Эх, и в церкви все не так,
Все не так, как надо…
В. С. ВысоцкийУполномоченный в приходе является единственным лицом, принимающим решения. От него зависит, кого принять в состав "двадцатки", а кого выбросить. Он решает, кого избрать в исполорган, ревкомиссию, в старосты. Президент, его министры и директора пользуются только устными приказами. Никогда не дают письменных указаний. Бесконтрольная власть оставляет безнаказанным любой произвол. Кому жаловаться, если закон нарушают именно органы контроля? Как прежним крепостникам, уполномоченному сходит с рук любое самодурство, какое он учиняет в своей вотчине. Рахимов любит покуражиться.
Председатель Совета по делам религий при Совете Министров СССР В. А. Куроедов
В Фергану назначили нового священника. Исполорган отвел ему помещение в церковном дворе и огородил. Утром, часов около десяти из‑за забора послышался голос Рахимова. Священник вышел за калитку. Рахимов неподвижно созерцал забор. Не отрывая глаз, подал руку.
— Это что?
— Забор.
— Я спрашиваю, кто здесь живет?
— Я живу с семьей.
— Вам, что же, в Фергане не нравится? — расплылось широкоскулое лицо.
— Нравится, спасибо, — не понял священник.
— Так почему Вы своевольничаете? Снимите частную квартиру, если хотите здесь служить. Я запрещаю Вам жить на церковной территории!
— Я не самовольно… мне исполнительный орган…
— Я пле–е-е–е-вать хотел на исполнительный орган! Кто здесь хозяин? — взвизгнул Рахимов. На священника обрушился поток бессмысленного крика, брани и угроз. Он был совершенно сбит с толку и не проронил ни слова. Он привык к спокойному тону Кривошеева, к дружелюбной беседе Шамсутдинова и вдруг… В голове возникали всякие предположения. Может, поступили на меня материалы? Откуда? Ведь я только из тюрьмы… не может же так, без причины…
Крик оборвался на высокой ноте внезапно, как и начался. Рахимов резко захлопнул рот. Постоял, уставившись в лицо, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Круто повернулся, надел шляпу, высоко задрал нос и пошел в открытые настежь ворота, манерно выворачивая ноги. Это первое знакомство с уполномоченным по Ферганской области.
"Если не можете придти к общему решению, приходите ко мне", — приглашает Рахимов. Многие идут, ибо реальная власть в руках Рахимова, а не архиерея. Под видом разбора взаимоотношений уполномоченный вмешивается даже в личную жизнь. Судья решает, кто прав. Осужденному некуда жаловаться. А уж кого поддержит, долг платежом красен. Регистрация ставит исполнительный орган, ревизионную комиссию и духовенство в крепостную зависимость от уполномоченного. Отобрать регистрацию уполномоченный может, не объясняя причин. Для священника это страшное увольнение с работы. Оно не фиксируется нигде. Не обосновывается никакими статьями закона. Его некуда обжаловать. Другой уполномоченный не зарегистрирует, созвонившись с предыдущим. Изъятие регистрационной справки может оказаться для священника лишением права служить навсегда. Огромный кабинет. За столом тучный Рузметов. Сбоку выглядывает кнопка–Кривошеев. Чтобы выглядеть солиднее, он не садится.
— Вы знаете, что происходит в Фергане?
— Нет. Я не был там два месяца…
— Но Вы звонили туда, писали письма.
— Еще бы. Там остались моя жена, трое детей.
— Но в своих сообщениях Вы настраивали народ не подчиняться уполномоченному.
— Вы вскрывали мои письма и подслушивали телефонные разговоры?
— Нет, у нас есть другие сведения.
— По ОБС?
— Что значит ОБС?
— Одна Баба Сказала…
— Павел Анатольевич. Вы неглупый человек. Мне кажется, мы могли бы договориться. Пусть в Фергане восстановится порядок. Прекратятся жалобы в Москву. Пусть выберут исполорган, заслуживающий доверия местной власти. И Вы будете спокойно служить в Фергане. У Вас семья, дети… Фергана — хороший город… Разве Вам не хочется пожить спокойно?
— Хочется.
— Вот видите! А для этого надо быть сговорчивым. Учитывать обстановку. Уважать руководство. Прислушиваться. Надеюсь, Вы меня поняли?
— Понял.
— И надеетесь, что местная власть будет довольна составом "двадцатки" и исполоргана?
— Избираю не я. Народ…
— В таком случае, я снимаю Вас с регистрации. Вы больше не служите в Фергане. И вообще в пределах Узбекистана!
