Создателем системы является венесуэльский композитор, дирижёр и педагог Хосе Антонио Абреу. Именно ему в конце 70-х годов пришла в голову идея создания системы социальной адаптации детей и подростков из неблагополучных семей посредством музыки.
"Для детей, с которыми мы работаем, музыка - практически единственный путь к достойному общественному статусу. Бедность - это одиночество, печаль, неизвестность. Оркестр - это веселье, мотивация, совместная работа, стремление к успеху", - говорит Хосе Антонио Абреу. Дети приходят в оркестр начиная с a[?][?][?] лет и с первого же урока начинают музицировать, даже не зная нотной грамоты. Главное условие - постоянные ежедневные репетиции - в день дети занимаются по 3-4 часа. Всем предоставляются бесплатная школьная форма и обед, за каждым закрепляется персональный, довольно качественный музыкальный инструмент. В основе репертуара - западноевропейская классика и латиноамериканская классическая и народная музыка. При этом в одном музыкальном коллективе могут соседствовать дети разных возрастов. Старших учат помогать младшим. Со временем старшие ученики становятся ассистентами преподавателя, а с 15-16 лет им могут поручить руководство своим оркестром. Таким образом, к 25 годам молодой венесуэльский дирижёр в среднем 8-10 лет проводит за пультом собственного коллектива, о чём выпускник европейской консерватории или музыкального университета может только мечтать. Отдельная программа существует для детей с физическими недостатками. Оркестр для большинства детей становится и школой, и семьёй, и обществом. Результатом служит невероятная сплочённость, энтузиазм и ансамблевое чутьё. [?]а более чем 30 лет существования El Sistema через неё прошло более двух миллионов человек.
Во всех городах, где есть оркестры, а их сейчас в Венесуэле более двухсот, намного ниже уровень преступности. Причём уровень оркестров весьма высок, ведь массовость, по Абреу, не должна идти в ущерб качеству. Красноречивое свидетельство тому - венец El Sistema - "венесуэльское чудо" - молодёжный оркестр Венесуэлы имени Симона Боливара, во главе со своим лидером Густаво Дудамелем - кстати, выпускником El Sistema. Этот коллектив, включающий около двухсот человек, производит фурор везде, где появляется, одинаково блестяще исполняя и рафинированную классику (например, Альбана Берга) и латиноамериканские номера.
Неслучайно система Абреу сейчас широко распространяется не только в странах Латинской Америки, но и в Китае, Шотландии и других странах.
Ну а что же Россия? Ведь для нас, с нашими миллионами беспризорных детей, она подошла бы как нельзя более кстати. Хотя справедливости ради следует упомянуть и отечественные системы музыкального воспитания, апробированные временем, - Кабалевского, Танеева, Гнесиных. Но, как всегда, нет пророка в своём отечестве. [?]онечно, есть масса фондов и грантов, но они рассчитаны на натаскивание "чемпионов", победителей международных конкурсов, а иначе как получить от спонсоров средства? А массовое воспитание никого не интересует - это должно быть заботой государства. И тут поневоле возникает некий исторический экскурс по музыкальным вкусам и пристрастиям первых лиц России, от которых по традиции зависит всё. Императорская фамилия, например, немало времени проводила в царской ложе Мариинки. Сталин тоже неплохо разбирался в музыке (поговаривают, что он мог на слух по радио определить, какой оркестр играет и кто дирижирует). Хрущёв не любил джаз, но был большим фаном И[?]мы Сумак. Дорогой Леонид Ильич предпочитал цыган...
Так может быть, хотя бы Гергиев, с его энергией и буквально гипнотическим влиянием на чиновников, сумеет что-то изменить. Ведь именно ему принадлежат слова: "Мы должны вспомнить, что были самой великой музыкальной державой в мире. И если даже в далёкой Венесуэле удалось разработать уникальную систему культурного образования, делающую из бывших беспризорников талантливых артистов, то мы, создавшие в ХХ веке самую
передовую в мире систему музыкального образования, обязаны восстановить её".
Юрий АЛЯБОВ
Что с нами происходит
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕНЬ ТЕАТРА
"Язычники" Анны Яблонской в Театре имени Ермоловой
Год назад худруком Театра имени Ермоловой был назначен Олег Меньшиков. Пришёл он на пост мирно, по приглашению много лет возглавлявшего ермоловцев Владимира Андреева. Лозунгом Меньшикова стало - "революции в театре не приводят ни к чему хорошему". И тем не менее с тех пор изменения в Ермоловском прошли радикальные. Во-первых, от старого репертуара остались всего четыре спектакля, в этом сезоне к ним прибавятся четыре новых. С такой скоростью [?]a[?][?]u не работал[?] давно. Во-вторых, театр отремонтирован и теперь на фоне бордово-коричневых стен в фойе висят не скучные фотопортреты актёров, а старые афиши (как-никак уже 87-й сезон [?][?][?][?][?][?] пошёл). Вдоль стен - обновлённые старинные диваны, рядом [?] которыми примостились журнальные столики, нужные исключительно для того, чтобы там красовались вазы со свежими розами. В общем, ощущение, что Меньшикову важно было создать эдакую салонную, слегка богемную атмосферу на подступах к зрительному залу. Цветы - необходимый атрибут гримёрки успешного актёра вынесены в общественное пространство театра как символическая визуализация художественной стратегии Меньшикова: Театр Ермоловой продолжает быть театром преимущественно актёрским, но при этом собирается стать театром успешным.
