– С чего бы мне бояться? Я что, невропатка? Иногда не хочется писать действительно. Я вам так скажу: когда была закончена одна из моих последних книг, я поняла, что у меня кончились сюжеты. Потом что-то вспомнила тут, что-то там – и начала писать вещи несюжетные: какие-то воспоминания, эссе, истории из своей жизни. В общем, последовала совету Люси Петрушевской, которая мне сказала: «Вика, пиши байки, будет интересно». Стали записываться вещи не придуманные, а бывшие со мной. И воспоминания попёрли таким хрустальным потоком, что сложилась целая книга, и она мне нравится больше, чем все мои предыдущие.
– Как она называется?
– «Муля, кого ты привёз?» После неё появились «Мои мужчины», тоже на документальном материале. Только сегодня я закончила книгу «Маленькое одолжение».
– И о чём же она?
– Складывается автобиографическая трилогия. Это всё мои воспоминания, моя жизнь как бы в моментальной съёмке, как будто снято на «Полароид».
– Вы свою литературную судьбу считаете счастливой? Лучшая книга уже написана?
– Какая лучшая – трудно сказать. Лучшей всегда кажется та, что ещё не написана.
– То есть ваш «магнум опус» впереди?
– Нет, я подобное писать не собираюсь. Просто сейчас у меня идёт такой период, когда всё, мною написанное, в какие бы формы это ни выливалось, имеет очень высокую степень мастерства.
– Кажется, вы эту планку давно уже взяли. И стабильная востребованность у читателей – тому подтверждение.
– Конечно, читатели – мои ангелы. Но ведь и от себя никуда не деться. Я ориентируюсь на свой уровень. Такой сам себе критик. Мне всегда ясно, что и как у меня написано.
– Скажите, по сравнению с советским периодом сейчас писателям сложнее? Понятно, что нет прежних привилегий, не выдают дачи и путёвки в санатории, не возят по стране. Но не утрачен ли, что важнее, статус «властителя дум»?
– Перефразируя Евтушенко, скажу, что сейчас «поэт в России меньше, чем поэт». А что касается бытовой стороны вопроса, то если раньше я ездила в дома творчества, то теперь в Италию, на термальные воды, там лучше.
– В чём вы видите своё писательское предназначение? Как вы себя позиционируете – как хорошего рассказчика или есть некая сверхзадача?
– Сразу вспоминается портрет актрисы Ермоловой: стоит важная дама, спину выпрямила и позиционирует. Я себя никак не позиционирую, просто я без своей работы жить не могу. И не сомневаюсь в том, что пишу хорошо. Сверхзадача есть у каждого писателя, он ведь в какой-то степени проповедник, он проповедует своей «пастве». Я стараюсь это делать интересно, иначе «паства» разбежится. Поэтому я пишу с юмором, чтобы люди стояли и слушали. Так и происходит: стоят и слушают.
– Кто на вас, как на прозаика, оказывал влияние?
– Я вам скажу. Вначале, когда ещё в школе училась, зачитывалась Чеховым. От «Поединка» Куприна просто сходила с ума, нравился ранний Алексей Николаевич Толстой. А сегодня среди моих любимых писателей – Сергей Довлатов, Фазиль Искандер, Александр Володин, не только его драматургия, но и проза, у него есть замечательные воспоминания «Заметки нетрезвого человека».
– Как вы относитесь к понятию «женская проза»? Не обидно, что ваше творчество иногда причисляют к этому направлению?
– А почему мне должно быть обидно, женщины разве не люди?
– Но имеет ли смысл делить литературу по гендерному признаку?
– Имеет-имеет. Женская проза – нечто совсем другое, чем мужская. Разница вот в чём: женщина сделана Богом для продолжения рода, и её интересует всё, что вокруг этого. А мужчина мыслит глобально, у него другие темы.
– В отличие от ваших коллег – от той же Улицкой или Дины Рубиной – фамилия Токарева в премиальных списках не мелькает. Почему?
– Когда выходит моя книга, она довольно долго стоит на первом месте по продажам. И мои гонорары в разы больше, чем премии литературных конкурсов. Так что равнодушие критики для меня проходит безболезненно. А почему меня нет в премиальных списках – вопрос не ко мне. Я же не могу сама позвонить какой-нибудь Ивановой и спросить: Наташа, почему вы меня игнорируете?
– Какие у вас отношения с коллегами-писательницами?
