«веселое имя – Ольгин»? Отвечаю. Существенную часть книги занимает прелюбопытный раздел «Ироническая поэзия» с известными в сети «Размышлизмами». Ирония у Ольгина – не злая, он не воздевает руки и очеса горе, не учит читателя, не обличает, не бичует, не приказывает.
Царствие небесное Раисе Максимовне Горбачевой, однако, не могу не процитировать четверостишие Ольгина:
Вы не верьте этой байке,
что в народе ходит бойко,
будто из-за ПерестРайки
провалилась ПереСтройка.
Многие читатели (я – первый) согласятся с поэтом:
Я светлому и чистому
Служить всегда готов.
Но почему ж так истово
Я не люблю ментов?
Огромный раздел книги Ольгина занимают литературные пародии и дружеские шаржи (ныне весьма редкий жанр) Поэт прав:
Настоящий Поэт пародиста не судит сурово -
Лучшим другом сочтёт пародиста «от Бога Поэт».
Пародируя того или иного автора, пародист оказывает ему высокую любезность, ибо поэтом в подлинном смысле этого богатого лексическими обертонами слова может быть лишь тот, кого пародируют. Признание поэта начинается с появления пародий на него. В своих смешных и забавных пародиях Леонид Ольгин (опять же) добр, великодушен и милосерден. В его текстах нет и нотки оскорбительного заушания, пренебрежения, глумления, издевательства. И я окажу честь поэтам, которых пародировал Ольгин: приведу список их имен:
Владимир Маяковский, Владимир Авцен, Ривка Баринштейн, Анатолий Болутенко, Тиберий Грановский, Алена Кирилина, Инна Кулешова, Виктор Куликов, Эстер Ланда, Полина Люлькина, Елена Матевосян, Джулиетт Норманн, Александр Сендер, Леонид Скляднев, Марина Тарасова, Иосиф Фридман, Владимир Цвыг, Сергей Юрьев и др.
Господи, сколько было бездарной, виновной и злонамеренной болтовни, будто поэзия погибла, демократы погубили словесность. Все это вранье. Наше дело не погибло. Читатель, не поленись, зайди на сайт «Стихи. Ру»: там зарегистрировано 65 (шестьдесят пять) тысяч стихотворцев. Ты держишь в руках настоящую книгу настоящего поэта – вот вечное доказательство вечности поэзии. И в заключение: хорошая книга – хороший отзыв. Dixi…
19 декабря 2004 г. Петергоф.
Новейший Пелевин, или «Они шагают под звук другого барабана»
Памяти Владимира Баранова
Любезный читатель! Смею заверить Тебя в том, что последнюю книгу Виктора Пелевина «Священная книга оборотня» (М., Издательство Эксмо. 2004. 384 С. Тираж 150 100) я внимательнейшим образом изучал с карандашом в руках, с выписками и закладками. Почему я об этом говорю? Только что прочитал на «бумаге», не в сети – разносную, хамскую, облыжную рецензию на прекрасный фильм «Турецкий гамбит», причем автор СПЕЦИАЛЬНО оговаривает то обстоятельство, что фильм он не смотрел, а пишет об экранизации, проглотив лишь рекламный ролик (мол, картина настолько гнусна, что и в кино ходить не надо). Советская марксистско-ленинская критика бессмертна…
Строка «Они шагают…» («They march to the sound of a different drummer») принадлежит гениальному американцу Генри Торо (1817-1862), прославленному… (ну, это и сантехники знают). Так вот, Пелевин и его персонажи «шагают под звук ДРУГОГО барабана», чем мы с Тобой, дорогой читатель. Впрочем, далеко, очень далеко шагают…
Берем быка за тестикулы. Книга «Священная книга оборотня» представляет собой чрезвычайно редкое в отечественной литературе явление: авантюрный, с существенными сатирическими элементами роман на самом деле является тщательно закамуфлированным философским, богословским и религиоведческим трактатом. Ну, ладно, философским, а почему богословским и религиоведческим? Читатель, открой С. 20-21. Писатель на двух страничках формулирует СУТЬ сикхизма и пленительную разницу между «богоискательством» и «БОГОНАХОДИТЕЛЬСТВОМ». Эх, было дело: пописывал я о богоискателях, а зря. В этой странной, но исключительно талантливой книге писатель предпринял дерзкую, но внятную и ПОНЯТНУЮ ревизию «вечных» вопросов соотношения духа и материи (не по ленинскому определению), божественного и низменного, вечного и бренного, сакрального и профанного, мира Верховного Владыки и буддийской пустоты, кармы и освобождения, истины и лжи, мышления и языка. Я совершенно серИозен (Маяковского цитирую). 5 Впрочем, автор горестно замечает: «Никаких философских проблем нет, есть только анфилада лингвистических тупиков, вызванных неспособностью языка отразить Истину» (С. 260). Коммунистический привет прадедушке Людвигу Витгенштейну (1889-1951).
