Собравшийся военный трибунал КБФ под председательством полкового комиссара Акимова при обвинителях Морозове и Титове приговорил 12 латышей к расстрелу по обвинению в измене Родине в форме способствования дезертиру и дезертирским настроениям. Это, по сути, предумышленное судебное убийство латышских моряков в назидание остальным стало началом массовых репрессий против капитанов, штурманов и механиков, чьи двусмысленные высказывания, переданные агентурой, сочетались с нерусским происхождением.
Результатом подобной кампании явилась секретная директива штабу КБФ с требованием заменить на транспортах весь комсостав прибалтийского происхождения на русский. Адмирал Пантелеев, получив это указание, только пожал плечами. Менять опытнейших, прекрасно знающих балтийские воды капитанов и штурманов на непонятных людей, все добродетели которых основаны на русских фамилиях, не хотелось, особенно в разгар боевых действий, когда от этого зависела жизнь тысяч людей.
Дивизионный комиссар Лебедев довольно образно, хотя и несколько витиевато, объяснил начальнику штаба КБФ, что невыполнением этой директивы он берет на себя ответственность за поведение каждого из примерно полусотни капитанов больших и малых судов, собравшихся на рейдах Таллинна и в близлежащих бухтах.
Но подобными акциями многоплановая деятельность Особого отдела КБФ не ограничивалась. По традиции, основанной ещё Дзержинским в годы гражданской войны и творчески развитой Сталиным в последующие времена идущих чередой «военно-троцкистских» и прочих заговоров, первой и наиболее важной задачей Особого отдела КБФ (как и всех Особых отделов Вооруженных сил СССР) являлся сбор компромата на командный состав. В первую очередь на самого командующего и его штаб, на командиров эскадр, отрядов и дивизионов, на командиров кораблей и так далее — вплоть до старшин- сверхсрочников. Фиксировалось всё: вкусы, привычки, высказывания по разным вопросам, отношение к спиртному, отношения с женщинами, круг знакомств и многое другое, что при аресте могло бы создать прекрасный орнамент к вредительской, шпионской и любой другой деятельности, которую любовно трактовали 14 частей знаменитой 58-й статьи Уголовного Кодекса и разные подзаконные инструкции военного и довоенного времени...
Недалеко от здания, где представители карательных и контрразведывательных органов собрались на свое последнее совещание в Таллинне, грохнул немецкий снаряд.
Нарком Кумм испуганно взглянул на дивизионного комиссара Лебедева:
— Вы согласовали со штабом флота вопрос об эвакуации руководящего состава НКВД и прокуратуры?
— Да, — успокоил наркома Лебедев. — Мы пойдем в составе главных сил на эсминце «Сметливый».
Ещё ни один человек на флоте не знал, каким образом будут подразделены соединения КБФ при прорыве из Таллинна. Какие силы будут считаться главными, а какие — вспомогательными или силами прикрытия.
Никто не знал, а начальник Особого отдела КБФ знал. На то он и был начальником Особого отдела. Чего не знал ни он, ни его подчинённые — это планов противника, хотя, казалось, именно это должно было являться их главной обязанностью. Но даже ничего не зная, вполне можно догадаться, что времени на выполнение всевозможных директив, посыпавшихся из Москвы и Ленинграда, уже нет. Возможно, что уже не хватит времени и для собственного спасения.
06:00
Планы немцев были совершенно очевидны адмиралу Пантелееву. Для этого было достаточно взглянуть на карту обстановки. С рассвета противник начал наступление на город с трёх сторон. Пока ещё нет серьезного нажима в центре, но на флангах всё уже рушится. К непрерывному гулу немецкой канонады прибавился и рев морской артиллерии с кораблей. Земля и моря вздрагивали, когда в дело включалась 12-дюймовая батарея на острове Аэгна.
«26 августа. 6 часов утра, — быстро записывал адмирал Пантелеев впечатления этого утра в своем дневнике .— ...Все аэродромы заняты врагом. Наша авиация улетела на восток. Флот и город под бомбами и снарядами. Горит красавица Пирита... Горят и другие пригороды. Большие пожары в самом городе. Строятся заграждения и баррикады на подходах к гаваням. Повсюду дым... Огонь кораблей и береговых батарей не умолкает ни на минуту. Наш БФК в Минной гавани все время под огнем...»
В этот момент кто-то из штабных принес адмиралу дополнительные данные о транспортных судах. Пантелеев отложил дневник, думая к нему вернуться через несколько минут.
Но больше адмиралу уже не удастся отвлечься. И эта запись оказалась последней, сделанной в Таллинне.
Положение было отчаянным. За столь короткое время нужно было подготовить к переходу весь флот — огромный флот более ста девяноста вымпелов. В 5 раз больше, чем вел адмирал Рожественский в Цусимском бою. Какой огромной казалась тогда его обречённая армада из всего 37 вымпелов. А тут 190!
И хорошо, если в нашем распоряжении есть ещё сутки. Судя по докладам с фронта, времени может оказаться гораздо меньше.
А за оставшееся время нужно снять войска с фронта, обеспечив им хоть какое-то прикрытие. Надо погрузить на корабли десятки тысяч человек и тонны ценного имущества.
49 крупных транспортов штаб КБФ разделил на три конвоя. Посадка войск на большие транспорты намечалась в бухте Копли-Лахт в Беккеровской гавани и в гавани бывшего Русско-Балтийского завода, на островах Найссаар и Аэгна, у полуострова Виймси, в Купеческой и Минной гавани, а также в уже отрезанном от Таллинна Палдиски. В штормовых условиях (погода продолжала портиться), под огнём противника там предстояло поставить большие неуклюжие транспорты. На всех, конечно, не хватит стенок. Придется организовать доставку людей и грузов прямо на рейд, мобилизовав все возможные плавсредства.
В оперативном отделе штаба считали, что до выхода флота необходимо бросить все имеющиеся в распоряжении тральщики на очистку от мин фарватера, по которому предстоит идти главным силам флота и конвоям. Некоторые офицеры ещё искренне верили, что командование в конце концов откроет южный фарватер, который, по данным разведки флота, был свободен от мин. Но если этого не произойдёт, просто необходимо перед прорывом провести массированное траление центрального фарватера!
Массированное траление! Конечно, соглашался адмирал Пантелеев, это было бы лучше всего. Но подобная операция невозможна. И даже не из-за отсутствия необходимого для её проведения количества тральщиков, а из-за полного отсутствия времени. На траление такого участка пути хотя бы до Гогланда нужно несколько суток. К сожалению, разрешение на эвакуацию получено слишком поздно. Времени уже нет.
Кроме того, совсем некстати заштормило море и синоптики предсказывают, что в ближайшие 24 часа погода станет ещё хуже, делая невозможными какие-либо минно-тральные работы.
Тогда при условии, что флот двинется на прорыв центральным фарватером без предварительного траления при нынешнем количестве тральщиков, можно путём простейших методических расчетов предсказать потерю от мин: примерно 30-35% кораблей и судов. Плюс примерно 15% от действия авиации противника, поскольку рассчитывать на воздушные прикрытие прорыва также не приходится. Итого: будет потеряно приблизительно 50% кораблей и судов, участвующих в прорыве. Все возможные случайности, которые нельзя учесть в расчётах, могут увеличить это число ещё минимум на 10%.
Таким образом, теоретические расчёты предсказывают неминуемую катастрофу. Так и будем сегодня докладывать командующему на совещании, что назначено на 10 часов утра?
Пантелеев напомнил своим офицерам, что выбора нет.
Во время прорыва погибнут 50% кораблей. Может быть, даже больше — процентов 70. Но если не идти на риск прорыва — погибнут все. Арифметика простая. Неизвестно, чем руководствовалось высшее командование (адмирал тщательно избегал упоминания каких-либо фамилий), до последнего момента не разрешая эвакуацию. Значит наверху были какие-то свои резоны. В армии вопросов не задают, но всем хорошо известно, что Военный совет флота полторы недели подряд засыпал штаб Северо-западного направления и Москву радиограммами, прося разрешения на эвакуацию главной базы. А получил это разрешение только сегодня.
