Неужели и впрямь так трудно разобраться, ребята? Хотя бы раз. Но раз уж вы так озабочены, поясню: лукавый в вас и играет. Не сомневайтесь.
Церковно-православная тема, кстати, стала прямо-таки повальной модой на нашей эстраде. Пошлость та еще — почище будет всякого воинствующего атеизма. Причем пошлость двоякая: тут и сентиментально-душевное завывание вместо покаяния, и горделивое отталкивание от оного — все, мол, ринулись теперь в церковь, с рогами и копытами, а я не такой, я выше, я — над. И над погрязшей в пороках церковью тоже.
Из добра здесь остались иконы да бабы,
И икон уже, в общем-то, нет…
Всегда — при упоминании всего высокого и святого — какое-нибудь, пусть мелко лягушачье, но лягание. И по поводу ширящегося восстановления храмов у Макаревича, несостоявшегося архитектора, свое, "гражданственное" мнение: не надо, мол, стирать следы безобразия, пусть они останутся назидательным памятником эпохи (эдакий необольшевизм навыворот — как всё у нынешних наших либералов):
Пусть Соловки хранят
Студеный ветер тех недавних лет.
И в божьем храме против царских врат
Пусть проступает надпись "лазарет".
Я слышал, реставраторы грозят
Весь этот остров превратить в музей.
Я вот боюсь, они не сообразят,
Какой из двух музеев нам важней.
"Они" не сообразят, где им. И "пооткрывают вновь церквей", к вящему неудовольствию Макаревича. Грамматика его, не придуманная. Видимо, так, коверкая русский язык, изъясняется тусовка, именующая себя "высшим светом", элитой:
Пооткрыли вновь церквей,
Будто извиняются,
И звонят колокола
В ночь то там, то тут,
Только Бога нет и нет,
Ангел не является,
Зря кадилом машет поп
И бабушки поют.
Лягнуть "их" церковь, бабушек, народ — трепля банальную глупость, будто всякий народ достоин своих правителей. Это постоянно, это лейтмотив. Стишок (песенка?) "Владимиру Вольфовичу" — показательный образчик. "Их" (вот уж поистине!) телевидение просто за уши тянет, боясь выронить, "сына юриста", всячески помогая ему расписывать себя под друга народа, под глашатая и вождя.
Владимир Вольфович, примите поздравления —
Враги рыдают, а толпа ревёт.
Я вам скажу вне всякого сомненья —
Вы выбрали достойный Вас народ.
Ведь это ж мы, простые, как берёзки,
Склонились к Вам в предвыборной борьбе.
Мы так Вам верили, товарищ Жириновский,
Как, может быть, не верили себе.
Ну, и так далее — прием известный, называется "сказ" (а заодно и по-концептуалистски цитатный пере-сказ). Якобы от имени народа, но вливая — "по вкусу" — уксус и яд. Так же славословил Жириновского пригласивший его в свою передачу Вик.Ерофеев. Тот и вовсе сладко льстил вождю "простых, как берёзки" русских, сравнивая его с самим Розановым — и едва сдерживая смешок. Воображал себя, видимо, хитрющей кошкой, играющей с простоватой мышкой. (Вот когда речь заходит о, допустим, Жванецком, тут шутки в сторону, тут президент "их" академии телевидения Познер, сторонник легализации мата, на полном серьезе славит пошловатого хохмача и словоблуда как Гоголя наших дней. Мы привыкли ругать фосфоресцирующего домашнего супостата яко нечистую силу — но где б еще могли мы насладиться зрелищем самобичующей глупости, мнящей себя большой хитрованкой!)
И вот эти-то "берёзовые", деревянные русские, оказывается, "нас давили катком, и сгребали совком" — и т.д. и т.д. без конца. Бедные, натерпелись! Из песни в песню — весь тривиальный набор жалоб и стонов мальчиков, сладко поживших под опекой номенклатурных папаш.
