В дом к бабке Жантай шли не только днём, но и ночью. И как только у неё хватало на всех заклинаний! Только станут ли из-за каких-то там заговоров пускаться в такой дальний путь те, кто приезжает сюда под покровом ночи? Говорят, что старуха ещё умеет делать любовные привороты и наводить порчу. Любовь – это одно, но если она порчу умеет наводить, то плохо дело. Вот моя жена, например, и так настоящая ведьма, а если ещё бабка Жантай руку приложит, то мне останется только бежать из деревни.
Поэтому-то наши местные немного побаиваются старуху. От колдовства лучше держаться подальше. Впрочем, есть и те, кто завидует. Сколько людей к ней приезжает – и ведь все не с пустыми руками. Сынок Минзука, прохвост, вернулся из тюрьмы и вон что удумал. Уселся у старухиной калитки и обложил приезжих налогом: «Я бабкин секретарь, вход – десять рублей». Однако долго ему сидеть не пришлось: на следующий же день обе его руки почему-то отнялись и повисли, словно флаг на избе Хазята. Говорят, что теперь даже по малой нужде он ходит в сопровождении матери.
Никто не знает, сколько бабке Жантай лет. Наверно, она и сама этого не помнит. Моя бабушка говорила: «Когда мы ещё были несмышлёными девчонками, Жантай уже была старухой». Очень даже вероятно, бедняга просто не может умереть. Женщины знают, что говорят. Но самое страшное в этой истории то, что ночью, будто бы, эта старуха превращается в белую собаку и рыскает по улицам в поисках какой-нибудь женщины. Говорят, что если собаке удастся прошмыгнуть у женщины между ногами, то Жантай сможет спокойно отдать Богу душу, а её бессмертие и колдовство перейдут к той несчастной, которая в неподходящее время вздумала расставлять ноги там, где не следует.
Конечно, не все верят этому. Особенно злится сосед старухи, Хазят. «Дурман, да и только! – ругается он. – Вы же строители коммунизма, а забиваете себе голову всякой чушью!» Но однажды, говорят, он сам заглянул к старухе Жантай и начал исподволь расспрашивать: мол, когда родилась, видела ли первых коммунистов деревни? А бабулька ответила: «Перед началом хранцузской войны меня сосватали сыну старосты». В глазах у Хазята помутилось, но виду он не подал и продолжал расспрашивать: «Не знаешь, когда появилась наша деревня?» А вечная старушка невозмутимо в ответ: «Наши с мурзой Енакаем ходили брать Казань». После этого Хазят махнул на неё рукой и ушёл – мол, старуха совсем помешалась.
Но ведь есть люди, которые встречали ночью в деревне белую собаку. На днях доярка Джамиля сама рассказывала: «Иду я с утра затемно на ферму, и вдруг откуда ни возьмись эта белая собака, будь она проклята! У меня аж ноги подкосились, и я как куль шлёпнулась на землю. Она молнией пронеслась мимо…»
Вообще-то радует, что Джамиля вовремя села на землю, а то если, не дай бог, эта сварливая баба станет бессмертной, у нас тут никому и жить не захочется. Что же касается бабки Жантай, пусть она не то что в белую собаку, а хоть в кого угодно превращается, живёт-то она тихо, и вреда от неё никакого, если, конечно, кто-нибудь не вздумает её посетителей налогом облагать. Пусть живёт себе хоть тысячу лет. Но, видно, ей и самой надоела эта вечная жизнь. Иначе не стала бы она каждую ночь маяться в собачьем обличье. Интересно ведут себя и женщины: как бы ни хотелось им жить подольше, ни одна из них не рвётся заменить бабку Жантай. Впрочем, если ты с утра до вечера надрываешься, зарабатывая на хлеб насущный, небось не захочешь вечной жизни. К тому же и в собаку превращаться ночами – тоже, наверно, не очень весёлое занятие.
Но шила в мешке не утаить. Узнали-таки и в Казани о том, что в нашей деревне есть вечная старуха и что ночами она превращается в белую собаку и ищет женщину, которой могла бы передать своё колдовство. А в Казани какие только женщины и девушки не живут – не чета нашим. Если пообещать вечную жизнь, не то что в собаку, в змею готовы превратиться – ведь это же только на ночь! А может, такая способность есть не только у нашей старушки? Вон в городе частенько можно встретить какую-нибудь красотку с огромным, с телёнка ростом, кобелем. Но эти – не то что наша бабка Жантай, эти, видно, как-то приспособились.