– Рубина – настоящий мастер слова. Её отец говорил: «Тебя похоронят на Новодевичьем кладбище». Я думаю, что лет через пятьдесят так и будет. Правда, она живёт в Израиле. Но по такому престижному поводу может поменять адрес. А что касается Петрушевской, я могу читать её бесконечно. Она, по-моему, самая-самая из нас. Близка к гениальности. Я очень люблю талант своих коллег и никому не завидую. Всем места хватит.
– А как вы относитесь к вручению Нобелевской премии Светлане Алексиевич?
– Алексиевич вызывает у меня уважение: серьёзная, думающая женщина, социальная. Я порадовалась за Алексиевич, но мне казалось, что Нобелевка – более статусная премия. Знаете, я мечтаю о Нобелевской премии, мне её, конечно, не дадут, смешно же, но так и вижу: мне её наконец-то вручили, и об этом объявлено по телевизору, по всем программам, и меня показывают в красивом платье. Вот самая заветная мечта. Вы спрашивали, как я себя позиционирую, – пожалуй, именно так.
Алексиевич получила премию всё-таки не только как писатель, но скорее как правозащитник, очевидна сильная политическая составляющая. По правде говоря, у меня нет чувства зависти к коллегам. Завидую я только одному человеку – Софи Лорен. За то, что её спальня со стеклянными дверьми выходит в розовый сад, она утром выходит туда босиком, к цветущим розам, – вот это во мне порождает чувство глубокой зависти.
– Софи Лорен ведь не в Париже живёт, где-то за городом?
– Я думаю, у неё есть дача, дом.
– Вот что вас объединяет!
– Да, но, увы, только это. Мне нравится, что она, постарев, осталась красавицей. Смотришь на неё сейчас, когда ей за восемьдесят, и видно, что она старая, но при этом красивая. У неё именно не следы былой красоты, а сама красота.
– Вы считаете, что женщине надо уметь красиво стареть?
– Женщина тут вообще ни при чём, ей или дано красиво стареть, или нет – от неё ничего не зависит. Как и от меня, например, не зависит моё попадание в шорт-листы.
Беседовал Владимир АРТАМОНОВ
«Шанхайцы»
Литература / Поэзия
Путешествие в Китай
Теги: современная поэзия
В № 1 «ЛГ» писала о поездке молодых писателей России в Китай. Оказалось, что их волею судеб и волею выбора куратора мероприятия Олега Бавыкина объединяет не только совместное пребывание в Китае. Все они работают в манере, в эстетической основе которой лежат традиционные национальные ценности. И всех их в упор не видят те, кому поручено курировать литературу на государственном уровне. Много горечи в том, что эти молодые русские писатели называют себя «шанхайцами». Пророков нет в Отечестве своём? На этот вопрос ещё предстоит ответить. Сегодня, представляя читателям поэзию автора с берегов Невы Игоря Лазунина и мурманчанки Екатерины Яковлевой, а также прозу живущего в Иркутской области Андрея Антипина, мы надеемся, что эти имена очень скоро засверкают во всём блеске в нашем литературном и медийном пространстве.
Суета неказистой судьбы
Игорь ЛАЗУНИН,
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
ЗАГЛЯНЕМ В НЕБЕСА
На стекле холодов хохлома.
Еле видно деревьев огарки.
Скучный день продолжает хромать.
И не вызреет солнца хурма.
Ставит мёртвому парку припарки
В санитарском халате зима.
А в квартире встаёт на дыбы
Тишина перед мысленным взором.
Тень боится своей худобы.
И на кладбище книжном – гробы.
И обходит владенья дозором
Суета неказистой судьбы.
Смерть во мне коготочком косы
Увязает, как птица в ловушке.
Простота её дикой красы
На ходу усмиряет часы.
Замирает растенье в кадушке
Под ремнём световой полосы.
Выхожу на мороз, обмануть
Жизнь, растрескавшуюся, как губы.
И не страшно, что мехом вовнутрь
Мне пошита ежовая шуба.
* * *
Просто я другое дерево.
Г. Поженян
От ветра себя не укрыть ни вороне, ни голубю –
Берёза раздета. Дрожанье худющих ветвей.
Вот так же с досадою смотришь на женщину голую,
Которая в юбке и блузке была красивей.
Других одевают по моде в извёстку гашёную.
Извёсткой твоей некрасивости не изменить.
Ты лучше забудь про моё обожанье грошовое,