Не мое дело педалировать эту тему. Ни я сам, ни мои друзья юности не были продолжателями дела отцов. Все до единого, кого ни упомню, относились к казенной советчине именно так, как она того и заслуживала. Но и в тогу гонимых страдальцев — люди-то не пустые — тоже никто не рядился. Ведь — положа руку на сердце — не найти достойную нишу для приложения ума или рук мог тогда только совсем уж никчемный человек. Все вокруг учили языки, просиживали от зари до зари в библиотеках, скупали у букинистов и штудировали книги русских религиозных философов, переводили и комментировали западных или восточных мастеров и мудрецов — заняты были по горло. При этом презираемые нами коммунисты неплохо оплачивали наш труд — смешно и сравнивать с теперешними якобы-демократами. "Какие хорошие люди наши начальники, ведь они терпят нас,— сказал мне Сергей Аверинцев со свойственным ему "эллиптическим" юмором тем ясным днем, когда нас с ним зачислили в ИМЛИ одним приказом по институту.— А ведь если б мы были их начальниками — мы бы не стали их терпеть!"
Да, начальники-коммунисты по своей глупости (у них ведь тоже шел тогда негативный естественный отбор, как теперь в культуре) лишили нас элементарных свобод — вероисповедания, книгопечатания, выезда за границу (да еще помучили несуразнейшим всего и вся дефицитом) — и тем обрекли свой натужный и странный режим на погибель. Но разве забыть, что на студенческую стипендию можно было неспешно объехать Золотое Кольцо, что в консерваторию и музеи пускали бесплатно, что трехтомник Пушкина, изданный тиражом в одиннадцать миллионов, можно было достать лишь как награду. От какой пошлятины нас ограждали, оказывается, — прямо-таки лелея тайную нашу свободу!
Не бывает такого времени, когда запрещалось бы думать, когда можно было бы по-настоящему такую свободу урезать. Всё это иллюзия шигалевых — и пустозвонов. Коим только и приходит в голову красиво, под гитару, страдать о попранной вольнице, отсидев разок ночь по пьяни в ментовке — пока не выручили орденоносные отцы. И чтобы всю потом жизнь снимать проценты с этих страданий…
С процентами, правда, у этих ребят всё в порядке, "бытовая математика" — их область. Чуть что — готовы немедленно "променять судьбу бунтаря и поэта на колпак поварской". Заваливая страну пельменями и макаронами, снимая навар с ресторанов, кафе, пивнушек. Не гнушаясь ничем. Теперь вот в виде Макаревича можно купить (за ЗЗ рубля) насадку на бутылку. Или крючок, на который вешают полотенца и поварешки. Разлившийся по всей стране кич обрел еще один "бренд", ходкий и хваткий. Макароныч — так теперь ласково именуют дедушку русского рока в желтой прессе.
Впрочем, и там начинают понимать, с каким явлением имеют дело. Куда погнали государственный корабль былые гонимые. Даже заметно пожелтевшая "Комсомольская правда" вынуждена была признать: "Путь русского либерала — к спрыснутому деньгами покою. В толщу лазурных берегов и сказочных кораблей. В винные погреба несказанной свободы. На дно океана, к туристическим камбалам и свежеприготовленным осьминогам" (номер от 12 февраля 2004 г., стр.9).
Не иначе как портрет нашего героя.
Одного из многих, бесчисленных, будто шипящими пузыриками вздуваемых со дна житейского моря. Право, когда ни включишь телевизор, картина именно такая — будто пришел к морю пушкинский Балда и давай море "морщить", а чертей "корчить", затеяв с ними суматошную "свалку". Вот уж который год у нас один нескончаемый шабаш "козлобородых гуру, гребнеголовых заек, борделетипажных примадонн, русофобствующих смехунов, воинствующих педерастов",— как писал в своем открытом письме президенту, так и оставшемся без ответа, славный бард Александр Новиков.
Липкий кич обладает свойством притягивать к себе всё вокруг — пожирать пространство культуры, как ряска. От каждого пузырика — клоны. Пусть рука мальчика-дедушки Макаревича устает перебирать струны, привыкая к разделочному ножу, но скольких подражателей он, подражатель, уже породил. Легкий да златотканный успех так заманчив. И вот уж скачет по сцене какой-то недозрелый гомункул, истошно вопя: "Я буду вместо, вместо, вместо нее, твоя невеста, невеста, йо, йо". Вместо Петровой Бабкина, вместо Лины Мкртчян Алсу, вместо Комова Церетели, вместо Рубцова и Соколова Иртеньев и Пригов, вместо Распутина и Личутина Сорокин и Ерофеев. Всё у них — вместо…
