Конечно, у каждого артиста своё представление о достоинстве, но я что-то не заметила, чтобы артисты Мастерской Петра Фоменко участвовали в антрепризах, да и к ролям в кино и телесериалах они подходят избирательно, так как дарованный Богом талант нельзя разменивать на блестящие фишки, ведь искусство перевоплощения не терпит суеты. Вот почему фоменковские скрепы и после ухода мастера из жизни продолжают соединять его первых учеников и пришедших новичков, которые одержали победу на последней «Золотой маске», завоевав Гран-при за спектакль «Сон в летнюю ночь».
Возьмите любой московский театр: при каких условиях он достигал своего зенита? Первое – при наличии дальновидного лидера в союзе с единомышленниками. Второе – при здоровом нравственном микроклимате в коллективе. Казалось бы, прописные истины, но вечная гармония даётся с большим трудом, и разрушить её – раз плюнуть. Что, к сожалению, сегодня происходит в модном «Ленкоме».
Первая трещина, расколовшая зрителей на его сторонников и противников, прошла при выпуске «Бориса Годунова» в постановке агрессивного Константина Богомолова, решившего приспособить пушкинскую трагедию под реалити-шоу с метафорами политического содержания. Выпад был дерзкий, но остроумный. В этом ему активно помогали Игорь Миркурбанов и Мария Миронова.
А дальше началась безумная свистопляска во время затянувшихся репетиций «Идиота» Достоевского, переименованного Богомоловым в «Князя». Вначале Мышкина играл Александр Сирин, но он оказался слишком психологичным артистом, и режиссёр снял его с роли. Параллельно возникли конфликты с Марией Мироновой, не пожелавшей изображать сюсюкающую девочку вместо роковой красавицы Настасьи Филипповны, и актриса хлопнула дверью. Не найдя подходящей кандидатуры для «юродивого» князя, Богомолов решил выступать сам, получилось что-то вроде бенефиса, но это не спасло спектакль. Я видела, как в антракте зрители с цветами уходили после первого акта, такого ещё не было в «Ленкоме»… Наверное, их не согрела вымученная история «о слезинке ребёнка», превращённого режиссёром в товар для развратных слоев высшего общества, заражённого педофилией. Подавалось это в стилистике прессующего чёрного юмора, где о сострадании и речи не могло быть.
В МХТ режиссёр Богомолов также продолжал вбивать свои ржавые гвозди в исторические подмостки, пользуясь шумной славой провокатора и ошарашивая зрителей запредельными трактовками классических произведений. На «Трёх мушкетёрах» Александра Дюма, объявленных режиссёром как романтический трэш-эпос о любви и смерти, который лицам младше 18 лет смотреть не рекомендуется, наблюдалась та же картина недоумения и возмущения, что и в «Ленкоме». Видимо, «необразованные» зрители не доросли до Нового европейского театра, в то время как известный европейский режиссёр Ян Клят поставил на сцене МХТ трагического и страшного «Макбета» в главной роли с Алексеем Кравченко, и это был гвоздь сезона. Событием прошедшего сезона, на мой взгляд, стал и необычный «Пигмалион» во МХАТе имени Горького в постановке Татьяны Дорониной.
Возвращаясь к теме непредсказуемой гибели актёрского дара, хочется привести пример с Театром имени Вахтангова. Ещё одно подтверждение того, что участие в антрепризах вредит общему делу. Ибо нельзя угождать нашим и вашим, когда репетируется «Евгений Онегин», запись которого в августе будут показывать в кинотеатрах Америки, и выпускать на публику «сырого» «Минетти». Тогда бы фактурный Владимир Симонов не был на сцене потерянным и одиноким человеком. Весьма поучительная история произошла в этом же театре с другим известным артистом, Андреем Ильиным, принятым в труппу вахтанговцев. На спектакле «Возьмите зонт, мадам Готье» он буквально растерялся рядом с великой Юлией Борисовой. Ему нечего было предложить из накопленного в антрепризах «богатого багажа», разве только органичность. А этого, согласитесь, мало для актёра, снимавшегося у приличных режиссёров. Значит, ему есть о чём задуматься и спросить себя, на что он разменивает свой талант.
