клуба на открытие мастер-класса для менеджеров в культурной сфере из других регионов России, ставших членами сети и узнававших о том, как готовить масштабные культурные проекты. Мильграм снова был в числе тех, кто приветствовал гостей, и, чтобы сориентировать их, он подчеркнул явный контраст между фестивальным городком и празднованием пермского Дня города, прошедшим на другом конце эспланады за пару дней до того – 12 июня, в День России. По его словам, администрация Перми решила, что ей нужен свой собственный праздник, который включал бы в себя более стандартные и привычные элементы: приветственное слово мэра, демонстрацию представителей разных городских округов, каждый из которых показывал бы свои отличительные особенности, затем демонстрацию предприятий и других групп (во главе с многочисленными работниками компании «ЛУКОЙЛ-Пермь»), участие региональных представителей партии «Единая Россия» и длинный набор музыкальных номеров. Мильграм объявил это мероприятие «монструозным» и продолжил:
Просто государственная власть хочет продемонстрировать себя, хочет создать что-то вокруг себя. Если просто хотите показать себя, тогда зачем тут люди вообще? Лучше сделать так, как Путин. Пустые дороги, только камера. Покажи себя всей стране и двигайся дальше. Великолепно. Все понимают: а вот и царь. И даже если вы действительно хотите добавить сюда людей, зачем вам портить все это таким ужасным концертом, когда здесь [в фестивальном городке] у нас есть хорошие?
Это сравнение хорошо перекликается с аналогичными высказываниями, отражающими официальное видение Пермского культурного проекта. В понимании его архитекторов, во всех его различных воплощениях, и особенно в их пересечении на фестивале «Белые ночи в Перми», проект отошел на значительное расстояние от способов культурного производства, направленных на легитимацию или сакрализацию государства – хоть советской, хоть путинской эпохи [389]. Конечно, полезно понимать, как понимают многие, что грандиозные российские культурные зрелища этих лет – вплоть до церемонии открытия зимних Олимпийских игр в Сочи – являются вкладом в фетишизацию российского государства и его воплощения в лице президента Путина, но мы должны также признать, что эти общероссийские культурные зрелища разворачивались в динамичной взаимосвязи со множеством других возможностей и даже перекрестных течений на региональном и местном уровнях. Подобно тому как я показал в предыдущих главах для региональных государственных учреждений и региональных дочерних компаний корпораций, центральный российский государственный аппарат вовсе не контролировал региональное культурное пространство Перми и Пермского края. На самом деле многие из наиболее активных критиков губернатора Чиркунова желали, по крайней мере временами, чтобы культурное пространство стало более централизованным, поскольку они регулярно обращались, пусть и безуспешно, в федеральное Министерство культуры с просьбой закрыть Пермский культурный проект и отправить Гельмана, Мильграма и их коллег «паковать вещи». Но даже эти критики, когда их спрашивали о том, что они предпочли бы видеть в культурной сфере, не говорили, что желают большего количества федеральных проектов или большей централизации. Они искали альтернативную форму регионального культурного производства, которая осторожно дистанцировалась бы от федерального центра.
В 2009 году я столкнулся со старой знакомой, которая на протяжении большей части своей карьеры работала в одном пермском музее, и спросил, как продвигается на начальной стадии Пермский культурный проект. «У нас новый министр культуры, – сказала она, – который говорит, что его работа – заставлять пермяков улыбаться». Она кисло добавила: «Они скоро будут хохотать». Громче всех высказывали недовольство Пермским культурным проектом те, кого обычно называют местной интеллигенцией: пестрое и изменчивое сообщество творцов культурных ценностей, внутренне гораздо более разнообразное и склонное к спорам, чем предполагает его название [390]. (Неудивительно, что те, кто был связан с оживленной пермской театральной сценой, менее критично относились к Борису Мильграму, чем, например, музейные работники или преподаватели музыкальной школы, с которыми я разговаривал.) Хотя многочисленные художники, писатели и другие производители культуры, выступавшие против Пермского культурного проекта, мало возражали против вступления в область культуры компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» или против независимых фестивалей «Камва», однако открытие Пермского музея современного искусства и то, что они рассматривали как «поглощение» областного Министерства культуры Пермским культурным проектом, вызывало регулярные возражения и активно освещалось в региональных газетах, а также бесконечно обсуждалось в блогах и на общественных форумах. Как и кампания по превращению в европейскую культурную столицу города Скопье (Северная Македония), которую изучал Эндрю Граан, Пермский культурный проект также «разрешал гражданам требовать ответственного представительства и использовать процесс брендинга, чтобы выступать за альтернативные концепции социального порядка» [Graan 2013: 165]. Однако, в отличие от македонского примера, критики Пермского культурного проекта в основном сосредоточились на отношениях между центром и регионами. Они также продолжали действовать через официальные инстанции, проводя дискуссии и озвучивая ожидания, сформированные региональным нефтяным комплексом.
Одно из первых и наиболее острых столкновений произошло в 2009 году, и в нем участвовал ряд наиболее видных пермских бизнесменов, политиков и производителей культуры постсоветской эпохи, что свидетельствует о сохранении ключевой роли различных аспектов воздействия региональной нефтяной промышленности на производство культурных ценностей. Напомним, что к середине 2000-х годов Кузяев (Пермская товарная биржа, Пермская финансово-производственная группа и «ЛУКОЙЛ-Пермь»), Сапиро («крестный отец» Пермской товарной биржи, бывший заместитель губернатора и советник компании «ЛУКОЙЛ-Пермь») и Трутнев (бывший губернатор) покинули посты в политической и экономической сферах Пермского края, занимаемые ими в 1990-е и в начале 2000-х годов, и перешли на работу на федеральном уровне в Москве: Кузяев – в «ЛУКОЙЛ Оверсиз Холдинг», Сапиро – на место его внештатного консультанта, а Трутнев – на пост министра природных ресурсов России. Помимо своей повседневной работы в Москве, эти трое являлись ключевыми членами Московского Пермского землячества – сообщества выходцев из Пермского края, нацеленных на улучшение имиджа региона в столице (и в то же время издалека «державших руку на пульсе» региональных дел). В дополнение к возможности постоянно поддерживать связь между центром и регионом, Пермское землячество в 2006 году выдвинуло новую инициативу: ежегодные Строгановские премии, которые вручались за вклад в жизнь и имидж Пермского края в различных категориях – от спорта до экономической жизни и культуры. Номинации выдвигались каждый год во всех категориях, а группа экспертов давала рекомендации руководству землячества. Победители определялись тайно, анонимным комитетом, и награждались на торжественной церемонии суммой в 10 000 долларов в рублевом эквиваленте.
Самые первые Строгановские премии за достижения в области культуры и искусства не вызывали споров. Премия 2006 года досталась писателю А. В. Иванову за его бестселлер «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» – исторический роман, основанный на событиях конца XVIII века в Пермской губернии (об этом я подробнее расскажу ниже). В 2007 году премия досталась