В театре больше не висит портрет Ермоловой, зато силуэт "великой трагической" четырежды размножен в логотипе. Собственно, с этого силуэта и начинается спектакль "Язычники" по самой известной пьесе молодого драматурга Анны Яблонской, погибшей два года назад во время теракта в Домодедове. Сначала логотип светом прожектора спроектирован на закрытый занавес , когда же [?][?] открывается, то мы в едва подсвеченной сцене видим силуэт женщины, застывшей ровно в том же величественном ермоловском полуобороте. Новый логотип проник в тело спектакля, конечно же, неслучайно. И вовсе это не театральная игра, это оговорка (если не сказать, оправдание), которая нужна новому худруку и режиссёру "Язычников" Евгению Каменьковичу, чтобы, перед тем как начнётся новодрамовская пьеса с матом и бытовухой, призвать зрителей увидеть в этом спектакле преемственность, одним словом, сразу не сбегать. Всё, что дальше будет происходить на сцене, как минимум непривычно для Театра Ермоловой. В пьесе мало того что есть ненормативная лексика (впрочем, в спектакле она сокращена до предела строгой необходимости), так и тематика острая - кризис религиозности, веры.
[?][?][?][?] Яблонская написала пьесу в 2010 году, и это вовсе не политическая пьеса. Это история о типичной семье (интересно, что Каменькович отказывает персонажам в именах, обозначая только: мать, отец, дочь, бабушка), в которой вечно раздражённая, склочная Мать ([?][?][?][?]ёu[?] [?][?][?][?][?][?][?][?][?]) работает [?] трёх [?][?][?][?][?][?], стараясь поставить дочь на ноги. Отец (Николай Токарев) - бывший тромбонист, а теперь безработный безвольный мужик, слоняющийся по подъездам, слушающий в ванной джаз по ночам. Дочь, бросившая институт и, по всей видимости, находящаяся в кризисе, но никто из родителей не очень старается понять - в каком. В квартире ремонт, полный кавардак, стены
завешаны полиэтиленом, за которым видны очертания ремонта мечты - римские арки и колонны, морской пейзаж во всю стену. Как тот Лука из горьковского "На дне", в доме появляется Бабушка (Наталия Потапова), странствовавшая по монастырям последние лет 30. [?] её появлением вс[?] начинает меняться - [?]ьяница, который никак ремонт в квартире доделать не может, столбенеет от водки, дальше хуже - бросает материться, курить и воцерковляется. Мать и Отец "уверуют" после того, как Бабушка сведёт их с неким священником, который покрывает какой-то нелегальный бизнес. Возможность заработать и Мать, и Отец воспринимают как чудо, Божий промысел. Оба ударяются в религию. Вот только с Дочерью что-то происходит. Бабушка настаивает, что бесы, крестить её надо. Родители не сопротивляются.
У Яблонской Дочь в середине пьесы бреется наголо, здесь героиня Кристины Асму[?] сделает себе причёску и грим в стиле панк. Аллюзии очевидны. Во втором действии Бабушка уже берёт в свои крепкие руки хозяйство. А Дочь выбрасывается с балкона, и только это заставляет родителей обратить внимание на то, что с ними со всеми происходит.
Пьеса легко могла бы скатиться в сатирический тон. Чего проще сделать карикатуру на нечистого на руку священника или легковерную паству. У Яблонской герои проходят сложный путь, но это не путь к вере. Их вера - в чудо, в то, что, соблюдая ритуалы, можно отказаться от реального решения проблем. Не смотреть по сторонам, не замечать, как меняется мир вокруг и что происходит с близкими людьми. Язычество у древних - это способность связать себя с окружающим пространством, явлениями, людьми. Для героев в конце пьесы происходит эта сцепка. Они начинают видеть мир и себя в нём, начинают реагировать друг на друга. Бабушкина [?][?]навязчивая религиозность с маточным молочком, ладаном, медком, монастырским маслицем и святой водой становится инструментом, помогающим героям открыть для себя мир, окружающее пространство, и герои не отказываются потом от этого инструмента. В конце каждый герой признаётся, что продолжает время от времени ходить в церковь. И в этом - сильная витальность пьесы. У веры может быть много обличий, вокруг неё много предрассудков и пороков, но это не повод от неё отказываться, если она открывает пусть даже через отрицание нечто новое.
