Часы с готическими фигурками на станционной башне показывали полночь. Железнодорожный рабочий с красными от слез глазами подошел к одинокой женщине, стоявшей рядом со своим велосипедом.
— Вот и все, — сказал он как можно мягче. — Они уехали.
Мари-Элен Лефошё села на велосипед и поехала домой. Там она поставила будильник на три часа и упала в кровать. Сама не зная, зачем и как, она решила следовать, насколько хватит сил, за увозившим ее мужа тюремным поездом.
Как и все другие жители парижского пригорода Сен-Клу, Тереза Жарийон знала, что автомобильный тоннель, выходящий на автостраду как раз под окнами ее серого каменного коттеджа, был набит взрывчаткой. Теперь эта школьная учительница пребывала в состоянии, граничащем с паникой. Ее домработница мадам Капитен, всегда располагавшая абсолютно точными сведениями, только что сообщила ей тревожную новость. По утверждению мадам Капитен, немцы готовились взорвать тоннель. Тереза Жарийон понимала: если они это сделают, ее собственный маленький домик и сотни других таких же домов в этом расположившемся на склонах холма городке исчезнут с лица земли. Тереза Жарийон предприняла единственную возможную меру предосторожности. Она извлекла из буфета фаянсовую посуду, завернула ее в старые газеты и спрятала под кровать. Затем повалила буфет на пол, открыла все окна и вышла из дома.
В этом автомобильном тоннеле, получившем у немцев кодовое название «Пилц» («Гриб»), они организовали производство торпед. До конца 1943 года завод этот поставлял торпеды для большинства немецких подводных лодок, действовавших в Атлантике. Несмотря на то, что с ростом потерь на немецком подводном флоте интенсивность подводной войны снизилась, «Пилц» продолжал полным ходом выпускать торпеды. Их складировали в бесконечных подземных пещерах по соседству с тесными отсеками, где жили согнанные туда рабочие завода.
Был лишь один способ уничтожить этот завод — взорвать его изнутри. Как раз это и собирались сделать охранявшие его военные моряки, когда туда прибыл специалист по взрывным работам 813-й саперной роты капитан Вернер Эбернах. Он приехал в «Пилц» в поисках взрывчатки, которую мог бы использовать для выполнения порученной ему задачи в Париже.
У капитана голова пошла кругом при виде зрелища, открывшегося ему в хорошо освещенных подземных помещениях «Пилца». В длинных аккуратных штабелях, поблескивая черными боками, лежало свыше трехсот торпед, заряженных и приготовленных к отправке. За ними находились сотни других, тщательно уложенных и снабженных взрывчаткой, в которые достаточно было лишь вставить детонаторы, лежавшие здесь же в специальных ящиках.
— Доннерветтер! — пробормотал Эбернах с чувством уважения. — Бог ты мой, с помощью этого мы сможем взорвать половину мостов во всем мире! — воскликнул он, обращаясь к стоявшему рядом старшему сержанту Хеггеру.
Затем капитан Эбернах повернулся к сопровождавшему его по тоннелю морскому офицеру. Сухим, профессиональным тоном он заявил: «От имени командующего округом Большого Парижа я реквизирую все материалы в этом тоннеле».
* * *
В нескольких сотнях ярдов от входа в тоннель черный «хорх» командующего округом Большого Парижа резко свернул на боковую улицу и со скрипом остановился у входа в симпатичную виллу, расположившуюся на вершине холма по улице Поццо ди Борго. Там фон Хольтица ожидал самый важный из его подчиненных — подполковник Хубертус фон Аулок, отвечавший за оборону на подступах к городу. В отделанном дубовыми панелями кабинете фон Аулока на огромной карте, разложенной на прекрасном рояле фирмы «Бехштейн», эти два человека разработали в то утро первый конкретный план обороны французской столицы.
Фон Хольтиц поправил монокль и карандашом пометил на карте линию обороны. Закончив, он повернулся к фон Аулоку. «Вы будете стоять здесь», — сказал он.
Фон Аулок взглянул на карту и с изумлением обнаружил, что линия, начертанная фон Хольтицем, образовывала 60-мильную дугу, отстоявшую намного вперед от линии обороны, предложенной ранее предшественником командующего генералом фон Бойнебургом. От Сены к западу от Пуасси она проходила вдоль западных, южных и юго-восточных подступов к городу до расположенной на берегу Марны деревни Ла-Варен-Сент-Илер, пересекая Сен-Жермен-ан-Лей, Версаль, Палезо, Орли и Вильнев-Сен-Жорж.
