от белой стены, весь фотослой был освещен квадратиками или кружками. В промежутках между ними шли черные линии тени сетки. Электроны могут выделиться только в тех местах, где тень отсутствует. Итак, тень сетки делала фотослой мозаичным» (илл. 233).
Работа в одиночку малоперспективна. Когда основные идеи «телефота» реализовались в конкретные схемы, конструкции и решения, постройка аппаратуры стала делом многих. В группе Грабовского с 1925 года стали работать саратовцы В.И. Попов и Н.Г. Пискунов.
Виктор Иванович Попов (1895–1965 гг.), сибиряк, выпускник Томского политехнического института, электро- и радиотехник. В двадцатых годах он работал инженером Саратовского трамвайного парка, а после войны был профессором и заведующим кафедрой института механизации сельского хозяйства в том же городе.
Николай Георгиевич Пискунов (1886–1941 гг.), (илл. 234) окончил физико-математический факультет Саратовского университета, имел продолжительную зарубежную стажировку еще до революции, владел европейскими и древними языками, имел музыкальное образование, сочинял музыкальные пьесы. Вот каких людей нашел и объединил своей идеей наш герой.
Если Грабовскому принадлежит решающая роль в изобретении передающей телевизионной трубки, то Попову – пионерные расчеты и разработка радиопередатчика, развертывающих устройств и системы синхронизации. Пискунов же со своим блестящим математическим дарованием служил передаточным звеном от идей Грабовского к конструкциям и схемам Попова. Без их участия предложения Б.П. Грабовского никогда не могли быть реализованы.
В октябре 1925 года работа была завершена. Конструкторам удалось объединить в едином решении все новейшие достижения радиоэлектроники, как известные к середине двадцатых годов, так и предложенные изобретателями впервые.
ПАТЕНТ № 5592
Телевизионная система имела все основные элементы современных устройств (илл. 235). Совершенная система разверток электронного луча работала при помощи синусоидальных электрических полей (в отличие от пилообразных, характерных для современных конструкций), а вертикальное отклонение имело частоту, меньше частоты горизонтального отклонения в отношении 1:100. Другими словами, изображение формировалось сотней строк, в отличие от тридцати в механическом телевидении, то есть четкость была втрое больше. Поток электронов, сжатый фокусирующей катушкой в тонкий луч, двигался по фотослою передающей и люминофору приемной трубок, оставляя светящиеся зигзагообразные следы в виде прямоугольного растра размером 80x80 миллиметров. В отличие от схем Б.Л. Розинга луч в приемной трубке модулировался управляющей сеткой, как в электронной лампе. Синхронизация строилась на основе жесткой связи строчной и кадровой частот, а один из способов предусматривал, как и теперь, запуск генераторов от специального импульса, передаваемого на основной волне передатчика.
Коммутация луча в передатчике велась со стороны фотослоя, нанесенного на подложку из серебра. Изображение проектировалось объективом ка-фотослой, а в поздних вариантах – вогнутым зеркалом, имеющим в середине отверстие для колбы трубки. Б.Л. Розингу принадлежит окончательная корректировка документации на такую трубку. Это произошло несколько позже, в 1927 году.
В конце 1925 года Б.П.Грабовский подал заявку на изобретение, позже оформленную как знаменитый патент № 5592 (илл. 236). Изготовление вакуумных приборов самим изобретателям было не под силу. Они едут в Ленинград на электровакуумный завод «Светлана» и к Б.Л. Розингу.
РОЗИНГ И ГРАБОВСКИЙ
Журналы «Радиолюбитель» и «Радио – всем» сообщали в 1925 году [4]: «В Ленинград прибыли для заявки патента изобретатели нового способа передачи по радио движущихся изображений: инженер В.П. Попов, физик Саратовского университета П.Г. Пискунов и слушатель Саратовского техникума Б.П. Грабовский. Аппарат этот назван изобретателями «телефотом». Согласно имеющихся слишком смутных сведений, он основан на каком-то новом принципе. Основной частью аппарата является видоизмененная катодная лампа... Согласно полученным нами сведениям, «телефот» свободен от недостатков своих конкурентов. Мы попытаемся связаться непосредственно с изобретателями и надеемся, получив от них исчерпывающие сведения, поделиться с нашими читателями».
К сожалению, журнал так и не «связался» ни в двадцатые годы, ни позже. Вообще о Б.П. Грабовском журнал «Радио» за все годы своего существования хранит полное, к недоумению, молчание.
Волнующими были встречи с Б.Л. Розингом. Б.П. и Л.А. Грабовские оставили неопубликованные записки-воспоминания о Б.Л. Розинге. Они читаются с неослабевающим интересом, особенно в тех местах, где перед читателем воссоздается человеческий облик ученого.
Особенностью многих мемуарных работ, которая неприятно режет слух, становится желание написать о себе и вспомнить прожитое таким образом, чтобы автор выглядел в молодости этаким идеальным парнем, всеобщим любимцем, мудрым не по годам. Хорошо еще, если у вспоминающего сохранилось развитое чувство юмора и свою юность он описывает со здоровой дозой иронии. В рукописях Грабовских самоиронии более чем достаточно.
Познакомимся с отдельными их фрагментами (архив автора). «Восьмого ноября 1925 года по Девятой линии Васильевского острова шли трое: стройный молодой человек в щегольском пальто, технической форменной фуражке и с портфелем в руке; рядом с ним шагал высокий пожилой мужчина в шубе нараспашку и высокой меховой шапке, напоминающей боярскую; вцепившись в его рукав, семенил третий в огромных сапогах, широком бобриковом пальто, подпоясанном солдатским ремнем, в очках, с крупным, покрасневшим от ветра носом. Это были три наших друга.
– Пришли! – остановился Попов у дома номер 20.
Грабовский потянул было Пискунова к воротам, но Попов остановил друзей:
– Может быть, парадное открыто? – он толкнул дверь и первым стал подниматься по лестнице. Но Борис опередил его. Прыгая через две ступеньки, Грабовский взбирался все выше и выше.
– Вот тридцать вторая квартира, – свесившись с перил, крикнул он друзьям. – Ну чего вы так долго? Николай Георгиевич, поднажмите! Виктор Иванович, возьмите его на буксир.
– Экой ты, брат, прыткий, – тяжело дыша, упрекнул его Пискунов. – Ну, звони же.
Рука Бориса слегка дрожала, когда он поднял ее к звонку. Сколько мечтал юноша об этой встрече! Неужели он действительно сейчас увидит Розинга? Мысленно он много раз беседовал с ним, перечитал все его книги...»
Б.П. Грабовский писал: