Не случайно с опытными и умелыми начетчиками опасались спорить официальные миссионеры господствующего исповедания.
Были и великие начетчики, такие, как братья Денисовы, Андрей Борисов, Семен Семенович, Иларион (Кабанов) Ксенос, Андрей Коновалов, Василий Зеленков, Арсений — епископ Уральский, митрополит Иннокентий (Усов), Фёдор Мельников, Василий Мурачев и другие. Пожалуй, близок был начетничеству и единоверческий священник отец Иоанн Верховский.
К сожалению, в наше время уже нет настоящих старообрядческих начетчиков, но этот прискорбный факт отнюдь не означает, что Церкви не надобно бытие учителей церковных, не нужно традиционное знание…
Скорее уж напротив!
Андрей ЕЗЕРОВ
Марина Струкова НЕ ТРОГАЙ ЧУЖУЮ СВОБОДУ!
***
То не ворон в Чечне снижается,
то не лебедь в России плачется,
революция приближается,
пусть в расчётах врагов не значится.
То с заката туманом тянется,
то с востока волчицей щерится.
Правда справится, дело сладится,
пусть приходит, когда не верится.
Пистолетом в кармане прячется,
на заборе листовкой мечется,
коридором тюремным тянется
и копеечной свечкой светится.
Друг ли лучший в горах сражается,
дом ли взорванный разрушается,
долг ли русский тобой свершается —
революция приближается!
Неизбежная буря чёрная,
неизбежное пламя белое
унесут всё дурное, сорное,
возродят всё родное, смелое.
Правда правая, диво дивное…
А задуматься — где оружие?
Ах, какие же мы наивные,
здесь бессильно прекраснодушие.
Может, лёгкими станем жертвами,
может, вымостят нами улицы…
Утешение — были первыми,
пусть на наших ошибках учатся.
Да и нами ли всё решается?
Да и вами ли всё решается?
В мутном небе просвет сужается.
Революция приближается.
ПОСЛЕДНИЙ РУССКИЙ
Закат Европы перестал гореть,
но царству тьмы последний луч мешает.
"Последний русский должен умереть!" —
всемирное правительство решает.
Они — ублюдки, помесь вер и рас.
Любой — клеймом падения отмечен.
А он — русоволос и синеглаз,
по духу и по крови безупречен.
Он продолжает правду защищать
один, скитаясь по бродяжьим тропам,
мешает превосходство ощущать
подонкам, лизоблюдам и холопам.
И словно Солнце с неба не стереть,
вождей облавы мысль одна тревожит:
последний русский должен умереть,
но вовсе не последний он, быть может!
***
Взгляд всё грустней и строже,
всё ненавистней ложь.
Если не Русь, то что же?
Если не мы, то кто ж?
Только давно известно:
страх превращает в прах.
Если не Русь, то бездна!
Если не мы, то враг!
***
Есть историческая схема,
она сознание гнетёт:
тоталитарная система
своих создателей сметёт.
Правдивым словом всемогущим
что мы в отчаянье творим?
Что с нами сделает в грядущем
Четвёртый Рейх, Четвёртый Рим?
***
Захватчиков гнев неистов,
что им демократов роль?
Охота на экстремистов, охота на экстремистов,
всё русское — под контроль!
Учись говорить, писатель,
эзоповым языком.
Читай между строк, читатель, борись, патриот-мечтатель,
да в камере, под замком.
Нацистам и коммунистам
сидеть по статье одной.
Охота на экстремистов, охота на экстремистов,
где истине быть виной.
Но круче всех провокаций
действительность будет вновь.
Одна только в битве наций
есть истина — наша кровь.
***
В звёздной татуировке ночей
мир живёт без затей.
Мы боимся красивых речей
и геройских смертей.
Мы боимся правдивых людей —
с ними сложно дружить.
Мы боимся великих идей —
им опасно служить.
Но бывает из сотни годин
год мятежный один.
Но бывает из сотни один
сам себе господин.
Это он всё решает за всех,
все узлы разрубив.
И о нём — всенародный распев
и восторженный миф.
Так не бойся остаться собой,
не считая виной
волю к власти над грозной судьбой,
над державой родной.
Перед идолом нас не склонить
среди дьявольских слуг.
Только Бог может нас оценить,
только совесть — наш друг.
***
Византийской покорности слякоть,
безнадёжности каменный лес…
Почему обязательно — плакать?
Почему обязательно — крест?
Только тот, кто сразил — торжествует.
Только жажда победы — не блажь.
Если Бог в моём сердце ликует,
почему обязательно — ваш?
***
Не трогай забытые вещи в вагонах,
Оружие года — взрывчатка, не нож.
Всё ближе ослепшее время в погонах,
агония прячется там, где не ждёшь.
Холодной петлёй захлестнула дорога,
на красной воде от дождя пузыри.
Ни книгу с асфальта, ни сумку с порога,
ни куклу с травы — ничего не бери.
А те, кто нашёл своё место под солнцем,
кто по кабинетам сидит до зари —
не трогай чужую свободу — взорвётся!
В чужую страну сквозь прицел не смотри.
Всё ближе ослепшее время в погонах.
Теплее… Теплее. Совсем горячо!
Не трогай забытые вещи в вагонах, —
не трогай заснувшую Смерть за плечо.
СОЛНЦЕПОКЛОННИК
В колодцы дворов падал ливень ночей,
царапался о подоконник.
Вдали от последних небесных лучей
родился ты — солнцепоклонник.
Ощерив руин закопчённых разлом,
хрипел одурманенный город:
"Великое Солнце осталось в былом,
да здравствует сумрак и холод!"
Трущоба пила отвращенье и боль,
гнила под звездой негодяев,
тебе назначая обычную роль
смирившейся жертвы хозяев.
Здесь рабство печатью клеймило ладонь,
но против покорности чёрной
в груди твоей бился могучий огонь,
покой выжигая позорный.
Да, мы не такие, как толпы рабов,
пасущихся в грязных загонах,
которых ведут из реальности — вон
надсмотрщики в серых погонах.
Мы любим горенье открытых небес
и дождь на сверкающих крышах,
на жарком ветру расцветающий лес,
всю жизнь, словно пир победивших.
Большую дорогу, приветливый дом,
мечту, что раздолье рисует,
и жажду свободы, и чашу с вином,
где красное солнце танцует.
И чтобы о счастье напомнить судьбе,
патрон досылает в патронник
с сияющей свастикой на рукаве
