Вдруг она увидела его. При первом же взгляде на изможденное и искаженное от боли лицо мужа у Мари-Элен вырвался сдавленный вопль. «Боже мой, как он похудел», — подумала она. Неистовое ликование охватило ее молодое тело. «Он жив, он жив», — повторяла она. Лишь через несколько мгновений Мари-Элен Лефошё осознала весь ужас происходящей сцены. Она вдруг поняла, что Пьера отправляют в Германию. В агонии она следила за каждым его шагом к автобусу, который вот-вот увезет его от нее. Поднимаясь по ступенькам, Пьер — она это отчетливо видела — дерзко вскинул голову, как бы выражая свое расположение, что делал всякий раз, когда молча с ней здоровался. «Он увидел меня», — произнесла она вслух. Она уже не могла сдерживать слез. Как сквозь туман, Мари-Элен увидела в группе немецких офицеров знакомую фигуру аббата Штейнерта. Она проскользнула мимо стоявшего рядом эсэсовца и подбежала к нему.
— Дитя мое, — прошептал тот, — это счастье, что он уезжает. В тюрьме будет резня.
Двигатели автобусов заработали, и длинная вереница желто-зеленых машин тронулась в путь. Мари-Элен бросилась к своему велосипеду. Не понимая зачем, она поехала вслед за колонной.
Дитрих фон Хольтиц сидел в залитом искусственным светом подземном бункере ставки главнокомандующего Западным фронтом и с безразличием слушал генерал-лейтенанта Гюнтера Блюментритта, бывшего у фон Клюге начальником штаба. Блюментритт сухо излагал вариант применения в районе Парижа «тактики выжженной земли в ограниченных масштабах»[17]. Его голосу вторило жужжание вентиляционной системы бункера, создавая подобие полифонии. Блюментритт зачитывал детали операции по отпечатанной на машинке шпаргалке, зажатой в левой руке. Периодически он отрывал взгляд от бумаги и тыкал пальцем в красные линии на карте масштаба 1:10 000, разложенной перед ним на столе красного дерева в кабинете Клюге. Эти нанесенные красным стеклографом на целлулоидной поверхности карты линии помечали все газовые заводы, электростанции и водохранилища, снабжавшие пятимиллионное население Парижа.
Предложение Блюментритта, как, впрочем, и все аналитические исследования, исходившие из его оперативного отдела, представляло собой тщательно разработанный документ. Операция была разбита на две фазы. Первая, которую он настойчиво предлагал Клюге начать немедленно, предполагала методичное уничтожение газовых и электрических сетей и системы водоснабжения города. Вторая включала «избирательные диверсии» против промышленных предприятий города. Немцы понимали, что у них нет ни времени, ни сил, чтобы полностью уничтожить все заводы в мощном промышленном поясе Парижа. План Блюментритта предусматривал логичный компромисс: уничтожение на этих заводах наиболее важного оборудования, потеря которого сделает их бесполезными для наступающих союзников.
Предложенная «тактика выжженной земли в ограниченных масштабах», сообщил на совещании Блюментритт, была «очень важной в стратегическом отношении». Если промышленные предприятия Парижа не будут повреждены, то союзники обернут их продукцию против Германии в течение нескольких недель. Он аргументировал свое предложение тем, что, «приведя население в смятение и парализовав жизнь города» путем уничтожения его коммунальных систем, можно было бы замедлить продвижение войск противника, поскольку союзники будут вынуждены направить часть военных ресурсов на оказание помощи терпящей бедствие столице.
Блюментритт подчеркнул необходимость незамедлительно начать осуществление первой фазы плана. Он передал Хольтицу список флотских складов, где тот мог бы реквизировать дополнительное количество взрывчатки из запасов военно-морского флота для пополнения арсеналов вермахта. Если выполнение этой программы не будет начато немедленно, убеждал он, то возникнет риск, что работа не будет завершена до подхода союзников к городу на расстояние удара.
Хольтицу доклад Блюментритта показался «очень сухим, очень профессиональным и очень убедительным». Его предложение не было неожиданным для Хольтица. Накануне он получил первое распоряжение из ОКВ после своего назначения в Париж. В нем говорилось о необходимости «уничтожить или полностью парализовать» все промышленные предприятия Парижа. Он знал, что этот приказ прошел через ставку Западного фронта. Как только Хольтиц получил вызов на это назначенное на раннее утро совещание, он сразу понял, что ему предстоит выслушать рекомендации Блюментритта относительно осуществления этого приказа Гитлера.
