Бывало, что император прямо задавал вопросы своим сановникам, опираясь на перлюстрацию. Так, Александр II 12 апреля 1873 года во время доклада военного министра Д.А. Милютина прочел ему выписку из перлюстрированного письма из Казани, в котором «возбуждается сомнение в правильности действий Военного совета и лично генерала [Д.С.] Мордвинова по утверждению некоторых интендантских подрядов и поставок». 14 апреля Милютин представил государю объяснение по этому делу, отметив в дневнике, как «бывают неосновательны наветы и подозрения, возбуждаемые людьми легкомысленными, не знающими дела, готовыми все порицать, во всем искать дурного»[1264].
В мемуарах С. Майского (В.И. Кривоша) есть следующая фраза: «Благодаря перлюстрации зачастую выяснялось, как министр путей сообщения стратегическую железную дорогу проводит не в нужном направлении, а через имения своей жены; как губернатор, помимо торгов, поставляет по высокой цене шпалы из леса своего шурина»[1265]. Здесь, безусловно, автор намекает на историю с министром путей сообщения в 1892–1894 годах А.К. Кривошеиным и его шурином А.П. Струковым. Кривошеин был женат на родной сестре Струкова Марии Петровне и был для последнего зятем. Единственная здесь ошибка С. Майского (В.И. Кривоша), что Струков был не губернатором, а екатеринославским губернским предводителем дворянства в 1886–1902 годах.
Следствие о злоупотреблениях А.К. Кривошеина служебным положением началось летом 1894 года. Уже в первых числах июля государственный контролер Т.И. Филиппов делал доклад государю и, по его словам, «был выслушан с очевидным, глубоко тронувшим меня доверием». Это подтверждается воспоминаниями управляющего делами Комитета министров и Сибирского комитета А.Н. Куломзина о том, что в начале декабря новый император Николай II сказал ему: «Он [Кривошеин] уже 6 месяцев, как у нас с отцом был на замечании». По словам Куломзина, Кривошеин организовал продажу шпал из принадлежащего ему леса на казенные железные дороги, но часть шпал оказалась «дурного качества». Обещал также посредникам при покупке имения в местечке Шклов продать на сруб часть прилежащего к нему леса. Но лесохозяйственный комитет рубку леса не разрешил. Сославшись на это, Кривошеин «отказался дать удовлетворение евреям-комиссионерам». По данному поводу Куломзин заметил: «Маневр ловкий, но не удобный для министра». На квартире министра А.П. Струков заключил контракт на снабжение одной из казенных дорог (Рыбинско-Бологовской) топливом и шпалами. Вспомнили и об афере Кривошеина во время войны 1877–1878 годов. Тогда он сдал несколько старых и малопригодных пароходов Военному министерству за посуточную плату. Военные пользовались пароходами лишь некоторое время, но забыли разорвать контракт. В результате Кривошеин взыскал с Военного министерства крупную сумму. Говорили также и о том, что одна из железнодорожных веток была спроектирована таким образом, чтобы пройти через его владения (разумеется, с выплатой соответствующих компенсаций).
Последний раз А.К. Кривошеин участвовал в заседании Сибирского комитета 30 ноября 1894 года, которое проходило под председательством молодого императора в Аничковом дворце. 10 декабря государственный контролер Т.И. Филиппов сделал окончательный доклад государю. В результате о принятом 16 декабря решении императора уволить его в отставку и лишить звания гофмейстра высочайшего двора Кривошеину в день его именин и освящения домовой церкви сообщил статс-секретарь К.К. Ренненкампф[1266]. В тот же день эту новость зафиксировала в своем дневнике А.В. Богданович. На следующий день она отметила, что увольнение Кривошеина было делом рук Филиппова, а донес о проделках министра чиновник М.П. Надеин, отставной штабс-капитан, прикомандированный к хозяйственному отделу Управления казенных железных дорог[1267].
Контроль за чиновниками при помощи перлюстрации иногда превращался в орудие подковерной борьбы. По одной из версий, когда в 1905 году С.Ю. Витте не желал предоставить пост министра внутренних дел П.Н. Дурново, тот «был положительно в ярости». По воспоминаниям В.И. Гурко, «как зверь в клетке бегал он по своему кабинету, повторяя десятки раз те же слова: “Я ему покажу! Нет, я ему покажу!”». Возможно, что он пригрозил премьеру «перлюстрированными письмами самого Витте, которые, будучи представлены государю, могли его окончательно погубить в глазах Николая II». В результате Витте, хотя и с трудом, добился назначения П.Н. Дурново управляющим МВД[1268].