Свою писательскую сверхзадачу Пелевин сформулировал так: «Я напишу книгу… Ты узнаешь из нее, как освободиться из ледяного мрака, в котором скрежещут зубами олигархи и прокуроры, либералы и консерваторы, пидарасы и натуралы, интернет-колумнисты, оборотни в погонах и портфельные инвесторы» (С. 367). И сочинитель справился с этой задачей, ибо помимо прочего «Священная книга оборотня» роман-утешение (вот такой жанр я выдумал): «Причина заблуждения живых существ в том, что они полагают, будто ложное можно отбросить, а истину можно постичь. Но когда постигаешь себя самого, ложное становится истинным, и нет никакой другой истины, которую надо постигать после этого» (С. 90; курсив В.О.Пелевина). Такие софизмы меня утешают…
«Священную книгу оборотня», по моему скромному мнению, можно поставить в один ряд с романом Валерия Брюсова «Огненный Ангел», где «личная, биографическая основа мастерски скрыта… под тщательно выписанными аксессуарами Германии XVI века». 6 Кстати, в романе много писательского мастерства-плутовства в духе «монтажа аттракционов». Режиссер и теоретик кино Сергей Эйзенштейн (1898-1948) так именовал особые приемы принудительного ВЛИЯНИЯ на психологию потребителя искусства. О чем это я? Да о том, что многие молодые читатели Пелевина (с нетренированным мозгом и податливым духом) отчалят на парусных джонках в океан восточной эСотерики (писать «З» в этом слове сейчас непристойно). Не верь, читатель, это я бодхисатву валяю. Вильнем лисьим хвостом налево. Читатель, а Тебе не приходило в голову, что лермонтовский роман «Герой нашего времени» зиждится целиком на приемах киномонтажа (цикл повестей, в которых Лермонтов показывает своего героя с разных ракурсов). А до изобретения кинематографа еще оставалось больше полувека.
Несколько лет тому назад я писал в буклете, который был издан к пелевинскому вечеру в Лондоне:
«Пелевин – совершенно изумительный повествователь, излюбленный автор профессиональных комментаторов, которые «торчат» на нем в самом высоком и многоаспектном смысле этого великого русского марксистско-ленинского глагола (я торчу, следовательно, я существую). Понятно, что серьезный комментарий к любому пелевинскому творению в десятки раз по объему превзойдет авторский текст – можно и в голове играть на баяне без баяна…
Среди писателей (прекрасных, высокоталантливых и даже гениальных) поразительно много дураков в самом расхожем смысле этого слова. Так вот, Пелевин – художник невероятного ума, – мудрец-духовидец, мистик-визионер в самом подлинном значении… К тому же и читать его – НЕВЕРОЯТНО ИНТЕРЕСНО». Прошли годы, однако, к этому суждению ничего не могу ни прибавить, ни убавить.
Разномастная и разношерстная критика, понятно, «рухнула» на новый пелевинский роман со всей мощью пролетарского гнева, с доносительно-поносительной ненавистью-завистью. Пелевин несомненный фаворит, форвард в писательском футбольном матче за читателя–тиражи–гонорары и т.д. Всё, ату его! Мудрый и циничный Франсуа де Ларошфуко (1613-1680) как-то зло обмолвился: «Ненависть к фаворитам есть не что иное, как любовь к фавору; люди,
