Это фантастика.
Александр ТИТЕЛЬ,
народный артист России, художественный руководитель и главный режиссёр Оперной труппы Московского академического музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко:
- Я никогда не ставил Вагнера, но, конечно, обдумывал возможные постановки и "примерял" их к нашему театру.
Оперы Вагнера - это особый мир, особый оазис, которому нельзя подражать, потому что все подражатели тут же становятся заметны. Все оркестровые приёмы были обусловлены у Вагнера эпическим содержанием, и все эти огромные бесконечные дуэты возможны только у него. Так он слышал некий идеальный мир. И этот мир подходил для него. Есть композиторы, которые рассказывают про нашу жизнь. А есть те, кто пишет не о ней, но их произведения замечательно опосредованно связаны с нашей жизнью - возьмём музыку эпохи [?]арокко, оперы Монтеверди.
Вообще опера - это всегда некая божественная история, и Вагнер этой божественности очень соответствует. Но есть и крайность - когда его оперы разыгрываются в некоторых космических пространствах между богами и титанами. Не стоит забывать, что Вагнер жил в разделённой на княжества Германии, и он-то слышал "соседей по квартире". Атмосфера, в которой он жил, тоже входит в его оперы - там есть немецкая семья со своими немецкими и общеевропейскими проблемами.
Ржавеющее яблоко
Роман РУБАНОВ
30 лет. Работает в Курском [?]еатре юного зрителя "Ровесник". Лауреат Шелиховской медали за большой вклад в развитие поэзии западного региона Курской области (2009, Рыльск), обладатель диплома в номинации "Иностранная литература" литературной премии "Алтын Калам-2011" (Алмата, Казахстан), участник X форума молодых писателей России (2010, Москва, Липки), лауреат международного литературного конкурса "Согласование времён-2011". Печатался в журналах "Нева", "Лампа и дымоход", "День и ночь", альманахе "45-я параллель", "Зарубежные задворки", "Артбухта", "Ликбез" и др.
* * *
Курю чужие, а убьют свои[?]
В каком-нибудь бою под Аустерлицем
Пластмассовый солдатик задымится,
И для него закончатся бои,
В игрушечном мирке, под потолком,
Где ничего давным-давно не страшно,
Закусывая пряником вчерашним
Соседский суррогатный самогон,
С ранением в пластмассовой груди,
Письмо царапая на обгоревшей пачке
И размножая кляксы детским плачем,
Не видя света где-то впереди[?]
Но кто-то молча тронет за плечо,
И выплывет магическое "если",
И голос скажет: "Не реви, воскресни,
Бой не проигран, поживи ещё".
* * *
Я опять кудрявый мальчик лет пяти
на плечах отца касаюсь облака.
Чтобы было веселей идти,
я жую ржавеющее яблоко.
Ржавчина стекает по щеке,
миска неба надо мной покачивается,
яблоко, зажатое в руке,
как планета, медленно заканчивается.
* * *
Сохрани мою старую синюю школьную форму.
Я её, конечно, теперь уже не надену...
Детство моё подаёт поезд к четвёртой платформе,
проводник поправляет фуражку, как диадему,
разда[?]тся чужой голос: "Займите места в вагонах!"
О стекло сморщив нос, языком облизав окошко,
на меня смотрит мальчик. Но уже человек в погонах
отдаёт команду: "Едем!" И достаёт гармошку
крокодил в шляпе, с трубкой, сидящий на крыше вагона,
и поёт, как минуты медленно уплывают,
и в вагонном скрипе, с корнем оторванном от перрона,
звуки песни на слёзы всё-таки пробивают.
Мы стоим, разевая рты, пытаясь подпеть, и плачем.
Из окон вагона нам рожицы строят дети.
Мы в их жизни, увы, пока ещё ничего не значим.
А они в нашей... Но нельзя не дать улететь им.
Я пишу твое имя
Анна ГРУВЕР
16 лет, живёт в Донецке (Украина). Участник VIII-X международных совещаний юных и молодых литературных дарований в Литин[?]ституте им. Горького, победитель международного детского поэтического конкурса "Первый автограф" (С.-Петербург, 2011), победитель всеукраинского конкурса "Малахитовый носорог" (Винница, 2011), вице-королева поэтов Всеукраинского конкурса "Пушкинская осень в Одессе" (Одесса, 2011), победитель фестиваля "Сила ветра" (2011) и литературного конкурса "Творча юнь Донбасу" (2008, 2010).
Тише
Боже, выходил из этих дверей - пьяный. Вернулся - седой.
Это яд мой.
Это боль моя, моя одичавшая, пугливая боль -
на потолке,
в уголке в паутине путается, как девчонка в чужой фате,
выпавшей из ветхого шкафа, вылетевшей на свет -
выцветшей, как горе, выгоревшей, как моль.
Я не знаю, как это - не слышать ночами вой.
Я не знаю, как это - любить детей.
Так ребёнок заталкивает сломанный шпингалет
под кровать ногой,
так тряпичную куклу теряет в траве
(что щекочет колени, целует небо и пачкает белые шорты)
и считает одной из прочих.
И хохочет,
и хоронит загадки и сны в темнице, в тюрьме -
как афиши заклеивают друг друга на фонарном столбе,
так кружатся влюблённости в его голове -
всё быстрее, и пальцы бегут по клавишам, forte!
И она забывает меня,
пока листает книгу, мучает пианино, отбивает мяч.
Остаётся лишь на себя пенять,
как ребёнок заметит пропажу -
услышишь плач.
И прошепчешь:
ну, тише... тише...
Шалтай-Болтай
Ряды деревянных скамеек пусты и шатки -
случайный встречный концерт на летней площадке
уже догорает на солнце трубой. Ветер срывает афиши.
Мы не открываем глаза. Мы почти что не дышим.
По венам твоего города протекают (сквозь пальцы) реки,
его шейный платок - линялое небо. Тяжелеют веки.
Здесь и сейчас в раскалённом воздухе виснут
на нитках слова: навеки, ныне и присно.
Эй, соберись, вся королевская конница!
Моему Шалтаю сегодня совсем нездоровится,
где же была ты, вся королевская рать,
когда я взрослела. Болтая теперь не собрать.
Вяжут носки из клубка Ариадны Парки.
Но ты говоришь:
пока в этом парке
нота с длинным хвостом скачет по линейкам тетрадки,
детка, твой Шалтай-Болтай в полном порядке.
Далеко
Невидимые чернила делаются из лимонного сока.
Я пишу твоё имя, над ним трусливо дрожит рука.
Ветер вырывает листы бумаги, ветер с востока.
След самолёта (из прекрасного далёка, издалека)
небо взрезает кинжалом, вскрывает по швам облака.
Я умею драться, чинить дверные замки, поджигаю пух.
Я не рву листья, тетради, траву, никогда не вру.
За меня дадут пятерых, чего уж там, а не двух.
Я солдатски стойко вынослив в мороз и жару,
дура с веснушками на щеках, я за тебя умру.
Плетённые из пшеницы косички прыгают по спине,
в стайки сбиваются на доске буквы белым мелком,
и блики твоего зеркальца отскакивают - ко мне.
Стоп-кадр: сентябрь, девять часов. Время течёт рекой.
Муха заснула на слове "тебя". Всё это так далеко.
Помнишь, как да-ле-ко?..
Безработный Гондольерщик
Никита БОЛОТОВ
Родился в Москве в 1988 г. Занимается в лите[?]ратурной студии "ЛУЧ" (Творческое единение "4етыре").