И однажды в нашу деревню на невиданных машинах начали приезжать на ночь глядя разные женщины. И не одни, а в сопровождении крепких мужиков: коротко стриженных, с бульдожьими лицами и толстыми золотыми цепями на шее. Мужчины в деревню не заходили, оставались за околицей, а женщины пешком направлялись в верхний конец, к дому бабушки Жантай. В сумерках то тут, то там можно было увидеть женщин, стоящих с расставленными ногами. Но белой собаки, как на грех, не было видно. Или старушка уже смирилась со своим бессмертием, или не желала дарить свои колдовские способности чужакам.
Женщины были красивые, хорошо одетые, одна богаче другой, эх, вот бы кого обложить налогом, но те, в золотых цепях, не то что руки твои, а тебя самого запросто превратят во флаг, чучело ты гороховое. Так что мы наблюдали за ними только сквозь щели в заборе. Даже вечно брешущие по ночам собаки и те попрятались, поджав хвосты.
В ту ночь в небе над деревней носились свинцовые облака. Когда стемнело, ветер стих, всё погрузилось в напряжённую тишину. Ровно в полночь где-то на окраине деревни послышался звук, похожий на выстрел. Внезапно пошёл сильный ливень, и тут же зарокотали моторы…
Утром я увидел бегущих по улице людей. «Белую собаку пристрелили!» – крикнул кто-то. И правда, возле ограды кладбища лежал труп белой собаки. На её лбу виднелась кровавая рана. Видно, кто-то из тех, кто заждался у кладбища свою алчущую вечной жизни подружку, не выдержал и пристрелил собаку. Может, он испугался, увидев её ночью, а может, он подумал, что его жена уже превратилась в эту белую собаку.
Душа наполнилась щемящей грустью. В это время с кладбища выбежал какой-то мальчик лет четырёх-пяти и, бросившись к собаке, заплакал жалобным голосом, растирая лицо маленькими ладошками, испачканными в жёлтой глине.
Я не признал этого мальчика.
Бабку Жантай мы похоронили в тот же день. Люди судачили, что у неё на лбу тоже была маленькая красная точка. Я не очень-то поверил этому – сами знаете, женщины любят присочинить.
Вечером приехал большой бульдозер и столкнул в кладбищенский овраг старухину избу под соломенной крышей. А на месте бывшего дома потом ещё долго копались мальчишки. Они ведь, известное дело, везде ищут клады. Золота они, конечно, не нашли, зато насобирали всякой всячины: обломок сабли, наконечники стрел, глиняные черепки, пожелтевшие листки бумаги. Говорили, что на этих листках были древние письмена, да и те полустёртые. Так что прочитать их было невозможно. И всё же учитель Хазят повёз одну из наиболее сохранившихся страниц в Казань. Очень большие учёные после долгих мучений смогли наконец прочитать несколько слов.
Там было написано: «Но Если…»
Перевела Гаухар Магдеева
По отцовским зарубкам на соснах…
По отцовским зарубкам на соснах…
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана
Теги: Поэзия Татарстана
Наиль Ишмухаметов
Поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1964 году в городе Магнитогорске. Окончил Магнитогорский горно-металлургический институт им. Г.И. Носова по специальности «инженер-электрик».
Лауреат Всероссийской литературной премии «Родная речь» (Воронеж, 2013), входит в лонг-лист премии «Золотой Дельвиг» (2012).
Стихи, рассказы и переводы печатались в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Москва», «Наш современник», «Юность», «Аврора», «Север», «Подъём» и др. Стихи переводились на татарский и украинский языки.
Член Союза писателей Республики Татарстан (2009). Автор поэтического сборника «В поисках Неба» (Таткнигоиздат, 2014). Живёт в Казани.
* * *
В руках – путеводная нить,
Можно удавку свить,
А можно дыру залатать,
Чтобы полночная тать,
Сестра патронажная смерть
Влезать и не думала сметь…
Но что дольче вита без этой дыры?
Неведомы ей остальные миры,
Ну кроме базаров и рюмочных,
И терпкости бабочек уличных…
И что есть душа, как не чёрна дырень,
Кидаешь в неё целый день всяку хрень,
А ночью…
В крючок изогнув след падучей звезды,
Находишь не кущи себе, но пруды,
Садишься и удишь златую Симург,
И ждёшь, самопальный рыбак-демиург,
Когда тебя в темечко клюнет…
Нить Ариадны крепка,
С удавкой не стоит пока
Спешить, и дырищу латать
Не стоит…
Летать, лишь летать,
Как вещая рыба Симург,
Поджёгши себя,
Посему:
Гореть нам, летать и гореть
Вчера и сегодня, и впредь.
