывал радости. И мог говорить о своем детище часами. Именно тогда удалось будущему известному режиссеру Питеру Богдановичу, в то время начинающему кинематографисту, взять у него пространное интервью, беседовали три дня — впервые тогда узнали хоть что-то о Хичкоке, помимо его фильмов (хотя сим он иногда называл свои работы «записными книжками», дневником исповедальным). Другой знаменитый режиссер, Франсуа Трюффо, «допрашивал» его 52 часа — и тоже потом написал книгу. Но первая биография — «Гений тьмы: жизнь Алфреда Хичкока» — появилась лишь в 1983 году, когда Дональд Спото, теолог и автор исследования под названием «Искусство Алфреда Хичкока» (1976), нарушил табу, которое сам Мастер наложил на свои жизнеописания. Обожавший всяческие тайны, он и свою персону окружил атмосферой секретности. Зачем кому-то знать, что богатое воображение питает собственными мечтами и страхами, но при этом понимает, что не одинок, что рядом, с таким же, как он, происходит примерно то же, что миллионы его поклонников любят, ненавидят, дышат и умирают, не отдавая себе отчета в происходящем, помимо их воли. Будни и праздники, смок и слезы, водевили и маленькие трагедии — полный репертуар, но Хичкоку, кстати, «драма — это сама жизнь, только наиболее скучные ее эпизоды вырезаны».
Работая в индустрии развлечений. Мастер стал выразителем классической голливудской формулы успеха: используя возможности киноискусства, показывать обыкновенного человека в экстремальной обстановке. Постулат этот Хичкок, однако, развил и усовершенствовал: коммерческие его ленты становились произведениями искусства, ибо он пришел к пониманию того, что зрители вовсе не хотят, чтобы некий заурядный злодей, гримасничая страшно, с ходу бросался на них, демонстрируя свою кровожадность. «Они желают, — говорил он, — видеть нормального человека со всеми его слабостями». И он щедро предоставлял своим почитателям такую возможность. Строил оригинальные планы и соглашался работать по стандартным проектам — слыл лояльным работником американской кинопромышленности. И все-таки, говорит близкий друг Хичкока Сэмоэль Тейлор, «Голливуд никогда не знал по-настоящему этого великого художника. Весь цинизм «фабрики грез» в том, что кино там никогда не считалось искусством. Хич все это прекрасно понимал. но держал в себе: как же больно было осознавать такое. Но Голливуд продолжал делать из него своего «придворного шута». Сказано сильно и точно. И такое положение не могло не угнетать: все меньше работ выходило из-под руки Мастера. Если в Англии в период 1925–1939 годов он поставил 23 фильма, а в США за 1939-1959-е — 24. не считая работ на телевидении, то за 20 последних лет жизни (1960–1980) вышли на экраны лишь 6 его картин. Две из них, по собственному признанию, — самые неудачные, явились порожденном «холодной войны».