Фон Хольтиц знал, что Аулок не сможет удержать эту линию без существенных подкреплений. Но эти подкрепления ему обещали. До их прибытия 10 тысяч солдат Аулока смогут обеспечить прикрытие подходов к городу. В целях их укрепления Хольтиц принял предложение полковника Фрица Мейсе, командира 11-го парашютного полка. Тот предложил снять в городе все 88-миллиметровые зенитные орудия и использовать их как противотанковые пушки. Мейсе пояснил, что в городе эти орудия совершенно не нужны, поскольку союзники не собираются бомбить Париж.
Покончив с делами, Аулок предложил своему новому командующему шампанское. Его преданный адъютант капитан Тео Вульф разлил вино в хрустальные бокалы, принадлежавшие хозяину виллы — еврейскому промышленнику Штерну, который с 1939 года проживал в Нью-Йорке. Фон Хольтиц поднял бокал и предложил выпить за «трудные дни, которые нам предстоят».
Впереди взору Мари-Элен Лефошё предстали алеющие в лучах восходящего солнца средневековые башни собора Сент-Этьен, взметнувшиеся ввысь над городом Mo, что раскинулся на берегах Марны. Позади остались два часа и двадцать шесть миль пути, которые она преодолела, преследуя поезд, увозивший ее мужа по долине Марны в сторону Нанси и далее к Рейну. Однако вскоре ее надежды догнать этот поезд начали меркнуть. На каждой станции, где она останавливалась и наводила справки, ей сообщали одно и то же: поезд прошел здесь двумя часами ранее. И как ни старалась она накручивать педали, расстояние между ней и поездом не сокращалось. Казалось, она была обречена преследовать этот ускользающий поезд через всю Францию, все время отставая от него на два часа.
В это время Пьер находился в двадцати милях, ведя борьбу за жизнь в заполненном дымом железнодорожном тоннеле. Срочно направленное с велосипедистом на север от Парижа распоряжение руководителей Сопротивления прибыло вовремя. Сразу за тоннелем Нантей-Сааси, прорубленном в восточном скалистом берегу Марны в 46 милях от Парижа, боевики ФФИ взорвали 65 ярдов железнодорожного полотна, ведущего в Нанси. Поезд застрял.
Для ремонта разрушенного полотна немцам потребовалась бы большая часть дня. Чтобы не подвергаться риску нападения, эсэсовская охрана приказала загнать поезд обратно в тоннель. Остававшиеся за наглухо закрытыми дверями вагонов 2453 заключенных уже успели забыть первую вспышку безумной радости, прокатившуюся по составу, когда они поняли, что бойцы ФФИ разрушили полотно. Вот уже два часа паровоз испускал в тоннель черные клубы дыма. Страдающие от тошноты, впадающие в истерику, почти задыхающиеся заключенные судорожно глотали едкий дым. Пол в вагоне, где находилась Ивонна Панье, уже был скользким от рвоты. В соседнем вагоне женщины, среди которых была прелестная Жанни Руссо, были уверены, что немцы пытаются их удушить. Они слышали, как в темноте грохочут сапоги охранников, бегавших вдоль путей и выкрикивавших друг другу приказания.
И все же с каждым мгновением страдающие в удушливом тоннеле приближались к свободе. Пять человек выжидательно наблюдали за происходящим, спрятавшись за кучами камней в тополиной роще на склоне холма перед выходом из тоннеля. Это они взорвали полотно. Им было известно, что по всей долине Марны поодиночке и небольшими группами к этому холму пробираются другие бойцы ФФИ. Когда их соберется достаточно, они должны будут атаковать охрану поезда, насчитывавшую двести человек.
* * *
Это подкрепление прибудет слишком поздно. По горькой иронии судьбы эсэсовские охранники всего в трех милях от этого места набрели на единственный поезд в радиусе тридцати миль от Нантей-Сааси. То был настоящий состав для перевозки скота, стоявший на запасном пути в Нантей-сюр-Марн с грузом говядины для вермахта. Эсэсовцы выгнали животных из состава и реквизировали его под заключенных. Через некоторое время немцы вывели эшелон из тоннеля, чтобы дать возможность заключенным перейти по разрушенному полотну в другой состав. В тот момент, когда поезд показался из тоннеля, на дороге, извивавшейся вдоль реки и путей, появилась молодая женщина на велосипеде. Мари-Элен Лефошё догнала поезд. Среди черных, кашляющих существ, выбиравшихся из вагонов, она отыскала глазами Пьера. В этот миг «ничто на свете, даже СС», не могло помешать ей поговорить с мужем. Ведя рядом велосипед, она пересекла разделявшее их небольшое поле маргариток. И тогда, увидев совсем рядом его изможденную фигуру, она сделала первое, что пришло ей в голову: достала из кармана белый платок и вытерла сажу с его век.