— В чем же моя вина?
— Вы создали нездоровую обстановку в Фергане. Вы всюду сеете смуту. После Вашего отъезда из Кагана были волнения в народе. После Вашего отъезда из Ферганы народ не доволен Советской властью. Чем Вы это объясняете?
— Из Кагана меня увезли в "Черном вороне". Из Ферганы удалили обманом. Обвинять меня за то, что происходит в мое отсутствие — бессмыслица. И что за обвинение "нездоровая обстановка"? Вы — юрист и прекрасно понимаете, что обвинение должно быть конкретным. Наказать можно только за установленную вину Из Ваших слов следует, что Вы в Ферганской обстановке не разобрались. С ней связаны Рахимов, горисполком, кроме меня еще два священника и много других официальных и неофициальных лиц…
— Не учите меня. Я не собираюсь Вам ничего доказывать. Нам дано право принимать решения. Мы следствие проводить не собираемся. Я отстраняю Вас от работы. Недовольны — жалуйтесь.
— Куда?
Рузметов усмехнулся:
— В Москву пишите. Там прочитают. Разве Николай Николаевич не сказал, что Вы сняты?
— Кто такой Николай Николаевич?
— Ваш архиепископ.
— Нет.
— Но я же ему ясно сказал… Ведь мы согласовали… Тогда мне непонятна позиция Николай Николаевича, — повернулся Рузметов к Кривошееву.
— Да, это странно, — поддержал Кривошеев.
Священник вернулся в Епархиальное Управление. В его присутствии был отпечатан указ архиепископа об удалении его из Ферганы. Помечен задним числом и вручен.
В 1974 году уполномоченный по Киргизии приехал в небольшой приход. До него дошли слухи, что священник там много проповедует. Явление, выходящее из ряда вон.
Уполномоченный вошел в церковь незаметно и спрятался за печку. Началось богослужение. После "Отче наш" священник вышел на амвон. Беседа была о Закхее. Нужно было объяснить, кто такие мытари.
— Мытари собирали налог с населения. Теперь мы называем их фининспекторами. Они часто брали лишнее, и население презирало их.
Этого было достаточно. Уполномоченный вылез из‑за печки. Священник онемел. По окончании богослужения уполномоченный собрал собрание "двадцатки", и договор со священником был расторгнут.
Автомобиль подъехал около трех часов ночи. Долго стучали в ставни, в ворота. Наконец, мелькнул свет.
— Кто там?
— Батюшка, ребенок умирает. Покрестите.
— Да я не имею права.
— Ночь. Кто узнает?
— Не могу. Только в церкви. Меня с регистрации снимут.
— Да батюшка, он же умрет до завтра!
Вошли в дом. Священник приготовил на столе тазик, согрел воду, затеплил свечи. Развернули младенца. Оказалась большая кукла.
— Вашу регистрацию. Я — новый уполномоченный по области.
Вахменин занимает свое кресло около тридцати лет. Он известен как "лютый". Человек немногословный. Берегись, священник!
Молодой священник, как щедринский карась, знал заветное слово. Он верил, что искренность отворит любое сердце. Вахменин почувствовал в нем юношеский энтузиазм, живую веру, самостоятельное мышление. Разговор шел о Библии. Вахменин сидел молча, внимательно слушал, только постукивал средним пальцем по столу. Наконец прервал его.
— Извините, сегодня я больше не имею времени. Меня очень заинтересовала Ваша беседа. Придите завтра к двум часам. Мы продолжим.
На следующий день в кабинете Вахменина сидел с безразличным видом еврей лет 35–ти. По ряду признаков священник понял, что гость Вахменина — здешний, то есть сотрудник Дома правительства.
— Садитесь, — начал Вахменин, — мы с Вами остановились на том, что Библия — историческая книга. Продолжайте.
Священник обернулся к гостю:
— Об этом Вы хотели со мной поговорить?
— Ну что ж, можно и об этом.
Разговор был непродолжительным: Задав несколько вопросов, гость поднялся.
— Я предполагал знакомство с западной литературой. А это все — хлам. До свидания, — он кивнул и вышел.
— Я попрошу Вас оставить регистрацию. У Вас слишком много задора, — резюмировал Вахменин.
— А знаешь ли ты, щука, что такое справедливость?
От удивления щука широко раскрыла рот и проглотила карася. Это была наивная попытка зажечь то, что не горит. Уполномоченный — кирпич. Он мыслит строго в пределах своего обрубленного сознания. Чтобы лишиться регистрации, не обязательно нарушать закон.
