Вазари, конечно, преувеличивал достижения своего героя. Стоит ли говорить о том, что широта интересов Леонардо имела и оборотную, негативную сторону – неудачи? Гигантский арбалет на деле не работал, задача о квадратуре круга так и не была успешно решена, а скверное состояние «Тайной вечери», ставшее заметным уже через несколько лет после создания фрески, было результатом неудачных химических экспериментов. Как с сожалением или злорадством отмечали многие современники Леонардо, он постоянно срывал сроки выполнения заказов, а многие вещи попросту не закончил, как это случилось с большой конной статуей Франческо Сфорца (отца герцога Лодовико), которую сам художник называл просто «лошадь». Леонардо планировал написать трактаты о живописи, свойствах воды, анатомии, оптике, полетах и механике, но не закончил ни одного, а некоторые даже не начал. Один из величайших художников своего времени, если не всех времен, он в сорок с лишним лет заслужил характеристику impacientissimo del penello – «нетерпеливый в обращении с кистью» [141]. Как мы увидим, многие полиматы не доводили свои проекты до конца из-за распыления сил или потери интереса. Именно поэтому я использую здесь термин «синдром Леонардо».
На первый взгляд, Леонардо представляет собой нагляднейший пример «лиса», человека, интересующегося абсолютно всем и практикующего центробежный подход к знаниям. Но, как показали некоторые исследователи, говорить о «разбросе» интересов в случае с Леонардо будет ошибкой. То, что на поверхности выглядит как чистое любопытство, обычно оказывается связанным с несколькими главными идеями, занимавшими его ум. Леонардо проводил аналогии между светом и звуком, ветвями деревьев, реками и артериями организма, полетом и плаванием, животными и механизмами. Например, он писал: «Птица – это инструмент, работающий по математическим законам». Некоторые из его открытий основаны как раз на таких аналогиях. В частности, он объяснил, как работают клапаны в сердце, сравнивая движение крови в человеческом теле с движением воды. Коротко говоря, Леонардо основывался на допущении, что «все видимое разнообразие природы свидетельствует о ее внутреннем единстве» [142]. С этой точки зрения «невидимые нити соединяют фрагменты», разбросанные в океане его рукописей [143].
Женщина эпохи Возрождения
В наше время любая отсылка к понятию «мужчина эпохи Возрождения» неизбежно вызывает вопрос: а как насчет женщины эпохи Возрождения? За ним логично следует другой, об ученых дамах более ранних периодов. Поздняя Античность дает нам один пример женщины-полимата – это Гипатия Александрийская, писавшая о философии, математике и астрономии [144].
В XII столетии таким примером стала Хильдегарда Бингенская, образованная немецкая монахиня, а позже аббатиса, духовидица, автор стихов и пьес, которая была еще и наставницей (magistra) других монахинь. Используя опыт, полученный в монастырской больнице, она написала руководство по целебным травам, растениям, минералам и пр. (Liber Simplicis Medicinae, также известное как Physica) и сочинение о болезнях, их причинах и лечении (Liber Compositae Medicinae, также известное как Causae et curae) [145].
Она также изучала философию, теологию, музыку, астрономию и астрологию и писала тексты по этим дисциплинам [146].
На рубеже позднего Средневековья и эпохи Возрождения во Франции жила Кристина Пизанская, уроженка Венеции. Она написала более сорока книг, включая биографию и трактаты о добродетелях (Livre des trois vertus, 1405), войне (Livre des Faits d'Armes, 1410), удаче (Livre de la Mutacion de Fortune, 1403) и политической философии, а также свое самое известное сочинение – «Книгу о граде женщин» (Livre de la Cité des Dames, 1405), где она выдвигает доводы в пользу способностей женщин, выводя галерею знаменитых дам прошлого [147].
В ренессансной Европе женщины ущемлялись вдвойне, поскольку доступ к образованию был затруднен, а о военной карьере не могло быть и речи. Чтобы учиться, женщинам приходилось преодолевать много препятствий, главным из которых была невозможность попасть в университет если не в принципе, то на практике, поскольку считалось, что ученость не для женщин. Им отводились роли домохозяек, матерей или монахинь. В знаменитом диалоге Кастильоне говорится о благородной придворной даме (gentildonna da corte), а не только о придворном мужского пола, но ее познания ограничиваются литературой, музыкой, живописью, танцами и умением изящно развлекать мужчин [148].
Буркхардт и другие авторы XIX и начала XX века тоже принимали как данность, что «люди эпохи Возрождения» были только мужчинами, но это допущение было поставлено под вопрос более поздними историками феминистского направления. Эти ученые отмечали, что немногочисленные женщины, как правило имевшие благородное происхождение и получившие домашнее образование у частных учителей, все же преодолевали препятствия на своем пути, изучали гуманитарные науки и писали письма, речи, поэмы и даже трактаты на латыни или родном языке. В целом о них известно немного, но о некоторых все же есть информация.
Согласно одному из историков, в период между 1350 и 1530 годами в Италии три женщины «достигли большой известности» в этом отношении, в то время как еще девять были «заметны в обществе» [149]. Тремя самыми известными интеллектуалками были Изотта Ногарола, Лаура Черета и Кассандра Феделе. Изотта, родившаяся в Вероне, переписывалась с Гуарино да Верона, ведущим гуманистом из того же города. Она написала несколько речей и диалог об Адаме и Еве [150]. Лаура Черета из Брешии изучала латынь, философию, математику и астрономию в монастыре. Она переписывалась с учеными-гуманистами по вопросу об образовании женщин и составила книгу из своих 82 писем [151]. Кассандра Феделе из Венеции изучала классическую литературу и философию, писала стихи, выступала с речами – похвалами учености – в Падуе и Венеции, переписывалась с ведущими гуманистами своего времени и написала трактат, ныне утраченный, о порядке наук (De scientiarum ordine) [152].
Но широта эрудиции была редкостью среди таких ученых дам. В исследовании, посвященном Черете, например, говорится, что она «не проявляла интереса к умозрительной философии, диалектике, теологии, праву или медицине» [153]. В отношении этих и прочих женщин-гуманистов было отмечено, что «многие из их сочинений весьма заурядны; но многое из того, что было написано мужчинами-гуманистами, тоже посредственно» [154]. В этой книге мы не рассматриваем ученых среднего уровня, и поэтому, коль скоро мы хотим избежать двойных стандартов, требованиям нашей выборки отвечает только Кассандра Феделе.
Из образованных дам, живших за пределами Италии, стоит упомянуть Каритас Пиркхаймер, старшую сестру гуманиста Виллибальда Пиркхаймера, которая получила домашнее образование, поступила в монастырь Св. Клары в родном Нюрнберге, чтобы учиться, затем постриглась в монахини и в итоге стала настоятельницей. Ведущие гуманисты, в том числе Эразм Роттердамский [155], высоко отзывались об образованности Каритас. Ее испанская современница, Беатрис Галиндо по прозвищу Ла Латина, сумела выучиться в университете Саламанки, была приглашена ко двору Изабеллы Кастильской и преподавала латынь королеве и ее дочерям. Она также написала комментарий к Аристотелю [156].