Да и сам приказ не показался Хольтицу необычным. Лежащая в его основе концепция представлялась ему «вполне обоснованной». В конце концов это было лишь продолжением тактики, применявшейся на Восточном фронте. И в то время как бомбардировщики союзников еженощно сравнивали с землей германские города, для людей, собравшихся за этим столом в кабинете Клюге, ничто не казалось более логичным, чем применение той же тактики в Париже, с той лишь разницей, что применяться она будет не с воздуха.
Только одно в докладе Блюментритта все же вызывало у Хольтица возражение — вопрос о сроках. В настоящее время он был заинтересован в обороне Парижа, а не в его разрушении. В то утро он доказывал, что к выполнению плана Блюментритта необходимо будет приступить только тогда, когда войска будут готовы покинуть город. Очевидно, подчеркивал он, они не собираются покидать город в течение некоторого времени. Преждевременное осуществление плана Блюментритта толкнет тысячи заводских рабочих в ряды Сопротивления и вынудит население оказать открытое сопротивление его войскам. Кроме того, добавил он лаконично, немецкие солдаты тоже пьют воду.
Генерал-фельдмаршал фон Клюге апатично слушал перепалку двух подчиненных, затем без предупреждения поднял руку, давая понять, что прения длились достаточно долго. Оба, сказал он, выдвинули веские аргументы. Он отдаст окончательное распоряжение позже. На этом совещание закончилось. Хольтиц кивнул Клюге и вышел. Через пятьдесят шесть часов, следуя в Германию после того, как его отстранили от командования и вместо него назначили одного из самых свирепых фельдмаршалов Гитлера, фон Клюге покончит жизнь самоубийством.
Но перед отъездом он прикажет Хольтицу начать систематичное разрушение по плану, предложенному в то утро Блюментриттом.
* * *
Вернувшись в «Мёрис», Хольтиц застал в приемной своего кабинета четырех человек. На распоряжении, которое они привезли с собой из Берлина, стояла подпись генерал-оберста Йодля. Эти инженеры были направлены в Париж из ОКВ «для подготовки и осуществления взрывных работ на всех крупнейших промышленных объектах в Парижском районе». Они привезли с собой все необходимое. В приемной находилась дюжина черных цилиндрических футляров для карт. В них были чертежи всех крупнейших заводов Парижа.
Их командир, седоватый спокойный человек, объяснил Хольтицу, что если заложить необходимое количество зарядов, то можно парализовать промышленность Парижа по меньшей мере на шесть месяцев.
Хольтиц предоставил им комнаты на пятом этаже гостиницы и выделил в их распоряжение две штабные машины, чтобы они сами могли осмотреть предприятия города. Через два часа, когда он зашел к ним в номер, они были «с головой погружены в карты и чертежи». Если Париж падет, пообещал один из них, союзники не найдут в городе ни одной работающей фабрики.
Августовское солнце нещадно палило ржавые железные крыши вагонов для перевозки скота, соединенных в состав на запасном пути грузовой станции Пантен, находившейся сразу за парижским скотопригонным двором. Внутри этих вагонов, набитых более плотно, чем метро в часы «пик», стояли люди, которых эсэсовцы приготовили для депортации в Германию. В нестерпимой жаре люди пытались втянуть хотя бы глоток воздуха. Цвет французского Сопротивления — 2104 мужчины и 400 женщин, то есть восемь из каждых десяти заключенных «Френе» и «Роменвиля», — в ужасных муках ожидали отправки поезда.
Жанни Руссо была втиснута в вагон вместе с 92 другими женщинами. Единственное окно с натянутой колючей проволокой было слишком высоко, чтобы даже самая высокая из женщин в вагоне могла хоть мельком увидеть, что происходит снаружи. Эта хорошенькая девушка на всю жизнь запомнила жару в том вагоне и то, как жадно втягивала его зловонный воздух в разрывающиеся легкие. Одна за другой женщины сняли с себя все, кроме белья. В углу вагона, рядом с цинковым ведром, служившим туалетом, женщины освободили небольшое пространство, где одновременно трое из них могли сесть на корточки, плотно прижав колени к ключицам, и отдохнуть. Остальные вынуждены были стоять.
В соседнем вагоне места было побольше. Там Ивонна Панье и другие женщины могли сесть на корточки и образовать живую цепь. Но то и дело кто-нибудь из них терял сознание. Человек шесть вскоре умерли.