Известный закон единства и борьбы противоположностей весьма наглядно прослеживается в параллельном существовании частных антреприз, усвоивших законы дикого рынка, и репертуарных театров, дотируемых государством. Поэтому все федеральные театры, включая Малый, МХТ имени Чехова, «Маяковку», «Молодёжный», должны были этим летом отправиться на гастроли, выполняя программу Министерства культуры по обслуживанию зрителей дальних регионов России. Если бы не эта спущенная сверху директива, то, думаю, нынешний трудный в экономическом плане сезон продлился бы дольше обычного, то есть до конца июля, как в некоторых городских театрах – например, «Современнике», «Сатириконе», «У Никитских ворот» и так далее. Поэтому театралам, приезжающим в Москву из провинции, в середине лета есть что посмотреть в серьёзных стационарных коллективах, помимо коммерческой антрепризы, продающей дешёвое искусство задорого. Там лишние билеты есть.
Честное слово,не стоит ломать копья!
Честное слово,не стоит ломать копья!
Искусство / Театральная площадь / КЛАСС ПРЕМИУМ
Поюровский Борис
Теги: Золотая маска , премия , полемика
Развернувшаяся полемика вокруг «Золотой маски» могла возникнуть в момент её учреждения или несколькими годами позже.
Для начала хочу напомнить, что звание «заслужённый» (с ударением на букву Ё. – Б.П.) артист Императорской сцены» возникло много раньше, чем все последующие знаки отличия. И придумано оно было не просто так, а чтобы ввести в театрах табель о рангах, как в армии или в жандармерии.
Удостоиться его мог любой актёр независимо от дарования, если он проработал на этой сцене два десятилетия и не был замечен ни в чём предосудительном. Особое внимание, конечно, обращалось на благонадёжность и верность служения престолу. О малейших колебаниях, сомнительных дружбах или неосторожных высказываниях немедленно докладывалось в контору с вытекающими отсюда последствиями. Так что молодой советской республике не пришлось изобретать велосипед, она жала изо всех сил на те же самые педали, постепенно вводя всё новые и новые знаки отличия: заслуженный артист, народный артист, заслуженный деятель искусств, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии, лауреат Ленинской премии. А сколько возникло других способов поощрения!
Иногда они связывались с материальными благами, что, кстати, вовсе не означало, будто сам лауреат получал кругленькую сумму: деньги чаще тратились на рекламу, приглашения, сувениры, телевидение, банкет, аренду зала и т.д и т.п., я знаю это не с чужих слов, а, к сожалению, по собственному опыту.
В начале 90-х годов один весьма ответственный чиновник пригласил меня по серьёзному вопросу, а в конце как бы между прочим показал ходатайство, подписанное выдающимися деятелями искусства столицы, с просьбой о выделении колоссальной суммы для проведения очередного театрального праздника.
– Ну, если у вас есть такая возможность, почему бы и не побаловать мастеров сцены?
– В том-то и дело, что к мастерам сцены эти деньги никакого отношения иметь не будут. Они совершенно никому не подотчётны, ибо тратятся исключительно по усмотрению устроителей на оформление церемонии и сам банкет. Такие письма рассылаются по десяткам адресов в надежде, что где-то что-то и удастся получить. Обратите внимание: в конце письма обязательно стоит слово «согласовано» и размашистые подписи, которые стоят от пяти до десяти процентов от общей суммы. Таким образом, 20–25 процентов надо сразу снять, а остальные как-то поделить между своими: автором сценария, режиссёром, художником, ведущим. Так что бенефицианту достаются крохи с барского стола, и то если достаются…
В середине 50-х годов в Москве придумали праздник «Московская театральная весна», в котором могли участвовать все профессиональные театры. Как правило, коллектив выдвигал один из спектаклей текущего сезона, который рассматривало большое жюри, куда входили актёры, режиссёры, сценографы, композиторы, критики и представители трудовых коллективов. Больше 20 лет жюри возглавлял М.И. Жаров, а позже – Р.Д. Нифонтова. Споры велись горячие, но в конце концов жюри принимало решение большинством голосов, которое затем согласовывалось (или не согласовывалось) различными инстанциями. Случалось, что премии получали спектакли, которые и не обсуждались: такие «коррективы» вносили инстанции. Все к этому так привыкли, что уже перестали удивляться: спорить с анонимным оппонентом бесполезно. По молодости лет я и мои коллеги, входившие в различные жюри, пытались как-то сопротивляться, но со временем все как-то «повзрослели» и поняли, что плетью обуха не перешибёшь.
