Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна

Вдруг я попала в мир, где все стало спокойней – как будто бы это воскресенье, но только все не такое отчаянное. Сложная ситуация. Я не знаю, как сохранить тот уровень концентрации, который к каждому утру вселялся внутрь вместе с пятичасовыми подъемами. Или шестичасовыми. С суровой дисциплиной.

Возможно, если бы этот раннеутренний темп еще продолжался, то я бы все еще была в силах. Но он остановился, и я их потеряла. Последний раз раннее пробуждение было в прошлую пятницу. Видимо, что-то повернулось важное. Чайки в окне над головой. Медленно рассекают воздух своим служением.

Резко оборвалось новая фаза. Отчего и зачем не знаю. Кто виноват и вина ли это, не знаю… Но возобновлять не стоит точно. Нельзя возвращаться туда, откуда тебя выкинули.

Нет сил. Просто нет сил. Хочется спать долго под тяжелым одеялом.

Если бы я продолжила тот режим на месяц, еще смогло ли бы что-либо повернуться? Все ли правильно? Не ошибаюсь ли я в чем-то? Где я ошиблась? В недостатке работы? В недостатке знания? Я засыпаю. Дацан покрывается желтыми листьям. Я никогда не видела его ярко осенним. В нем было очень плотно намоленное место. Я почувствовала. В храме тоже. Не исповедовалась. Поставила свечу Богородице. Плохо молилась. Уходила…

Рассветы теперь в 7 в этом городе и в 6 в другом. Я все же мечтала обгонять рассветы! И не обогнала.

Затосковать от того, что лишили эфиров [128] было бы как-то слишком глупо.

Я пытаюсь понять, я так устала потому, что я прекратила эфиры, или потому, что я правда устала? Зачем я устала? Я не хочу «устала».

На рынках в США ураганы, пишут. Сообщают: все рухнуло. Источники.

Слава концу света!!!

Эти пять дней дали мне ценнейший урок и показали горизонт. Чтобы пройти в него, придется отказаться от того, что привычно и окружало. Rottura dell livello.

Да, надо бы прочесть лекцию про вертикаль. Ось мира, диурн мира.

Сицилийская Принцесса Виттория Аллиата

Не забуду, как мы ходили в музей Фаберже, смотрели на странные украшения, и причудливой формы поделки были то возвышенными (тогда я сказала В. [129], что русские любят большие пространства, а аристократия (нерусская) – малые, плюс Российская Империя – это смесь пропорций). Мы проходили из зала в зал и нашли странный предмет. Стул – украшение дома. На него можно ставить конфеты. Малахитовый стул?

В. [130] спросила: «Как они могли делать такие стулья, если у них шел закат Империи? Как это возможно?»

Принцесса на горошине. Следующий зал был оценен крайне негативно. Я на миг начала видеть мир ее глазами. Великая женщина, проведшая 15 лет на Востоке одна.

– Как вы были в безопасности?

– Я всегда держалась женщин.

– А если вас пытались захватывать?

– Я шла к их женам.

Она ходила среди пустынь, 15 лет, с фотоаппаратом, без телефона, и приняла послушание у шейха Ахмада Кафтару в Дамаске. Он предсказал войну. И она сбылась.

Я научилась вставать в пять утра.

Спать по 4–5 часов и не засыпать днем. Пить много кофе.

Бегать в состоянии крайней усталости.

Вставать раньше рассвета.

Ездить на каршеринге.

Произносить буквы чуть четче, чем обычно.

Что-то рассказывать.

Не реагировать на хейт.

Краситься эфирно.

Поменяла цвет волос и укладку.

Пережила абьюзера / токсичную маскулинность.

Не опустилась на уровень рассуждений препода КСЕ (Концепций Современного Естествознания).

Провела тезисы, о проведении которых никто и не просил.

Похоронила двух друзей, приходя в черном на эфир, и почти без слез в эфире.

Веселым шагом брела в ранние часы.

Опубликовала одну – всего лишь – статью на сайте.

Начала писать колонку в Незыгаре.

Освещала немного внутренней политики.

Рассуждала о кибер-безопасности.

Стала вести много-много проектов одновременно.

56 эфиров по 2 часа проведено + один с Э. Чесноковым. 112 часов провела. Примерно, как будто бы 4 с половиной дня.

Я везде вижу рекламу про сон. Посты про сон. Утяжеленные одеяла. Видела множество миров. С утра Н. [132] и еще кошку. И еще мы нашли клад в чемодане. Потом Бологое. Потом сильный город. Потом совещания.

Потом машинное. Потом дорожное. Потом катательное. Потом спокойное. Жду, точнее, спокойного. Надо еще сделать на час упражнений, и тогда можно быть спокойным.

А еще… а еще… а еще…

Хороший день, хоть я и становлюсь тяжелее.

Test drive.

У Ульяны на руке было написано protege-moi [133]. И, наверное, мы слушали эту песню пару раз. Когда разжималась ее рука и ночи становились вечными и переходили умело в дни. Под «protege-moi» хочется облачиться в черный и ехать среди зимы. В Петрополь. Прорываясь сквозь вечную тьму. Прибыть на Петроградку к ночи. Увидеть снежные хлопья, замирающие при виде фонарей. В этом городе теперь есть царь. Апофатический. Или лесной царь. Мы преклонили перед ним наше колено.

Переслушать Placebo! Переслуша-а-а-а-ать…

На самом деле правильно все. Одеяла, заменяющие прикосновения. Роботы, которые дышат. Не отрицаю, мне нравится это решение. Кожаные – скучные. И храпят.

Хочу стоять на дамбе. С репликантом каким-нибудь.

Почему кадры, как все падают. Вниз? Давайте без «вниз». И без «камнем». И без кадров. Нельзя грустное. Нужно гордое. Хочу взять кого-нибудь за руку и бежать под снегом по дамбе.

Шестой раз играет песня «protege-moi». Еще немного и я надену Мартинсы и Бэт Нортон и пойду на поиски зимы.

Нет. Надо удалить. Или нет. Я – кот сегодня. Меня одеяло прижало.

Единорожка – женская версия Единорога.

Доброе утро, репликанты! Я выспалась с запасом на пять лет. Всего восемь часов сна, и в 6:30 я уже хотела подниматься!

Разочарования. Они боятся. Боятся. Боятся. А это значит – есть за что.

Никто, абсолютно никто. Я выискиваю самые странные духи. На этот раз с запахом гниющего тела из реки Ганг. Духи с запахом кожи и бастурмы. Люблю бастурму.

Татарское. Разрозненное. Спокойное.

У бабушки ковид… Завезено сиделкой. У ее брата, моего двоюродного дедушки тоже [135]. Мама непонятно, легкие плохо прослушиваются. Остальные неясно тоже. Не знаю, что будет завтра, но очень хотелось бы, чтобы все-таки все было хорошо. Уж как мы берегли…