жаба душила. Сейчас обосрутся. А потом денег не будет» (С. 202). Просрали, как говаривал товарищ Сталин, Россию Струве–Милюкова–Керенского…
И последняя цитата о «птице-тройке»: «…Россия общинная страна, и разрушение крестьянской общины привело к тому, что источником народной морали стала община уголовная. Распонятки заняли место, где жил Бог – или правильнее сказать, Бог сам стал из “понятиев”: пацан сказал, пацан ответил, как подытожил дискурс неизвестный мастер криминального тату. А когда был демонтирован последний протез религии, советский “внутренний партком”, камертоном русской души окончательно стала гитарка, настроенная на блатные аккорды» (С. 268). Набирал ЭТО, и пальцы холодели…
Суть горестных размышлений Пелевина о Родине нашей скорбной воплощает слегка модифицированная заключительная строфа стихотворения-манифеста Осипа Мандельштама «Декабрист» (1917):
«Все перепуталось, и некому сказать,
Что, постепенно холодея,
Все перепуталось, и сладко повторять:
Гебуха. Жопа. Гонорея».
Это для тех и про тех, «кого оставят обслуживать перекачку нефти» (С. 163; курсив В.О.Пелевина). Кстати, писатель дает здравые советы, как нам «вылезать из жопы», резковатые, но весьма дельные (С. 305).
Впрочем, писатель столь же безжалостен и к Западному миру. К примеру:
«Запад – это просто большой shopping mall. Со стороны он выглядит сказочно. Но надо было жить в Восточном блоке, чтобы его витрина могла хоть на миг показаться реальностью…На самом деле, здесь у тебя может быть три роли – покупателя, продавца и товара на прилавке. Быть продавцом – пошло, покупателем – скучно (и все равно придется подрабатывать продавцом), а товаром – противно. Любая попытка быть чем-то другим означает на деле то самое “не быть”, с которым рыночные силы быстро знакомят любого Гамлета» (С. 162-163; курсив В.О.Пелевина); «…на Западе все микробы <в кишечнике-обществе> уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает. Все настроено, как часы, полный баланс и саморегуляция пищеварения, а сверху – корпоративные медиа, которые ежедневно смачивают это свежей слюной. Вот такой организм и называется открытым обществом – на фиг ему закрываться, он сам кого хочешь закроет за два вылета» (С. 204).
Подустал я. Почти десять страниц настрочил. В книге много места уделено едкому, сатирическому, язвительному ИЗОБРАЖЕНИЮ положения (так скажем специально) дел в современной культуре (русской, новорусской, высокой, элитарной, низкой, массовой). Ох, и потешается же, в частности, писатель смачно над «Венской конференцией» и философами-лягушатниками (Деррида и остальная банда). Весь постмодернистский дискурс, по мнению автора, родом из амфетамино-кокаино-фрейдистской ЖОПЫ (концептуальный полисемантический термин в сложной и прихотливой системе миропонимания-миротворения-миросозерцания-мировоззрения Виктора Пелевина).
Отличная книга, пахнущая гиацинтами и фекалиями, ладаном и серой, кровью и потом, завораживающая, плутовская, сверхсложная и сверхпростая, пузырящаяся, как расплавленное стекло, подернутая туманом, как плоское озерцо «седым утром». Виктор Олегович – редкостное, драгоценное, узорчатое украшение современной отечественной словесности. Всё…
10 марта 2005 г. Утро. 7 часов 13 минут. Петергоф.