Под зорким оком перлюстраторов находились отставные и действующие сотрудники органов политической полиции. Например, после увольнения С.В. Зубатова в августе 1903 года с поста заведующего Особым отделом ДП его переписка с бывшими сотрудниками просматривалась[1269]. Исполняющий обязанности директора Департамента полиции (23 ноября 1915 года — 14 февраля 1916‐го) К.Д. Кафафов вспоминал, что однажды по ошибке ему подали «выдержки из письма на мое же [Кафафова] имя от бывшего орловского губернатора [К.А.] Балясного из Полтавы, где он жил после выхода в отставку»[1270].
В Тифлисе после 1909 года просматривались письма попечителя Кавказского учебного округа, старшего председателя Тифлисской судебной палаты Н.Н. Лагоды, тифлисского губернатора А.Г. Чернявского, начальника ГЖУ князя Щетинина. Одновременно В.К. Карпинский уверял своего помощника П.П. Якубянца, что по материалам проведенной ими перлюстрации были сняты со своих постов начальник Тифлисского ГЖУ А.М. Еремин, тифлисский губернатор М.А. Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский, полицмейстер Ф.А. Засыпкин, помощник наместника графа И.И. Воронцова-Дашкова по гражданской части в 1909–1915 годах сенатор Э.А. Ватаци[1271].
Иногда министры внутренних дел из материалов перлюстрации узнавали неожиданные и не очень приятные для себя новости. Например, по словам того же К.Д. Кафафова, в 1912 году было перлюстрировано и доложено министру внутренних дел А.А. Макарову письмо тогдашнего черниговского губернатора Н.А. Маклакова матери в Москву. Николай Александрович писал, что при представлении государю его величество предложил ему пост главы МВД. Поэтому далее он посмеивался над Макаровым, который, в свою очередь, предлагал ему губернаторство в Нижнем Новгороде. Можно представить себе реакцию последнего. На ближайшем докладе у Николая II министр просил об увольнении его от должности по причине ухудшения здоровья. Государь просьбу отклонил, но заметил, что будет это ходатайство иметь в виду. Действительно, в декабре 1912 года Маклаков сменил Макарова на посту министра[1272].
В годы Первой мировой войны постоянными объектами перлюстрации стали ближайшие родственники государя. В частности, министр внутренних дел Маклаков незадолго до своего ухода в отставку (который состоялся в июне 1915 года) доложил царю о перехваченном письме А.И. Гучкова главнокомандующему, великому князю Николаю Николаевичу. Это письмо, по слухам, доказывало намерения Гучкова и великого князя совершить дворцовый переворот с целью ограничения власти Николая II или свержения его с престола[1273]. Выше я уже говорил о регулярной перлюстрации в Тифлисе корреспонденции великого князя Николая Николаевича, назначенного в августе 1915 года наместником Кавказа, как и о регулярной перлюстрации переписки его окружения.
3.4. Изучение реальных настроений различных групп населения
К сожалению, историки до сих пор весьма слабо используют сохранившуюся перлюстрацию для изучения реальных настроений отдельных групп российского и советского общества в различные исторические периоды. В этой связи можно напомнить, что, в частности, в Государственном архиве Российской Федерации в фонде Департамента полиции хранятся специальные дела, содержащие копии перлюстрированных писем начиная с 1882 года[1274].
Даже отдельные перлюстрированные письма помогают увидеть многообразие настроений, мнений россиян в тот или иной исторический период. Например, в 1807 году было перлюстрировано письмо из Москвы от 22 ноября, посвященное заключению Тильзитского мира. Автор письма так выразил свое отношение к этому событию: «Кто бы мог вообразить, что наш император заключит союз с начальником гильотины, с величайшим убийцею и не достойнейшим тираном <…> Я вижу ясно, что начальник общества гильотины [Наполеон] разорит эту страну». Любопытно, что фамилии автора и его адресата, по‐видимому, оказались вымышленными. Во всяком случае, эти люди не были обнаружены[1275].
