на то, что средние реальные доходы нидерландских трудящихся были выше, они существовали в условиях более значительного неравенства, чем английские работники. [1034]
Британцы, как и нидерландцы, сохраняли преимущество в доходах над своими глобальными соперниками даже после того, как утратили гегемонию. Однако британское превосходство над гегемоном-преемником — Соединёнными Штатами — длилось всего три десятилетия после 1873 года, той даты, которую в главе 5 мы обозначили как момент завершения британской гегемонии. [1035] Соединённые Штаты впервые обошли Британию по доходу на душу населения в 1901 году и достигли постоянного преимущества к 1920 году, за исключением нескольких лет Великой депрессии (1932–1935). [1036] Таким образом, если нидерландцы сохраняли преимущество в доходах и после того, как гегемоном стала Британия, британцы стали отставать от американцев за несколько десятилетий до того, как Соединённые Штаты добились гегемонии.
Доходы и имущественное неравенство британцев оставались высокими в течение нескольких десятилетий между завершением британской гегемонии и началом Первой мировой войны. Приходившаяся на капитал доля национального дохода достигла пикового уровня в 43% в 1860 году, в следующие полвека она постепенно снижалась до 36%, что отражало падение доходов, поступавших от империи и от земельных активов, но затем, в десятилетие, на которое пришлась Первая мировая война, этот показатель рухнул до 21% в 1920 году. [1037] Имущественное неравенство оставалось более стабильным: доля верхнего 1% в национальном богатстве росла с 54,9% в 1810 году до 61,1% в 1870 году, а затем продолжала увеличиваться до 70% в 1895 году. [1038] В 1895–1910 годах этот показатель оставался в диапазоне 69–74%, причём половина этой доли доставалась верхнему 0,1%. В 1914 году доля верхнего 1% снизилась до 67,2%, а в 1919 году — до 62,6%. Поворотным моментом была Первая мировая война. В течение следующего столетия доля верхнего 1% падала, опустившись до минимального показателя 10,6% в 1988 году. [1039]
Несмотря на высокий и при этой увеличивающийся уровень неравенства в Британии во время расцвета её гегемонии, а также высокий и стабильный либо лишь немного снижающийся уровень неравенства в четыре десятилетия упадка гегемонии перед Первой мировой войной, положение трудящихся в абсолютных показателях становилось всё лучше. Заработные платы, которые в 1800–1809 годах были теми же, что и веком ранее, после завершения Наполеоновских войн стремительно росли, более чем утроившись в столетие с 1800–1809 до 1900–1909 годов. [1040]
Необычайное процветание обычных британцев, продолжавшееся даже в условиях упадка гегемонии их страны, и существенно более высокая степень неравенства, чем в Нидерландах, не объяснялись темпами экономического роста Британии в эпоху после гегемонии. Между 1810 и 1880 годами Британия находилась на третьем месте по динамике роста душевых доходов после Швейцарии и Бельгии среди 12 богатейших европейских стран. [1041] А с 1880 по 1910 годы Британия по этому показателю находилась на втором месте от конца вместе с Бельгией, опережая только Нидерланды. [1042]
Рост заработных плат британцев в течение нескольких десятилетий после утраты гегемонии объясняют два фактора. Во-первых, население Британии сокращалось благодаря масштабной эмиграции. В 1881–1910 годах из страны эмигрировали более 5,4 млн человек — в основном это были работающие взрослые люди, на которых в 1900 году приходилась седьмая часть населения Британии. [1043] Из-за этого возникала нехватка работников в сельском хозяйстве и промышленности, что вело к росту заработных плат в этих секторах. Во-вторых, в 1889–1892 годах резко увеличился охват работников профсоюзами: показатель членства в них удвоился до 11% рабочей силы. Затем показатель охвата профсоюзами рос не так быстро, достигнув 18% в 1901 году и 19% в 1911 году. [1044] Угроза дальнейшего объединения трудящихся в профсоюзы подталкивала работодателей к повышению или хотя бы поддержанию на неизменном уровне заработных плат, хотя по большей части это происходило лишь в секторах с высокими показателями объединения в профсоюзы: «добыча угля, далее машиностроение, кораблестроение и железные дороги, после этого хлопок, затем строительство и государственная служба». [1045] Однако это повышение заработных плат не снижало концентрацию богатства, которая оставалась на исторически высоком уровне.
Нидерланды и Британия определяют параметры процветания и неравенства после гегемонии. В обеих странах в течение нескольких десятилетий после завершения гегемонии элиты наращивали своё превосходство в благосостоянии над остальным населением. Для заработных плат трудящихся в двух странах были характерны расходящиеся траектории. В Нидерландах они падали в абсолютных и относительных показателях, тогда как в Британии они снижались в относительном выражении, но росли в абсолютном. Эта разница объясняется демографическими и политическими факторами. Британия создала переселенческие колонии, которые были благоприятными и процветающими краями, привлекательными для бедных британцев. Колонии Нидерландов не были гостеприимным местом для голландских эмигрантов. Таким образом, шансы трудящихся на закате голландского и британского империализма формировались природой двух империй, сложившейся несколькими столетиями ранее. Нидерландские трудящиеся в середине XVIII века в сравнении с британскими трудящимися полтора столетия спустя были дезорганизованы, а идеологические и организационные основы для неремесленных профсоюзов в то столетие, когда нидерландские трудящиеся оплачивали материальные издержки упадка их страны, конечно же, отсутствовали
Государственная политика: налоги и социальные блага
Стало ли неравенство политической проблемой в обеих странах? Устанавливались ли в них прогрессивные налоги? Вводились либо расширялись ли социальные программы для снижения неравенства или решения проблемы бедности? Если вкратце, то ни в Нидерландах, ни в Британии на протяжении нескольких десятилетий после гегемонии налоги не приобрели перераспределительный характер, хотя в Британии (но не в Нидерландах) вводились некоторые ограниченные социальные программы для решения проблемы бедности и предоставления социальных благ значительной части трудящегося населения.
В Нидерландах Патриотическая революция 1780–1787 годов усилила поводы для недовольства, которые вдохновляли не столь масштабные и легче разгромленные антигосударственные восстания 1702–1707 и 1748 годов. [1046] Для этой революции было характерно явственное неприятие оранжистского режима, коррупции и привилегий статхаудера и его приспешников. В 1780-х годах движущей силой для восставших были задержки в развитии Нидерландов, а затем их поражение в четвёртой англо-голландской войне 1780–1784 годов, которое участники Патриотической революции корректно связывали с некомпетентностью правительства и неготовностью нидерландских богачей и Ост-Индской компании финансировать вооружённые силы страны подобающим образом. Возмущение усугублялось рецессией, ставшей следствием британских покушений на нидерландскую торговлю в ходе войны, которая воспринималась массами как результат алчных попыток купцов урвать прибыль за счёт Американской войны за независимость. Однако классовые границы между восставшими и оранжистами размывались, поскольку многие