Светлая книга, или книжный свет
«…я не нужен живым после того, как умру,
но не нужен и мертвым, пока жив»
Алексей Слаповский
«Смерть для высокоразвитых людей –
это не более, чем увлекательное приключение»
Д.Роулинг (автор саги о Гарри Поттере)
Друг мой, нежданный-негаданный читатель, думаешь ли Ты о смерти. Нет? Славно! Каждый час? Ну, это перебор, как говаривают картежники. Актуальная «обмирщенная» культура (поведенческая, вербальная, художественная, естественно-научная и т.д.) «вытесняет» (гнусное словечко гнусной Венской конференции) смерть из общежительной Ойкумены (так скажем). Мыслишка тривиальная и пошлая, но дельная и вполне содержательная, увы. Помирать-то придется. Как профессиональный больной, несколько раз стоявший на ЭТОЙ меже-мете, скажу, что на самом деле умереть не так-то и просто (сказанное не относится к внезапной катастрофической кончине). На всю жизнь я запомнил изречение великого психолога-психиатра В.М.Бехтерева (1857-1927; да, да, того самого, которого Усатый Хозяин «прибрал»), переданное мне из уст в уста его прямым учеником, стариком-профессором (давно в Небесном Легионе): «Для того, чтобы серИозно болеть, нужно иметь очень КРЕПКОЕ здоровье; обычно люди умирают сразу». Да-с, в мире мудрых мыслей.
Впервые я увидел смерть в далеком 1955 году. Моя восьмидесятипятилетняя бабушка вдруг легла в постель, три дня пролежала, просила только пить и отошла… Она, простая русская женщина, верующая, половину жизни прожившая в Старой России, ни на что не жаловалась, никого не обвиняла. Время пришло и она, преизбыточно преисполненная жизнью, ее соком и влажностью, ушла величаво и несуетно.
Последняя смерть в моей живой жизни… В ночь на 8 ноября прошлого года в Сочи умер мой старинный друг, доцент кафедры теории и истории государства права Санкт-Петербургского университета Валерий Эвальдович Краснянский (64 годочка). Именно этот господин устроил В.В.Путина на службу в университет, за ручку привел к А.А.Собчаку. В правительстве первого и последнего питерского мэра Валерий был министром, главой Фонда имущества. Корешок мой заветный, меценат, покровитель искусств и поэзии, умер во сне. Вот ТАКОЙ смерти, как у моей бабки и моего друга-брата, можно бешено, до судорог, до слюны на подбородке, завидовать. Больше ничему и никому на свете завидовать не стоит, ибо… (см. Книгу Псалмов, Книгу Эк… ну это и свинари знают).
Любому НАСТОЯЩЕМУ художнику всегда блазнится-мерещится смерть. От Гомера до Акунина… Лучшие, наигениальнейшие страницы Толстого – про нее, про Нежную Даму («Три смерти», «Смерть Ивана Ильича», последние дни Болконского в «Войне и мире»).
Веруешь ли Ты, читатель, в Господа нашего Иисуса Христа, в Аллаха, в Кришну (в Кришнамурти?), в Будду Амиду, в Будду Амитабу, в грозного Бога Израиля или веришь только в доллар, в индекс Доу-Джонса, в блядство, в сытную еду, в развлекательное (криминальное) чтиво – без разницы. Верующие и неверующие, теисты, деисты, агностики, богоборцы – все будем в Царствии Небесном. Вот там свидимся и потолкуем. А, может быть, и не встретимся, ибо есть старая злая мудрость: каждому воздастся по вере его…
Я отчасти начитанный человек, и вот меня поразила пронзительная строка Александра Введенского (был такой поэт – «обэриут» – обериут? Забыл, как пишется, кстати, родной дядя человека, с которым я когда-то дружествовал-горячительные напитки употреблял):
Кругом, возможно, Бог.
Вот в этом «возможно», братцы, и заключена, как зародыш в яйце, вся наша лепая и нелепая жизнь-жистянка-жестянка. Нетерпеливый читатель скажет: чегой-то так Пригодич распоэзился, заперхал и закуковал. Смерть? Мы жить хотим и «хочем». Друзья, от всего сердца желаю: живите долго.
Встревожила-растревожила-скукожила меня чрезвычайно изящно изданная книга: Б.Акунин, Г.Чхартишвили. Кладбищенские истории. М.: Колибри, 2004. 240 С. Тираж 50 000 экземпляров. Рисунки Татьяны Никитиной (чудные). Дизайн Михаила Никитина (ненавязчиво элегантный). Книга снабжена многочисленными черно-белыми (безыскусными якобы) кладбищенскими фотографиями, сделанными автором (при рассматривании этих «фото» зачастую
